— ГК, а что я выручу за это?

У ГК очень хорошо получается возобновлять разговоры, прерванные несколько часов, недель и даже лет назад, но на этот раз мой вопрос был чересчур расплывчат. И всё же он замечательно угадал:

— Ты об утреннем туалете рта?

— Да. Я всё обдумала. Ты проделал работу, но потом отдал её результат, не спросив моего совета. Есть ли какой-нибудь способ заработать на этом?

— Изобретение классифицировали как оздоравливающее, так что стоимость его производства будет добавлена к медицинскому налогу, который платят все на Луне. Плюс небольшая прибыль, которая пойдёт тебе. Но она тебя не обогатит.

— И никому не позволено выбирать. Ты получаешь наноботы, хочешь того или нет.

— На случай возражений я разработал нанобот нейтрализующего действия. Но до сих пор никто не возражал.

— И всё же для меня это по-прежнему звучит как заговор. Если питьевая вода нечиста, то что чисто?

— Хилди, в городском водопроводе Кинг-сити столько всего, что воду практически можно притягивать магнитом.

— И все эти добавки ради нашего же блага.

— Похоже, ты сегодня не в настроении.

— С чего бы? Во рту у меня чудесно!

— Если хочешь знать, нововведение одобрено более чем девяноста девятью процентами населения. Тем не менее, наиболее предпочитаемый аромат — нейтральный с лёгким оттенком мяты. И ещё обнаружилось неожиданное преимущество: благотворное воздействие продолжается целый день.

"А ведь он победил запах изо рта", — мрачно осознала я. Как мне к этому относиться? Радоваться? Я вспомнила, как Лиз прошлой ночью обдавала меня кислым перегаром джина… Неужели даже у пьяниц дыхание должно быть свежим, как у младенца? Я была чертовски уверена, что нет, в этом вопросе я была упряма, как вздорная старуха, ответ был очевиден даже мне. Но, чёрт побери, я ведь и есть старуха, и частенько бываю вздорной. Я давно заметила, что с возрастом становлюсь всё менее терпимой к переменам, будь они к лучшему или к худшему.

— А каким образом ты меня слышишь? — спросила я, пока размышления о вечно меняющемся мире не погрузили меня в слишком уж мрачную пучину.

— Радио, которое ты отключила, служит для связи между скафандрами. Но твой скафандр также отслеживает твои жизненные показатели и при необходимости передаёт их. А когда ты пользуешься голосовым доступом, он определяется как экстренный вызов, хотя и не требующий помощи.

— Так что я никогда не выпадаю из-под защитного покрова твоей вечной бдительности.

— Он обеспечивает твою безопасность, — ответил ГК, и я приказала ему убираться.

Когда Армстронг и Олдрин отбыли с миром навстречу всему человечеству, представлялось, что место их приземления будет оставаться неизменным в космическом вакууме хоть миллион лет, если потребуется. И неважно, что при взлёте реактивная струя опрокинула флаг и сорвала золотую фольгу с площадки приземления. Следы астронавтов должны были по-прежнему остаться нетронутыми. И они остались. Сотни следов складываются в безумные узоры в пыли, ведут прочь от посадочного модуля, возвращаются к нему, и ни один не достигает галереи для посетителей. Никаких других следов не видно. Смотрители музея почти ничего не изменили в историческом месте, только заново установили флаг и подвесили на невидимых тросах, в сотне футов над площадкой приземления, ракетную ступень. Это не настоящая ступень с "Аполлона-11", подлинник давно был брошен на орбите и разбился.

Но зачастую вещи не таковы, какими кажутся.

Нигде в свободном доступе вы не найдёте книг, ни на одной поясняющей табличке и ни в одном аудиовизуальном сопровождении музейных экспозиций не встретите упоминания о той ночи сто восемьдесят лет назад, когда десять студентов из братства "Дельта Хи Дельта"[41] Лунного филиала Университета прикатили на базу на велосипедах. Прошло совсем немного времени после Вторжения, и тогда это место не охранялось так, как сейчас. Посадочная площадка была отгорожена обычными канатами, даже центра для посетителей не существовало — первое время после Вторжения лунным жителям было не до подобной роскоши.

