— Тот чувак в баре сказал, мол, от этой штуки даже гремучие змеи выскакивают из шкур, — сообщила Крикет, показывая бутыль с коричневой жидкостью. — Я ответила, что как раз для этого она мне и нужна.

Я протянула ей руку. Она сердито зыркнула, но ответила рукопожатием. Она была упакована с головы до ног в гротескный костюм героев вестернов, от белой ковбойской шляпы "Стетсон" и до сапог из кожи ящерицы, на высоком каблуке, усеянных множеством жемчужных пуговок вперемежку с кожаной бахромой. Казалось, она вот-вот выхватит из-за спины гитару и разразится руладами из "Прохладной воды"[55]. Довершали странный наряд элегантные светлые усики.

Крикет налила мне выпить, а я заметила:

— Терпеть не могу сборную солянку.

— Я тоже, — призналась она. — Я, как ты, не сторонница смешения стилей. Но дочка подарила мне эти усы на день рождения, так что я решила, надо бы поносить их несколько недель, пусть ей будет приятно.

— Не знала, что у тебя есть дочь.

— Ты многого обо мне не знаешь. Она сейчас в том возрасте, когда начинают впервые задумываться о половой принадлежности. Мать одной из её подруг недавно сменила пол, и теперь Лайза твердит мне, что ей хочется, чтобы я немного побыла папой. И, чёрт побери, усы подходят к этим манаткам.

Крикет пошарила в кармане, выудила бумажник и показала мне фотографию девочки лет шести, юной и невинной копии мамы. Я поупражнялась в комплиментах, но недолго — Крикет прервала меня с презрительной гримаской:

— О, заткнись, Хилди! Твоя "любезность" только напоминает мне, почему ты так ведёшь себя, паршивка.

— Трудно было вырваться со студии?

— Они здорово меня отделали. Выбили передние зубы, сломали несколько пальцев. Но прибыли силы быстрого реагирования и всё сфотографировали, и теперь грубияны беседуют с моими адвокатами. Думаю, за это — я имею в виду, за своевременное спасение — мне следует благодарить тебя.

— Не стоит благодарности.

— Не бойся, не дождёшься.

— Удивляюсь, как это мне удалось так легко тебя провести.

Крикет достала две стопки и плеснула в них своего средства для снятия шкур с гремучих змей, потом метнула в меня странный взгляд:

— Сама удивляюсь. Ты, наверное, можешь себе представить, я размышляла над этим. Думаю, дело было в Бренде. Должно быть, я понадеялась, что она так или иначе придержит тебя. Толкнёт под локоть, когда дело дойдёт до грязных поступков.

Она протянула мне стопку, и мы выпили. Крикет поморщилась, я же успела слегка привыкнуть к подобной гадости — хотя она всегда идёт тяжело.

— Понимаешь, всё это бессознательно, — продолжила Крикет. — Но я думала, что ты замешкаешься, учитывая, насколько очевидно её уважение к тебе. И в ожидании, пока проявится это уязвимое местечко, я совершила большую ошибку — повернулась к тебе спиной, сукин ты сын.

— Достаточно просто суки.

— Я знаю, что говорю. Я думала о Хилди-мужчине, которого знала. Он бы заколебался.

— Это смешно!

— Может быть. Но, думаю, я права в том, что перемена пола — почти всегда больше, чем просто трубы переткнуть и сменить уборную. Всё остальное тоже меняется. Ты застала меня врасплох: я думала о тебе как о мужчине, который обязательно совершил бы глупость в присутствии малолетней киски — а не как о безжалостной п…де, в которую ты превратилась.

— Между мной и Брендой никогда не было ничего подобного.

— Ох, я тебя умоляю. Конечно же, я знаю, что ты ни разу ей не впендюрила. Она мне рассказала. Но мужчина всегда держит в голове возможность перепихнуться — как женщина ты это знаешь. И пользуешься этим, если у тебя есть хоть капля мозгов, как пользуюсь я.

Не могу сказать, что она была совсем не права. Я знаю, что для меня перемена пола — нечто более глубокое, нежели просто новая внешность. Меняются и некоторые взгляды, и точка зрения. Не слишком сильно, но достаточно, чтобы в некоторых ситуациях повести себя иначе.

— Но ты-то с Брендой спишь, не так ли? — спросила я, слегка удивляясь.

— Конечно. А почему бы нет? — Крикет выпила ещё и покосилась на меня, затем встряхнула головой:

— Ты во многом хороша, Хилди, но не слишком хороша с людьми.

Не уверена, что до меня дошло, о чём это она. Не то чтобы я была не согласна, просто не уверена, что она имела в виду. И продолжила речь о Бренде:

— Это она прислала тебя сюда?

