— То есть ты не пыталась ее отравить?

Сам в шоке, что вообще подумал о таком. Ксюша была тем человеком, который своим материнским теплом показал мне, что такое семья.

— Это твоя благодарность? — шепчет она. — Я хоть раз выделяла кого-то из вас троих?

— Да. Меня, — киваю я виновато. — Всегда любила больше.

— По-твоему, я из любви к тебе убила бы твою невесту?

— Ты узнала ее фамилию, резко изменила свое отношение к ней, потом этот чай, Женя.

— Да, мне было тяжело. Я смотрела на нее и вспоминала боль, которую мне доставили ее родители. Я не мировая мама, Антон. Я человек, которому тоже бывает плохо. Конечно, мне стало сложнее общаться. А еще обидно, что вы выбрали платье без меня. Признаюсь честно, это я подослала Женю пролить на него кофе. Чтобы следующее вы уже выбирали со мной. Только я просила ее помириться с Катериной. Не хотела враждующих невесток. Всегда мечтала с ними вместе по магазинам ходить, по театрам, по выставкам, по салонам. Они были бы вырваны из родового гнезда. Я бы заменила им маму.

— Черт, мне так стыдно, — фыркаю, не в силах поднять лица. — Я был уверен, что вы с этой рыжей спелись.

— С кем? Я едва сдерживалась, чтобы не всечь ей. Никогда бы не подумала, что Ринат такую змеюку в дом приведет.

— А чего обнималась с ней?

— Ради Рината. Какой бы выбор вы не сделали, он ваш. Мое дело маленькое — принять его и смириться. Налей еще! — Протягивает мне бокал и указывает на бутылку.

— Может, хватит?

— Наливай давай. Хочу, чтобы от похмелья было хуже, чем от развода. Потом отойду, соберусь и рвану с Аликой куда-нибудь на море на все оставшееся лето.

— Такой настрой мне нравится, — улыбаюсь я, плеснув пятьдесят граммов в бокал.

В гостиную спускается Ринат. Потирая шею, берет посудину из бара и ставит на столик.

— Мне тоже налей глоток. Алика проснулась, — сообщает устало и смотрит на меня. — С тобой хочет поговорить. Ты только не ругай ее.

— Не учи меня, а! — рыкаю, подвинув ему бутылку. — Сам нальешь. За Ксюшей присмотри.

Пожав ее тонкие пальцы, встаю с дивана и ухожу наверх.

Дверь в комнату сестры открыта. Ее вообще закрыть теперь невозможно. Нужно новую ставить. Эту уже не отремонтировать.

Ковер убран, постельное белье заменено. В комнате пахнет лекарствами. По телеку идут мультики.

Алика с перевязанной до самого локтя рукой сидит в подушках на кровати и хрумает чипсы.

— Выспалась? — Сажусь на край кровати и беру ее за руку. — Повезло, что крови мало потеряла. Сейчас бы в больничке лежала. С переливанием.

— Антон, прости меня. — Переводит на меня виноватый взгляд. — Этого больше не повторится, обещаю.

— Очень на это надеюсь, иначе ремнем пороть начну, — смеюсь я, поглаживая ее пальчики. — Не парься, сестренка. Сейчас всем гадко. Ксюша тоже с ума сходит.

Алика вздыхает, закатив глаза. Она еще не готова простить мать за обман.

— Она тебя любит, — уверяю ее. — Просто когда-то она пережила сильное предательство и совершила одну-единственную ошибку из-за той боли. Это не говорит, что она плохой человек. Она мать. Она свою жизнь за любого из нас отдаст.

— Не вижу ее тут, сидящей у моей кровати.

— Она немножко перепила. Утром отоспится и придет. Ты лучше пока подумай, куда отдыхать поедете. Генрих все оформит, забронирует, билеты сообразит.

— Отдыхать? — Округляет она глазки.

— Вам с матерью надо провести время вместе. Подальше от всех нас. Наедине. На парнях в плавках посмотрите, ягодицы, кубики обсудите, в море поплаваете, курортные романы замутите.

Алика смеется и протягивает мне руки, просясь в объятия.

— Я тебя обожаю, Антошка, — выдыхает, прижавшись к моей груди.

— А я бы тебе с удовольствием по мягкой попке надавал.

— Кстати, — отстранившись от меня, удивленно выгибает бровь, — а ты почему здесь?

— В каком смысле? Меня из дома вроде никто не выгонял.

