— Поверьте мне на слово, это просто чудо, что мы вообще хоть что-то выпускаем в прокат!

— Приятно видеть женщину, которая счастлива своей работой, — изрек я.

Она обернулась на мой голос.

— Хилди, — спросила Крикет, — ты знаком с принцессой Сакс-Кобургской? Она возглавляет отдел спецэффектов на киностудии "НЛФ".

— Мы знакомы.

Принцесса непонимающе нахмурилась, глядя мне в лицо, потом внезапно узнала. Она сползла со стула, слегка пошатываясь, подошла ко мне, сунулась мне носом в самое лицо и процедила:

— Конечно, знакомы. Ты сбежал с меня несколько минут назад. Нехорошо так вести себя с дамой!

С близкого расстояния я наконец сумел разглядеть, чем же мне показались странными ее глаза. Принцесса носила старинные проекционные линзы — два маленьких круглых плоских телевизионных экрана, закрепленных поверх роговицы. Я смог различить даже колечко солнечных батареек, от которых линзы питались, и крохотные пятнышки микрочипов, где хранилось изображение.

Эти линзы появились на рынке перед самым Вторжением и продавались под самыми разными торговыми марками, но прижилось из всех их названий только одно: "соблазняющий взгляд". В конце концов, оно было самым правильным: несмотря на то, что линзы могли отражать самые разнообразные настроения, — если лицо другого человека настолько близко от вас, что вы можете рассмотреть микроскопические картинки на линзах, то настроение, которое вам нужно, это, скорее всего, сексуальное возбуждение. Самые скромные модели отражали неприбранную постель, романтическую сцену из старого фильма или даже, спаси господи, песчаный пляж и волны прибоя. Другие, менее претенциозные, показывали эрегированный член или влажные половые губы. Конечно же, существовали линзы и для других настроений, но в других случаях люди редко приближались друг к другу на расстояние, достаточное, чтобы различить изображение.

Я никогда бы не подумал, что проекционные линзы может носить такая каменная женщина, как принцесса. Создавали ее линзы весьма интересную иллюзию: они выглядели отверстиями, через которые можно было заглянуть в пустую голову. Там виднелись ошметки взорванного мозга, прилипшие к задней стенке, и трещины в черепе, через которые пробивался свет. А на концах оборванных нервных окончаний, перепутанных подобно виноградным побегам или растениям в джунглях, покачивались гроздья мультипликационных персонажей всех стран и народов, от Микки-Мауса до Бабы Яги.

То, что я увидел, выбило меня из равновесия. У меня в голове не укладывалось, что могло бы заставить человека так поступить с собственным мозгом. Размышления над причиной, почему это хочет сделать с собой принцесса, вскоре сменились другими — по какой причине я сам мог бы с собой это проделать, — а от них мои мысли стремглав понеслись в крайне нежелательном направлении. Пришлось мне отвернуться от принцессы… но тогда мне на глаза попался Эндрю МакДональд. Он торчал на другом конце бара, точно рыжеголовый ирландский альбатрос.

— Ты знаешь, что она Принцесса Уэльская? — обратилась ко мне Крикет. — Она первая наследница английского престола.

— И шотландского, и уэльского, — добавила принцесса. — Черт побери, а еще Ирландии, Канады и Индии. Я с полным правом могу потребовать власть над всей Британской Империей, буде представится случай. Если моя мать когда-нибудь умрет, все эти владения перейдут ко мне. Разумеется, если не принимать во внимание такую мелочь, как Пришельцы.

— За британцев! — провозгласила Крикет, и они чокнулись с принцессой.

— Я как-то раз встречался с королем, — сказал я, осушил свой стакан и грохнул им о стойку. Глубокая Глотка молниеносно убрал его и принялся готовить новый коктейль.

— Правда встречался? — переспросила принцесса.

— Он был другом моей матери. На самом деле, возможно, он и есть мой отец. Калли никогда не говорила мне и никогда не скажет, но они крепко дружили как раз примерно в нужное время. Так что, если вооружиться современными законами о внебрачных детях, у меня может оказаться больше прав на престол, чем у тебя.

