Родионов кивнул и устало вздохнул, провел рукой по щеке.

— Сейчас позвоню в клинику. Она наверху?

— Спит. Мы были в спальне... Настя просила не покидать ее стен, но Демид проголодался… Я не стала ее будить, чтобы спросить разрешения...

Не знаю, зачем оправдывалась перед ним, но после всего, что сегодня случилось, я чувствовала себя отвратительно. Лишней и неуместной, на месте Родионова тотчас же отослала бы такую куда подальше. Может быть, именно это и стало бы выходом из сложившейся ситуации? Была уверена, что теперь он всерьез задумается над тем, что я создаю одни проблемы, от которых хорошо бы держаться как можно дальше. Нам обоим следовало придерживаться этого правила и изначально не приближаться друг к другу.

Мужчина вернулся на кухню спустя десять минут, протянул руки и взял мальчика, прижимая к себе. Хотелось потереть глаза, чтобы развеять эту картину и вытравить ее из головы. С ребенком на руках Родионов выглядел… совершенно иначе. Его лицо преобразилось и стало не таким строгим, словно он сбросил несколько лет.

— Иди к себе, Катя, дальше я сам. С минуты на минуту приедет няня и врач.

Он умел управляться с младенцем? Мне хотелось еще побыть с ребенком, так как боялась оставаться одна, но кто я такая перечить хозяину дома и человеку, от которого зависела моя дальнейшая жизнь? Поставив бутылочку в посудомойку, направилась наверх. Присела на кровать, а затем и легла, даже не переодевшись. Этот день вымотал меня. Еще утром было столько планов, а теперь я не знала, чего ждать. Хотелось плакать, но слез не было. Я сжалась в комок и закрыла глаза. Если папу убьют... Нет, я не смогу пережить еще и эту потерю. Так хотелось, чтобы он сейчас оказался рядом и обнял, успокоил, сказал, что ничего страшного не случилось, а он все так же сильно любит меня, но это было невозможно.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​В полудреме я услышала, как открылась дверь, раскрыла сонные глаза и села в кровати, уставившись в темноту.

Родионов прошел в комнату и подошел к окну. Стоял ко мне спиной и долго смотрел перед собой, широко расставив ноги. Это молчание меня сильно пугало, но еще страшнее было произнести хоть одно слово. Наконец, он повернулся и сел в кресло напротив меня. На мощных плечах натянулась черная рубашка из-за того, что он положил локти на колени. Родионов сканировал меня цепким взглядом. Сейчас я была перед ним, как открытая книга. Все чувства, да что там, и вся душа была нараспашку перед ним. Бери все, что хочешь. Наноси удары. Вытирай ноги, только не лишай надежды... 

Наверное, мужчина тоже это понимал, как и то, что я полностью завишу от его решений.

Молчание между нами затянулось, оно давило на меня. Я схватилась за виски, не в силах больше выдерживать тяжелый взгляд, и опустила глаза. Родионов уже все обдумал и принял какое-то решение. Именно поэтому он здесь?

— Не нужно ни в чем себя винить, Катя, – его голос в тишине звучал спокойно, но сильно. – Эти люди выполняли свою работу. Они рискуют, как и ты, находясь со мной. Никто не застрахован от подобного. Теперь ты понимаешь, зачем необходима охрана и почему я так пекусь о безопасности. Поэтому Настя с ребенком живут со мной, и я не отпускаю их от себя. Они – мое уязвимое место. Такое же, как и твой отец для тебя.

Я все понимала, тем не менее была не в праве ничего от него требовать. Такие, как я и мой отец, не имели права голоса в его мире. Мы были мелкими песчинками. Но сейчас наши с отцом жизни были в руках Родионова. Проблема заключалась в том, что мужчина считал меня причастной к покушению на свою жизнь, а в полиции лежало его заявление, ожидая своего часа. Ирония судьбы, не иначе. Только я к этому всему не имела никакого отношения! По собственной глупости увязла в запутанной паутине и никак не могла из нее выбраться. Бессмысленно измерять и взвешивать, чья боль была сильнее в данный момент, но смерть отца меня сломает. После такого я не оправлюсь. И буду до конца дней винить себя в его гибели. Родионов не мог этого не понимать. Как и не должен был входить в мое положение. Не должен никем и ничем рисковать ради меня. Наверное, пришел сказать, что вышвырнет из своей жизни, восстановив справедливость? Только... как мне потом с этим жить? Гуманнее было достать пистолет и сразу пристрелить.

