— Очень приятно, — сказала мама. — Чрезвычайно приятно. У нашего сына появились дела, о которых мужчина может рассказать только мужчине. Что ж, у меня больше вопросов нет.

Она стала ходить по комнате и, скрестив на груди руки, растирала плечи. Денис дрожал от нетерпения. Он затащил отца в ванную и закрыл на задвижку дверь. Показав на вентиляционную сетку, шепнул:

— Только тише, через неё слышно всё.

Николай Николаевич заговорщически нагнулся к его уху.

— Послушай, здесь шибко жарко, — сказал он. — Может, лучше в уборную запрёмся?

«У-у-у!» — загудела труба.

— Ты даже не представляешь! — проговорил Денис.

— Совершенно не представляю, — подтвердил Николай Николаевич, — как ты можешь так относиться к матери.

— Пап! — взмолился Денис. — Ты сейчас всё поймёшь!

— Ну, валяй, я слушаю, — сказал Николай Николаевич, пристраиваясь на краю ванны и вытирая со лба пот.

— Папа, ты узнал у старого льва, что такое «П 1000»?

— Это что, имеет какое-то отношение к твоему опозданию?

— В том-то и дело. Ещё не узнал, нет?

И Денис, торопясь и захлёбываясь, рассказал, какая история приключилась сегодня на полянке у дуба.

— Яшка — это такой с расплющенным носом? — спросил отец.

— Ну да.

— Фамилия Лещ?

— А ты его знаешь?

— Немного. Видать, хороший парень, этот твой Яшка Лещ. Ты себе друзей выбираешь что надо.

— А чего же его, высаживать? — буркнул Денис.

Николай Николаевич немного замялся.

— Это вообще-то, конечно… А у дома ты зря стоял. Там парадная проходная. Лещ вошёл с улицы, а ушёл через двор.

— Откуда ты знаешь?

— Специальность у меня такая, — сказал папа. — Как ты думаешь, он тебя, не заметил?

— Ты что!

— Уверен?

— Во! — чиркнул Денис пальцем по горлу.

— Предположим, — задумался Николай Николаевич и вытер со лба пот. — Предположим…

— А он на почте в ящик письмо не бросил? — спросил Денис.

— Вряд ли, — проговорил Николай Николаевич. — Стоит ли из-за этого в город ехать. Идём-ка.

Они вошли в комнату. Мама всё ещё зябко растирала плечи.

— Мать, — сказал Николай Николаевич, — прости нас, пожалуйста. Совершенно особый случай. В ложе не сидели, в ресторан не заглядывали. Выполняли важное поручение. Ты нам веришь?

— Пока да, — улыбнулась мама.

Он обнял её и поцеловал.

— Вот и хорошо. Ложитесь-ка спать. А мне нужно в одно место съездить. Совсем из головы вон.

— Коля! — удивилась мама.

— Нужно, — сказал Николай Николаевич и чиркнул себя пальцем по горлу. — Во как нужно! Думаешь, я зря гладил брюки?..

Альберта Казимировича Кууза вместе с Фомичом и авоськой, которую «кто-то забыл на столике кафе», доставили в управление в закрытой машине с красной полосой вдоль бортов. Прежде в подобных машинах Альберт Казимирович не катался и поэтому немного нервничал.

— Это шантаж, — твердил он. — Привели незнакомого человека, заставили меня развёртывать какой-то свёрток.

— Безобразие! — в тон ему возмущался Николай Николаевич. — И Фомича вы, конечно, совершенно не знаете.

— Да, я увидел его впервые. Те времена, когда подстраивали такие штучки, давно прошли, товарищ майор.

— А не знаете ли вы Бахромцева?

— Нет.

— И Сумова, конечно, тоже не знаете?

— Не знаю.

— И никакого золота вы никому не продавали?

— Нет.

— Странно. Значит, вышло недоразумение. А у меня, понимаете, недавно был человек, который показал, что скупал у вас золото.

— Какое золото?

— То, что лежало в пакете, который вас заставили развернуть. То, которое раньше вам привозил от Бахромцева Сумев и за которым вы теперь послали Фомича.

— Ложь! — воскликнул Альберт Казимирович.

Николай Николаевич сокрушённо развёл руками.