Я зыркнул в сторону МакДональда. Альбатрос? Нет, черт возьми, он был хуже, чем зловещая птица, предвестник беды, хуже, чем буревестник или каркающий ворон! Он был Кассандрой[18]. Он был тропическим циклоном, зловонным дыханием, черной кошкой у меня на пути. Куда бы я ни направился, там обязательно появлялся и он, будто верный пес у ноги. Он был спущенной петлей на чулке моей жизни. У него были глаза змеи.

Я возненавидел его. Меня охватило острое желание заехать ему в нос.

— Думай, что говоришь! — предупредила принцесса. — Вспомни, что случилось с Марией Шотландской[19].

Я размахнулся и врезал ей по носу.

Она попятилась на резиновых непослушных ногах и приземлилась на пол. В наступившей тишине Крикет шепнула мне на ухо:

— Ты что? Она же пошутила.

На несколько мгновений в баре стихли все разговоры. Со всех сторон полные ожидания взгляды устремились в нашу сторону: здесь, в "Свинье", любят поглазеть на хорошую драчку. Я уставился на собственный сжатый кулак, принцесса прикоснулась к расквашенному носу и поднесла ладонь к глазам. Потом мы одновременно посмотрели друг на друга, и наши взгляды встретились. Принцесса вскочила с пола, набросилась на меня и принялась ломать все кости, до которых могла дотянуться.

Я ударил ее вовсе не за то, что она сказала или сделала: в тот момент я ударил бы кого угодно, кто подвернулся бы под руку. Но лучше б уж мне подвернулась Крикет… Для Принцессы Уэльской я был неподходящим соперником. Она превосходила меня и в росте, и в весе. У меня даже руки были сантиметров на десять короче. Но самое главное — последние сорок лет она занималась постановкой киношных драк, а посему знала назубок все разрешенные приемы и великое множество запрещенных.

Меня подмывает заявить, будто бы я все же нанес ей два-три неплохих удара. Крикет утверждает, что так и было, но, возможно, она просто привирает, чтобы меня успокоить. На самом деле я не слишком-то многое помню с тех пор, как ужасные белые зубы принцессы впервые вплыли в мое поле зрения, и до того самого момента, как я пропахал своим лицом метровую дыру в ковре.

Прежде чем врезаться в ковер, я протаранил стол, уставленный напитками, и ударной частью тарана также послужило мое лицо. До встречи со столом я находился в полете — и летел, как мне кажется, весьма проворно. Меня это даже позабавило, впервые за долгие минуты драки. Но как я умудрился взлететь, мне так и не удалось точно выяснить ни тогда, ни позже. С уверенностью можно заявить только, что меня каким-то образом швырнула принцесса, предварительно раскрутив за некую часть тела; по словам Крикет, это была лодыжка. Это объясняет, почему перед самым полетом мир принялся так быстро вращаться вокруг меня. Из всего, что было до этого, остались смутные воспоминания о том, как разлетелось вдребезги барное зеркало, кинулись врассыпную люди и брызнула кровь. А потом уже были полет и стол.

Я перекатился на спину и выплюнул ковровый ворс. Вокруг меня нервно переступали лошадиные ноги. Это были статисты-кентавры — я только что разломал их столик. Я решил, что должен угостить их всех выпивкой, но прежде чем успел это сделать, снова появилась принцесса, одной рукой подняла меня с пола за плечо, а окровавленный кулак другой отвела назад.

Но тут кто-то за ее спиной перехватил ее руку, и удара так и не последовало. Она выпрямилась и обернулась, чтобы посмотреть, кто дерзнул ей помешать. Я уронил голову на обломки стула и принялся созерцать ее бесплодные попытки ударить Эндрю МакДональда.

У нее не было никаких шансов преуспеть в этом. Но, чтобы осознать всю тщету своих усилий, ей потребовалось немало времени: кровожадная ярость помутила ей разум. Она сыпала удар за ударом, но все они либо приходились мимо, либо несильно задевали локти бойца, либо безболезненно отскакивали от его плеч. Тогда она пустила в ход ноги, но и пинки никак не достигали своей цели.