— Она помогла мне прийти. Я бы и сама собралась — посмотреть, правда ли мне хочется оставить на твоём черепе несколько новых зарубок. Поначалу так и хотела — но чего ради? А Бренда о тебе беспокоится. Она сказала, тебя страшно потрясло то, что Сильвио умер у тебя на руках.

— Потрясло. Но она преувеличивает.

— Возможно. Она молода. Но, признаюсь, меня застало врасплох твоё увольнение. Ты говорила, что хочешь уйти, чуть не с первого дня нашего знакомства, и я решила, что это опять всего лишь разговоры. Ты и вправду собираешься корячиться здесь до конца своих дней? Что ты собираешься делать, когда закончишь свою хибару? Овощи выращивать? — она обвела кислым взглядом засушливые окрестности. — В конце концов, что ты тут можешь вырастить-то?

— По большей части волдыри и мозоли, — показала я свои руки. — Подумываю, не выставить ли их на сельской ярмарке.

Крикет снова налила себе, закупорила бутыль и протянула мне. Свою стопку она осушила залпом:

— Спаси меня господи, похоже, мне начинает нравиться это пойло.

— Не собираешься ли ты упрашивать меня вернуться к работе?

— Бренда хотела, чтобы я попробовала, но я ответила, что не собираюсь портить тебе карму. У меня плохое предчувствие насчёт тебя, Хилди. Не знаю, в чём именно дело, но как репортёр ты пережила полосу невероятного везения. Я имею в виду истории с Дэвидом Землёй и Сильвио.

— Ну, самим Дэвиду и Сильвио не слишком-то повезло.

— Кому какое дело? Я о том, что у меня предчувствие: тебе придётся за всё это заплатить. Тебя ждёт полоса невезения.

— Ты суеверна.

— И бисексуальна. Смотри, сегодня ты узнала обо мне три новости.

Я вздохнула и погрузилась в размышления, не выпить ли ещё, хотя знала, что если выпью — свалюсь с крыши.

— Хочу поблагодарить тебя, Крикет, — изрекла я наконец, — за то, что припёрлась сюда, в этакую даль, чтобы сказать мне, что меня сглазили. Девчонкам время от времени нужно слышать подобное.

Она осклабилась:

— Надеюсь, я испортила тебе день.

Я махнула рукой на отчаянное запустение вокруг:

— Как тут можно хоть что-нибудь испортить?

— Готова признать: сделать всё это хоть капельку хуже, наверное, даже не в моей потрясающей власти. Так что я пойду, вернусь в блистающий, волшебно очаровательный, сумасбродный водоворот моей жизни и оставлю тебя томиться в компании ящериц — и добавлю только вот что: действительно, Бренда права, у тебя есть друзья, и я одна из них, хотя и представить не могу, почему, и если тебе что-нибудь понадобится, свистни — может быть, я приду, если не найду чем другим заняться.

С этими словами Крикет наклонилась ко мне и поцеловала.

Говорят, если достаточно долго пробыть в каком-то одном месте, то туда рано или поздно придут все, с кем вам когда-либо довелось встречаться. Я поняла, что это, скорее всего, правда, когда увидела, как по тропинке к моей хижине с трудом карабкается Уолтер. Я терялась в догадках, что могло привести его в Западный Техас, кроме как соединение в цепь математических маловероятностей в ничтожных пропорциях. Либо это, либо Крикет и Бренда были правы: у меня есть друзья.

Впрочем, о последнем мне не было нужды беспокоиться.

— Хилди, ты негодная прогульщица! — крикнул Уолтер издали, метров с трёх. Ну и видок был у него… Не думаю, что он хоть раз в жизни бывал в исторических парках. Можно только с ужасом представить, какие титанические усилия потребовались, чтобы убедить его, что в Техасе ему нельзя ходить в том же, что у себя в офисе, а придётся раздеться догола или облачиться в наряд, соответствующий времени. Ну-уу, не оголился бы он ни в коем случае, и я решила возблагодарить Великого Духа за то, что уберёг меня от душераздирающего зрелища. При виде нагого Уолтера у канюков и сарычей пропал бы аппетит. Так что из весьма ограниченного (для его-то размера) ассортимента магазина одежды для туристов он выбрал миленький костюмчик, стиль которого в общих чертах напоминал одеяние игрока на речных судах[56]: чёрные штаны, жакет, шляпа и сапоги, белая рубашка и галстук-ленточка, разукрашенный алыми и тёмно-бордовыми "огурцами" жилет с золотой каймой и с латунными часами в кармашке. Пока я разглядывала его, последняя пуговица на жилете не выдержала и отлетела, отрикошетив от скалы со звуком, знакомым любителям старых вестернов, а пуговицы на рубашке остались сдерживать натиск плоти в одиночку. Ткань между ними разошлась, открыв ромбики бледного волосатого тела. Пряжка ремня была погребена под массивными наплывами жира. По лицу главреда струился пот. Но в общем и целом Уолтер выглядел лучше, чем я от него ожидала.