И этому чуду всего восемь недель.

Еще вчера я слышал, как часто-часто бьется его сердце. Почти так же сейчас мечется и мое собственное.

Это мой сын или дочь. Крохотный человечек, плод любви и нежности. И мне так хочется поскорее его увидеть. Не было никого, а теперь он у нас есть. Вот же – я смотрю на него!

На ребенка! От любимой женщины!

Тру ладонями лицо и снова перевожу взгляд на узи-снимок. Кручу его в руках и так, и эдак. Пытаюсь что-то рассмотреть, понять, где тут четкое очертание человека, о котором мне столько толковал доктор. Где тут видны пальчики, если я даже ручек и ножек отчётливо не вижу?

Хотя чего я хочу, если размер моего ребенка всего двадцать миллиметров в длину, верно?

Усмехаюсь сам себе, счастливо выдыхаю, откидываясь на спинку стула. Жмурюсь от утреннего солнца, чуть мелькнувшего из-за туч, а затем и вовсе мечтательно прикрываю глаза. Но грезить о будущем у меня долго не выходит, ибо в мою голую лодыжку тычется холодный мокрый нос нашего пёселя.

- Привет, чудище, – улыбаюсь я животному, и он радостно начинает наяривать своим пушистым хвостом туда-сюда, – жрать выпрашиваешь? Ну пойдем, накину тебе сочных кусочков.

Вот только не успеваю я открыть упаковку с собачьим кормом, как тут же вздрагиваю, потому как из спальни слышу дикий, почти панический крик.

- Никита!!!

И я бросаю все на свете, а потом несусь на второй этаж дома, где оставил свою любимую досматривать сны. Заносит на поворотах, а потом я вообще чуть ли не падаю, потому что собакен бежит на помощь своей хозяйке вместе со мной и, как следствие, путается у меня под ногами.

- Никита, Господи! – доносится до меня еще один душераздирающий вой и громкий плач.

Пулей залетаю в комнату, а потом бросаюсь к кровати и сгребаю в охапку свою девочку. Она вся в слезах, ее крупно трясет, и Алёна цепляется за меня своими тоненькими ручками и все повторяет, повторяет без конца и края:

- Никита мой! Любимый! Ты не бросил меня! Ты здесь… ты здесь… о, Боже, ты здесь!

И снова в истерику, дотрагиваясь пальцами до моих щек и целуя меня в губы, в нос, в лоб, куда придется.

- Девочка моя, ну что случилось? Сон дурной приснился, да? – ласково баюкаю я её в своих руках.

- Да! – кивает она и поднимает на меня полные горя и слёз глаза.

- Забудь о нём поскорей, – приглаживаю я ее растрепанные волосы.

- Не могу! Это было так реально! И ты в нем женился, – говорит Алёнка, а у самой подбородок ходуном ходит.

- На тебе? – улыбаюсь я.

- На другой! – и снова жалобный всхлип срывается с ее пухлых губ, – На какой-то там Дашке.

- Какой кошмар! – стараюсь я перевести все в шутку, но не выходит.

- Сказал… сказал, что ты устал меня ждать и женился на ней. Ты мне так сказал, – все бормотала обиженно и мне пришлось снова уложить ее на подушку, крепко прижать к груди, разрешая и Вафле устроиться, между нами.

- Это был какой-то другой я. Неправильный, – целовал я ее пальцы и еще сильнее стискивал хрупкое, стройное тельце.

- Ужасный! Ты так говорил со мной, как будто… как будто разлюбил меня! – выдала и горестно всхлипнула.

- Алёна, это невозможно. Слышишь? – приподнял ее лицо за подбородок и заглянул в заплаканные глаза, – Нет такой вселенной, где бы я не любил тебя. Просто нет.

- А я была замужем за каким-то ужасным Германом, – покаянным голосом выдала мне моя жена новую порцию ужасов.

- Бедный Герман. Надеюсь, он быстро бегает и хорошо прячется, – пожал я плечами.

- Я звонила тебе, просила приехать и забрать меня от этого незнакомого мне мужика, но ты бросил трубку, и я чуть не умерла от отчаяния, – лопотала Алёнка, выводя у меня на груди замысловатые узоры.

- Ну мы уже выяснили, что тот Никита был бракованный. Я бы никогда так с тобой не поступил, – заключил я и прижался к ее губам в неторопливом поцелуе.

Так мы лежали, казалось бы, бесконечно долго. Я гладил Алёну по еще совершенно плоскому животу и шепотом упрашивал ее больше не плакать. А она только кивала мне и загадочно улыбалась, перебирая пальцами волосы на моем затылке.

Пока вдруг не распахнула глаза и не задала мне вопрос встревоженным голосом.

- Никита, а что было бы, если тогда, на озере мы не поменялись телами? Что же я действительно вышла бы замуж за какого-то противного Германа? И никогда бы не узнала, что ты лучший из всех людей на планете?

- С чего ты это взяла, малышка? – нахмурился я.

- С того, что я, глупая курица, люто тебя ненавидела! И только благодаря тому обмену я поняла какой ты на самом деле чудесный, а не такой, каким тебя рисовали мои замшелые мозги. Я ведь знать тебя не желала. Невыносимо было даже воздухом с тобой одним дышать. Понимаешь? – взволнованно затеребила она ворот моей футболки.

- Плевать, я бы и тогда что-то придумал. Но никаких Германов! – буркнул я, а потом сам замер от этой страшной мысли.

- Господи! А если бы ты все-таки не смог до меня достучаться? – ужаснулась Алёна и прижала ладошку к губам.

- Смог! Я все равно был бы рядом, а потом, рано или поздно, признался бы тебе в любви. Сменил бы тактику, нашел бы лазейки к твоему сердцу. Выкрал бы тебя и увез на необитаемый остров. Снова бы явил миру Тайного Поклонника, в конце концов. Но я все равно тебя бы завоевал, – упрямо твердил я ей.

- Ты не представляешь, о чём говоришь, Никита. Ушли бы годы или даже десятилетия и тогда бы…

- И даже тогда я не женился бы ни на какой Даше. Ясно? Для меня существуешь только ты, ты и еще раз ты.

- Но…

- Ничего не знаю, Соболевская! Ты моя путеводная звезда. Мой кислород. Моя половинка. Я в тебе, – дотронулся я ласково до низа ее живота.

- А я в тебе, – прошептала она и прикоснулась кончиками пальцев там, где за ребрами гулко билось сердце, которое целиком и полностью принадлежало только ей одной.

- Любимая, – сорвался на хрип мой голос.

- Любимый, – кивнула Алёнка и мы потонули в жарком, полном огня, поцелуе.