Я судорожно втянула в себя воздух и подняла голову, выдерживая его взгляд. Этот переломный момент рано или поздно должен был произойти.

— Я дал отмашку юристу.             

На мои глаза навернулись слезы. Только легче от его слов не стало.

— Я не привык доверять людям, Катя. Но научился в них хорошо разбираться. Ты останешься со мной, потому что так для тебя безопаснее. Возможно, впоследствии я пожалею о своем решении на счет тебя, а ты не окупишь этого доверия. Но это только мои риски.

— А сестра? Ты сказал, что она и ребенок – твое уязвимое место… – голос вдруг стал слабым и шелестящим.

— Как только Насте станет лучше, я отправлю их с Демидом за границу. Мой дом хорошо охраняется. Никто не будет совершать налетов или затевать беспредел. Я найду управу на Агафонова, но без привлечения дела твоего отца. 

Он поднялся на ноги, медленно приблизился ко мне и взял за подбородок, заставив поднять голову и посмотреть на него.

— Если ты хоть что-то знаешь, но скрывала, боясь моей реакции, или тебе известны имена людей, которые стояли за тем покушением, скажи сейчас. Пока не поздно. Я не стану причинять тебе вреда, – взгляд был жестоким и холодным.

Во рту мгновенно пересохло, сильно закружилась голова от напряжения. Он смотрел мне в лицо. Черные глаза были слегка расширены, словно пытался заглянуть ими в самую душу.

— Мне ничего не известно, – ответила чистую правду тихим голосом, потому что в полный голос говорить было страшно.

— Хорошо, Катя, – сказал он, прожигая меня темным взглядом.

Погладил по лицу, но эта ласка не была нежной, не покидало ощущение, что за этим напускным спокойствием скрывались совсем другие чувства. Я покрылась с ног до головы холодными мурашками, ожидая от него в это мгновение все, что угодно. Даже, возможно, боли.

— Отдыхай, – сказал он и вышел из комнаты, оставляя меня одну.

Родионов наступил на горло своим принципам, принимая это решение... Ради меня? Я была ему небезразлична? Это не укладывалось в голове, но другого объяснения просто не было.

Катя                       

— Может быть куда-нибудь сходим? – спросила Таня и поправила красивый шарфик на шее, смотря на себя в отражении стеклянной витрины. – В прошлый раз ведь отлично посидели. Кстати, что за отгул? Я видела сегодня приказ на твоем столе...

Мы стояли на улице, погода была теплая и комфортная для октября. Я перевела взгляд на машину, которая ждала меня у входа. Родионов, наверное, пришел бы в бешенство от моей новой вылазки, но я не хотела его злить или выводить на эмоции. После того разговора мы не виделись несколько дней, а эта прогулка и вечер в обществе Тани вполне могла быть им расценена так, словно жажду его внимания. Но я, и в самом деле, мечтала о внимании мужчины, но еще больше хотела разобраться в своих чувствах к нему. А в том, что они были, я теперь не сомневалась.  

— Нет, в следующий раз, – улыбнулась Тане. – А отгул… Хочу заняться здоровьем, – ответила правду.

Мы попрощались, и я направилась к машине. Чувствовала упадок сил по ряду причин: плохо спала, много тренировалась, без конца думала о Диме и отце. Даже без юриста Родионова и его вмешательства в то дело для меня было очевидно, что о спокойной жизни можно забыть.

— Добрый вечер, Денис, – поздоровалась с водителем.

Он возил меня всю неделю. Марат временно был приставлен к Насте. Не знаю, в связи с чем такие перестановки, но после той аварии многое изменилось. Весть, что Никита не выкарабкался и умер, стала для меня еще одним ударом. Я практически никого не знала из пострадавших ребят, но было так несправедливо, что жизнь Кости и Никиты прервалась в самом расцвете сил...