– Мам, ты чего, – выглянула Катюшка из своей спальни. – Болит что-то?

– Все болит, ничего не помогает. Мать твоя братская развалина, сейчас два шага сделает и рассыплется, – ответила я.

– А почему два шага, а не один? – удивилась она.

– Чтобы тебе дальше за веником ходить, когда мои потроха собирать будешь – рассмеялась я.

– Ну, мам, – она скорчила скорбную мордочку.

Вышла из дома. Ирина намывала беседку. Посмотрела на нее, над головой вертелось небольшое розовато-серое облако, образуя воронку. Из него периодически вылетали маленькие молнии и били мух. Одна все время уворачивалась, а остальные две ползали полудохлые по голове. Быстро сработало, дня два или три – и все уже чисто будет.

– Утро доброе, – крикнула она мне и помахала тряпкой. – Вот решила беседку помыть. Ее бы покрасить не мешало. Краска есть?

– Нет, – ответила я, морщась от боли.

– А если найду? – засмеялась она.

– Ищи, – махнула рукой на сараи.

– Крышу тут подлатать надо, в идеале новое покрытие постелить.

– Ирина, на беседку денег не запланировано, мне еще за дом рассчитаться надо, – сказала я с сожалением.

– Сколько надо?

– У тебя все равно их нет.

– Будут, машину продам, у меня все равно права отобрали. Получу назад, тогда новое авто куплю, – ответила она с явным намерением дать мне взаймы. – Так сколько?

– Сто пятьдесят тысяч, – ответила я.

– Разберемся, – махнула она рукой и принялась дальше намывать беседку.

Я отправилась в свои сарайки к своей скотинке.

Завтрак был простой, без излишеств и мудреной готовки: яйца вкрутую, сыр, сливки в пиалушке, варенье, хлеб и конфеты, которые привезла Ира.

– Ну прямо, как в турецком отеле, – засмеялась женщина, намазывая сливки на кусочек хлеба.

– Ага, шведский стол, – я криво усмехнулась.

– Ты чего такая смурная, спала плохо? – поинтересовалась она, отхлебывая чай.

– Спала нормально, вот только после вчерашних грядок болит все, – ответила я, посмотрев на нее исподлобья.

– А я ничего, огурцом, – бодро вещала Ирина.

– Зеленая и в пупырышку? – хихикнула я.

Она рассмеялась.

– Снилось тебе что? – спросила то, что меня волновало.

– Зомби. Представляешь, лезут ко мне, ручки свои поганенькие тянут.

– Кто-нибудь был знакомый? – продолжила ее выспрашивать.

– Ага, гендиректор, свекровь, Женька, подруженция моя, экономистка наша, мой помощник. А, вспомнила, еще соседка. Приснится же такое. Такие страшные, кожа на них клочками, бррр, гадость какая, – она дожевала свой бутерброд с вареньем и сливками.

– Н-да, – ответила я. – Еще и гендиректор. Ему-то ты чем насолила? С этими все понятно.

– Не знаю, может, родственника своего на мое место поставить хочет или приятелю должность нужна, – пожала она плечами. – Ты хочешь сказать, что все они причастны к моему состоянию?

– Угу, – задумалась я.

– Может, мне завтра на работу не ходить? Да и как я пойду, у меня ни одежды нет нормальной, кроме этих треников, разжирела, ничего не лезет. Вид у меня затрапезный, голова-то в каком виде, ногти, – она показала обломанный нарощенный маникюр, который уже порядком сошел. – Ногти надо было еще два месяца назад снимать. Они же когда меня такую увидят, возрадуются, что меня победили, – она отвернулась, и у нее по щекам потекли слезы.

– Спокойствие, только спокойствие, как завещал великий Карлсон. У меня машинка для стрижки есть, модельную стрижку не обещаю, но ровно будет. Уберем твои кусты на голове и сделаем ровный газон. Голова у тебя правильной формы. Про ногти надо у Марины-продавщицы спросить, может, тут кто-то и делает. У меня полный шкаф новой одежды, может, и подберем тебе что-нибудь, – произнесла я с вдохновением.

– Про обувь забыла, – показала она ноги в розовых кедах.

– У тебя что, переобувки на работе нет? Доедешь до работы в них, а там переобуешься.

– Точно, а я совсем забыла, – кивнула она.

– Только ты туфли сразу на ноги в офисе не натягивай, посмотри внутрь, может там какой сюрприз лежит, – предупредила ее.