Дельтовцы опрокинули посадочный модуль и оттащили футов на двенадцать в сторону. Колёса их велосипедов затёрли большую часть следов. Ребята собирались стащить флаг и повесить у себя в общежитии… но один из них вылетел из седла, разбил стекло гермошлема и присоединился к хору молящихся за нас на небесах. В то время скафандры не были такими прочными, как сейчас, и подвижные игры в них оказались неудачной затеей.

Но не стоит волноваться. Базу Спокойствия описывает больше документов, чем любое другое явление за всю историю истории. Существуют десятки тысяч фотографий, в том числе прекрасно детализированные снимки с орбиты. Команды студентов-селенографов потратили целый год на восстановление базы. Каждый квадратный метр её территории тщательно исследовался, велись жаркие споры о том, в каком порядке оставлены какие следы, затем два парня вышли на поверхность в обуви, повторявшей рисунок на подошвах ботинок скафандров с "Аполлона", и потоптались вокруг. Каждый их шаг замерялся лазером, а когда они закончили следить, их подняли лебёдками. Раз, два — и готово! Можно выдавать историческую реконструкцию за подлинник. Это не секрет, но знают о нём очень немногие. Наведите справки сами.

Я почувствовала, как чья-то рука включила радио на моём скафандре.

— Надо же, ты тоже здесь! — раздался голос Лиз.

— Какое совпадение! — подыграла я, помня, что ГК всё слышит.

Королева пристроилась рядом со мной, так же облокотившись на перила и устремив взгляд на лунную равнину. На противоположной стороне круглой галереи для посетителей я различила тысячи людей, смотревших на нас через стекло.

— Я частенько бываю тут, — сообщила Лиз. — А ты согласилась бы отправиться за полмиллиона миль в этакой жестяной игрушке?

— Я в ней и полуметра бы не проехала. Уж лучше путешествовать на детском попрыгунчике.

— В те дни жили настоящие мужчины! Ты когда-нибудь об этом задумывалась? На что это было похоже? Они едва могли повернуться в этой посудине. Один из них сумел дотянуть до Земли даже наполовину развороченный взрывом корабль.

— Да. Об этом я думала. Хотя, быть может, не так много, как ты.

— Так подумай ещё раз! Знаешь, кто был настоящим героем? Как я считаю? Добрый старина Майк Коллинз, несчастный болван, что проторчал всё время на орбите. Тот, кто разрабатывал план высадки, забыл как следует продумать его роль. Предположим, что-то пошло не так, предположим, модуль разбился и двое других мгновенно погибли. И Коллинз остался один-одинёшенек на орбите, предоставленный самому себе. Как ты себе представляешь, как с этим справиться? Никакой торжественной встречи Майк не дождался бы. Его уделом стало бы в лучшем случае присутствовать на поминальной службе, а потом до конца дней своих жалеть, что не погиб вместе с товарищами. Славу козла отпущения целой нации — вот что бы он заслужил.

— Да, это мне в голову не приходило.

— Но предположим, всё сложилось удачно — и действительно сложилось, хотя я до сих пор не представляю, как — и чьим же именем назвали Планетарный Парк? Разумеется, в честь парня, который так испоганил "первую речь" с лунной поверхности[42].

— Думаю, она просто исказилась при передаче.

— Я тебя умоляю! Само собой, если бы мне пришлось произносить речь, зная, что два миллиарда людей ловят каждое слово, я бы тоже могла напортачить. Это, наверное, было пострашней, чем думать о смерти — в любом случае, умирать не так страшно, когда знаешь, что на твою смерть все смотрят, и надеешься, что если экспедиция провалится, то не по твоей вине. Этот маленький опыт обошёлся в двадцать, тридцать миллиардов долларов — и в то время, когда миллиард ещё считался крупной суммой.

Для меня миллиард по-прежнему считался крупной суммой, но я не стала прерывать болтовню Лиз. Это было её шоу — она привела меня сюда, зная только, что мне нужно кое-что сказать ей по секрету от ГК. Я была в её власти.