— Я выгоняю! Почему ты не с Риной? Кто так делает, Антон? Упустишь ее сейчас — и с годами превратишься в подобие нашего отца. В бесчувственную скотину. Дома Ринат, Демид, Клим… — произнеся последнее имя, прикусывает язык. Естественно, Ринат ей обо всем рассказал. Алика в курсе, кто ее биологический отец. — О нас есть кому позаботиться. Езжай к Рине и добивайся ее всеми путями. Только цветы хотя бы купи, — улыбается, зная, что ухажер из меня тот еще. — И не две гвоздички.

— Куплю, — обещаю ей, целую в кончик носа и отправляюсь к своей блондиночке, даже не переодеваясь.

Он опять привозит меня на вечеринку и передает своему другу-торчку по кличке Фриц. Приказывает не спускать с меня глаз, а сам, пятерней сжав мягкое место девицы в бикини, уводит ее в укромный уголок. Здесь все в точности, как было в прошлый раз. За исключением одной детали — я сгораю от ревности. Ненавижу Антона, хочу его придушить, лишь бы сорвать их уединение.

Поддаюсь ритму музыки, танцую в пьяных объятиях Фрица, пытаясь забыться, проглотить горький, душащий ком. Щеки щиплет от слез. В груди колет. Я вспоминаю, что у Фрица есть дурь, и хочу попросить. Но его нет рядом. Исчез. Все исчезли.

Ни людей, ни голосов, ни музыки, ни танцев. Холод, пробирающий до костей, и обжигающий шепот, ласкающий ухо:

— Я вернулся, Рина.

Разворачиваюсь и, замахнувшись, залепляю ему пощечину. Будет знать, как бросать меня, удовлетворяя свои мерзкие животные потребности!

— Ауч! Ты чего?! — Антон подскакивает с кровати и зажигает свет, ослепив меня.

На секунду зажмуриваюсь, соображая, что произошло. Носом чую нежный цветочный аромат. Щупаю рукой по кровати и набредаю на шуршащий букет.

Открыв глаза, вижу огромную охапку роз, а рядом — маленькую ювелирную коробочку, которая сиюминутно сгребается крепкой мужской рукой и отправляется в карман брюк.

— Это пока подождет, — злится Антон, пошевелив челюстью.

Вот это я дала! Он ко мне пришел, а я ему двинула, потому что сон не тот приснился. Даже не знаю, как оправдаться.

— Как ты вошел?

— Как Карлсон! — Бросает на стол связку ключей. Я сама их выронила днем за порогом. Логично, что Антон их подобрал и держал при себе.

Обняв букет, вдыхаю их чудный запах и улыбаюсь. Счастлива-а-ая…

Он вернулся, как и обещал. Стоило просто набраться терпения, а не фантазировать себе всякую ерунду. Еще и колечко, походу, проворонила. Теперь он нескоро решится мне его подарить. Я бы тоже засомневалась после такого пробуждения.

— Антон, не психуй, — прошу я. — Я подумала, ты с другой.

— С какой? — Разводит он руками.

— Хотя бы с той в бикини.

Хмурится. Переваривает услышанное и выдает:

— Я сначала к ней и поехал, но в самый ответственный момент назвал ее чужим именем, и она меня вышвырнула за порог.

— Не шути так, — надуваюсь с обидой, но замечаю на его рубашке красные пятна. — Господи, Антон, у тебя кровь! — Розы летят в одну сторону, одеяло в другую, я в третью. — Что с тобой случилось?! На тебя покушались?! Стреляли?!

— Да, ранили тут недавно. Прямо сюда. — Пальцем тычет в свою грудь, хватает меня за руку и притягивает к себе. — Испугалась? Жалко меня, да? — посмеивается, топя меня в своих надежных объятиях. — Это не моя кровь. Алика чашку разбила, поранилась, я ее перебинтовывал, запачкался.

Не верю. Ни единому слову. Явно все было куда хуже. Я прекрасно знаю, как щепетилен Антон к своему внешнему виду. А тут ехал через полгорода в грязной рубашке? И даже заскакивал в цветочный? У него дома явно не все гладко. Ксения Вацлавовна знает о моих родителях. Значит, был скандал.

Выпытывать у него правду бесполезно. Это же Антон. Он сверху еще напридумывает. Проще подождать, пока от других не выясню, как обстановка на линии фронта.

— Ты что же, не побоялся мамы, прокрадываясь в нашу квартиру среди ночи? — меняю тему, посмотрев в его хитрые глаза.

— Я знал, что ее нет дома. И что Беркут днем приходил, и подружка твоя. Я все контролирую, Рина. Пока есть на что, — смеется он. — Лев Евгеньевич лишил меня наследства, а счет в банке у меня не резиновый. Если в ближайшее время не пущу бабки в дело, то скоро с голым задом пойду вкалывать на завод.