– Да ладно. Думаешь? – удивилась она.

– Легко.

После завтрака мы принялись улучшать тюнинг Ирины. Прошлась по голове машинкой, все боялась, что меня либо «муха» укусит, либо облачко шибанет по руке. Но все обошлось. Оставила ей ежик в полтора сантиметра. Кстати, ей шла такая стрижка. Предложила ей собрать волосы и сжечь, в знак прощания с прошлым.

В бабушкином шкафу нашла костюм цвета фуксии Ириного размера, белую классическую сорочку и юбку-карандаш черного цвета. Притащила все в домик.

– Ну-у-у, это все какое-то допотопное, хоть и новое и с этикетками, – протянула она, разглядывая вещи.

– Не в бутике, не выпендривайся, – ответила я. – Лучше, чем твои спортивки.

– Да пофиг, – она натянула на себя костюм цвета фуксии.

– Ой, а у меня же зеркала в доме нет, куда же ты посмотришься? – вспомнила я такую особенность дома.

– Как нет? Совсем нет? – удивилась она.

– Только в ванной маленькое.

– Удивительно. Не переживай, здесь есть.

Мы вышли с ней в комнату между баней и летней кухней, и она закрыла дверь. На ней красовалось зеркало в полный рост.

– Слушай, но так неожиданно, – она покрутилась около зеркала. – Это не смотрится допотопщиной, очень хорошо. Сейчас модно именно это. И цвет такой ядреный. Прям ух. И даже кеды в тему, – засмеялась она.

Затем она померила классическую рубашку и юбку-карандаш. Все село так, как будто тут и было.

– Мне нравится, – посмотрела Ира на себя в зеркало. – Можно я все заберу?

– Бери, мне это все равно большое, да и ни к чему.

Через Марину нашли девочку маникюрщицу, которая за определенную плату привела Ирины руки в порядок.

– Чудесно, – разглядывала свой новый маникюр женщина. – И дешево как.

Возвращаемся с Ириной домой, а около забора стоит Юлина машина.

– К тебе снова гости, – сказала Ира.

– Ну да.

Юля увидела нас и выпрыгнула из автомобиля.

– Привет, – радостно поприветствовала нас. – Извини, что без звонка, но я по делу. Я быстро.

Над ее головой висела черная туча, с нее свисали тонкие нити, которые пронизывали ее лицо, шею и уходили куда-то вниз под одежду.

– Ира, ты иди. Мне с человеком поговорить надо, – открыла я калитку.

Женщина шмыгнула во двор и закрыла за собой дверь. Сестрица с ухмылкой ее проводила.

– Здравствуй, Юля. Что тебя ко мне привело?

– Что, даже в свою беседку не пустишь? – спросила она с вызовом.

– Ты же сказала, что быстро. Вот решила тебя и не задерживать.

– Мне платок на голову нужен. У тебя лишнего нет? А то я свой где-то посеяла, а в церковь без него не пускают, – ответила она, опустив глаза в землю.

– Юля, ты чего удумала? Тебе проклятья мало, ты добавить решила, закрепить, так сказать? К бабке Нине ходила? Скоро Пасха, соборование можно провести, может, и поможет, – стала ее ругать и уговаривать, чтобы не торопилась.

– Она мне ребеночка обещала, – отвернулась она.

– Почему она сама себе ребеночка не сделала? Ты ее не спрашивала? После Пасхи свои черные дела делать будешь, если не будет эффекта от церковного обряда, – дальше стала ее уговаривать.

– Вот на Пасху и надо ритуал проводить, она так сказала.

– Думаешь, тогда проклятье отступит? Ты еще после больницы не окрепла, ребенка родишь, а сама помрешь. Кому твое дитя нужно будет?

– Не кудахчи. Так ты мне дашь платок или нет? – оборвала она меня.

– Юля, у меня вид неразумного человека? Ты на меня переклад решила сделать, а я еще и помочь тебе в этом должна, еще и радоваться за тебя, какая ты умница-разумница. Только тронь мою семью, я тебе голову с седалищем местами поменяю, – прорычала ей в лицо.

Она скривилась вся.

– Ой, здравствуйте, тетя Агнета, – услышала я знакомый детский голосок.

Повернулась на голос. Настя шла ко мне навстречу и вела за руку высокого бородатого мужчину, который улыбался во все свои имеющиеся зубы. Они несли тортик и конфеты.