— Что ж, если ложь, мне остаётся только одно: извиниться перед вами и отпустить. А с сотрудников за недоразумение я взыщу.

— Издеваетесь?! — взвизгнул Кууз.

— Вот те раз! — удивился Шапранов. — Но если вы совершенно невиновны… Между прочим, вы не очень торопитесь?

— К сожалению, тороплюсь. У меня работа.

— Тогда всего несколько вопросов. Какую записку вчера вечером принёс вам Яков Лещ?

— Я не знаю никакого Леща.

— Вот это уж совсем зря, — поморщился Николай Николаевич. — Нельзя же теперь отказываться от всего света. Так вы, чего доброго, заявите, что и Тосю не знаете.

— Какую Тосю?

— Из парикмахерской.

— При чём здесь она?

— Значит, её вы знаете?

— Немного.

— Вот так лучше. Я расскажу, при чём здесь Тося. Как-то вы познакомили её с Сумовым. Этот самый Сумов хорошо знал, что пакеты, которые он возил из Лисьего Носа, начиняются отнюдь не взрывчаткой. Знал он также, кому вы продаёте золото. К одному из ваших постоянных клиентов он и забрался в квартиру. К сожалению, ваш клиент умолчал, что у него пропало золото. Испугался. Он сказал нам об этом лишь на днях. Ну, Сумова мы, разумеется, взяли быстро. И вот какую интересную запись в его книжечке нам удалось обнаружить.

Николай Николаевич протянул Альберту Казимировичу книжицу, раскрытую на том месте, где было записано: «П 1000. Берёз. 16. Альберт 200. Мне 200. Ост. Бахр.».

— Как видите, всё чёрным по белому.

— Идиот, — прошептал Альберт Казимирович.

— Пожалуй, — согласился Шапранов.

— Но я был только передаточным звеном, — забормотал Альберт Казимирович. — Только. Вы это учтите. Я не воровал.

— Вы только продавали ворованное, — подсказал Шапранов. — Расшифруйте, пожалуйста, что здесь записано. «П 1000» — это что?

— Это значит: примерно на тысячу рублей.

— Золота и драгоценностей?

— Да.

— Неплохой оборот. Дальше: «Берёз. 16»?

— Шестнадцать шагов от берёзы.

— Дальше.

— Бахромцев давал нам по двадцать процентов с выручки. Остальное брал себе. Но продать на тысячу рублей удавалось не всегда. А он всё равно требовал себе шестьсот.

— Выходит, вам с Сумовым доставалось по двести?

— Как правило, меньше.

— Что, не очень бойко раскупали?

Альберт Казимирович вздохнул и не ответил.

Они беседовали долго. Кууз курил папиросу за папиросой. Он откровенно выкладывал всё, что знал. Запираться не имело смысла. Он даже почти успокоился. Его охватило странное безразличие. Даже не было злости на Сумова. Была только страшная усталость, такая, словно целый день таскал на спине тяжёлые мешки.

В окнах горел свет и двигались тени. Яшка вытащил из штанов рогатку. Из другого кармана достал маленький, чуть больше горошины, камешек. Чтобы камешек ласково стукнул в стекло, нужно иметь верный глаз и точную руку. Яшка оттянул резинку левой.

«Дзын-н-н!» — тихо пропело окно.

Ответного сигнала не последовало.

Яшка подождал и прицелился снова.

«Дзын-н-н!..»

Опять ничего. Выходит, зря он сегодня отмывал с мылом шею и уши. Он даже в парикмахерскую сходил и надел лучший костюм, который мамка даёт только по праздникам. И хотя этот костюм он надел ещё и по другой причине, всё равно было обидно.

На всякий случай Яшка послал ещё один вызов. На этот раз горшок с фикусом передвинулся с одного края подоконника на другой.

Анка вышла во двор какая-то странная. И голос её прозвучал странно, словно издалека.

— Чего ты? — удивился Яшка.

— А что?

— Нет, так просто.

На проспекте разгорались ртутные лампы. Торопились по своим делам прохожие. У детских колясок сидели мамы. Мимо прошли парень с девушкой. Они держали друг друга за руки, как детишки из детского сада, когда их выводят на прогулку.