Мне предстояло продолжать кураторство 2-го артиллерийского корпуса прорыва РГК, где начальником стал подполковник Г. Н. Перов, с которым вместе согласованно и целеустремленно проработали полгода. А в ноябре 1954 года был выдвинут страшим оперуполномоченным 2-го, теперь уже, сектора – направленцем Особого отдела КГБ Юго-Западного пограничного округа, где начальником был полковник Токарев, а заместителем полковник Давыдкин, в подчинении которых находилось 5 органов пограничных отрядов – 19, 20, 22, 29 и 79, охранявших участок границы от Калининграда до Керченского пролива в Крыму. Было где развернуться и с головою окунуться в напряженную работу, во многом специфичную, обусловленную тем, что погранвойска входили в состав КГБ и его руководство заинтересовано только в предупреждении всего негативного и тем более преступного, причем, в идеале, не на стадии проявления, а в зародыше, на стадии возникновения умысла их совершения. Разоблачения и уголовные пресечения здесь воспринимаются как безусловный факт упущений, допущенных в оперативной работе, деятельности командования и политорганов. Тесное их взаимодействие – важнейшее условие в системе общих предупредительно-профилактических мер.
При выездах в особые отделы погранотрядов выявлялось много недостатков, проверка заслуживающих оперативного внимания сигналов затягивалась из-за трудностей проведения контрольных явок с источниками их поступления. Приходилось сутками выжидать, когда оперработник сможет определить его в наряд по охране госграницы на наблюдательную вышку или у въездных ворот заставы. Вот тогда оперработник выполняет роль часового, а ты, иногда почти всю смену, уточняешь у источника поступивший сигнал, определяешь дальнейшие задания, линию поведения и действия по предупреждению заподозренного проявления. При этом каждый раз приходил к убеждению, что гарантированной надёжности в этом не достигается; она, нередко, остается под сомнением или ее вовсе нет, а это вынуждает к отводу подозреваемого с границы в отряд, обрекая полученный сигнал на затягивание проверки. Выход виделся в необходимости совершенствования системы, отведя в ней на заставах повышению роли резидентур, сосредоточив усилия оперработника на их квалифицированную подготовку, обеспечивающую надёжное замещение оперработника на период отсутствия на заставе, обстоятельное уточнение и оформление поступившего от находящегося у него на связи доверенного лица заслуживающего оперативного внимания сигнала. Мои предложения по совершенствованию оперативной работы в погранвойсках получили одобрение руководства сектора и отдела. Излагать их от своего имени представляется нескромным, а поэтому обращаю внимание на необходимость ознакомиться в приложении с имеющейся в материалах личного дела аттестацией от 19 февраля 1955 года, в которой начальник второго отдела Особого отдела КГБ ПрикВО полковник Мирошниченко, чекист старшего поколения, имеющий многочисленные заслуги за многолетний положительный опыт, достойный подражания, всесторонне характеризует положительные личные, политические и профессиональные качества, проявленные мною при кураторстве Особых отделов погранокруга и достижении положительных результатов в работе, в частности, отмечает: «В особых отделах 19, 22, 20, 79 погранотрядов, тов. Грачевым вскрыты серьезные недостатки в организации контрразведывательной работы в погранвойсках и окружении, а в особом отделе 79 погранотряда – нарушения решений ЦК КПСС в работе органов госбезопасности. Тов. Грачевым на месте оказана помощь этим органам в устранении недостатков в проверке материалов, заслуживающих нашего внимания».
Тяжелыми душевными переживаниями мне досталась необходимость проявить принципиальность в решении вопроса в соответствующих инстанциях об увольнении из органов госбезопасности начальника Особого отдела 79 погранотряда полковника Савичева, при проверке работы которого были вскрыты немыслимые по тому времени факты фальсификации компрматериалов и необоснованного заведения дел оперативной разработки, приписок количества результатов по различным показателям в личной работе и органа в целом. Ранее Савичев был начальником Особого отдела Молдаванского погранокруга, переживал свое понижение и пошел по ложному пути: доказать, что он заслуживает большего и его понижение было ошибочным. Успокаивал себя в этом трагическом для полковника Савичева случае тем, что все вскрытые нарушения отражены объективно, без малейшего смакования и с чистой совестью.
В аттестации полковника Мирошниченко отмечалось, что оперативным документам мною дается правильная оценка и они грамотно составляются. Такой вывод вскоре представилась возможность мне подтвердить на высшем уровне и получить новый карьерный рост, ошеломивший своей неожиданностью меня и сослуживцев. В начале декабря 1955 года я был вызван вместе с полковником Мирошниченко к генералу Н. Г. Кравченко. Оказалось, что подготовленный заместителем начальника 2-го сектора полковником М. С. Аленовским доклад об итогах работы за истекающий год, для написания которого он на 2 месяца освобождался от своей руководящей работы, полностью его разочаровал, и он решил поручить кому-то другому из второго сектора переписать его. По рекомендации Мирошниченко выбор пал на меня – старшего оперуполномоченного, старшего лейтенанта, представленного 4 июля 1955 года в Москву для присвоения очередного звание «капитан», где в положительной аттестации появилась запись самая гордая для меня в то время: «Успешно окончил первый курс заочного юридического факультета Львовского Госуниверситета», а также еще более важная запись, позволявшая мне принять с достоинством поручение – переписать доклад по итогам работы за год в кротчайших срок – за 10–15 дней: «Принимает активное участие в работе партийной организации, является членом партийного бюро отдела. Пользуется авторитетом среди сотрудников отдела».
Работа над докладом началась сразу же. Генерал читал написанное и сразу же принималось решение, что оставить и как сформулировать, что вовсе исключить и какими важными положениями дополнить. Генерал требовал, чтобы во вступительной обобщенной «шапке» (его выражение) была кратко, но емко отражена организаторская работа руководств отдела и аппаратов в целом по выявлению решений ЦК партии и приказов председателя КГБ, а затем в обобщенном виде показать результаты работы (ранее общего их итога не было). При изложении каждого из направлений работы, опять – таки, небольшая «шапочка» о том значении, которое ему предавалось, о цифровых результатах, и изложение конкретных наиболее показательных примеров. В заключении дать критическую оценку выявленных недостатков, определить меры по их устранению и дальнейшему совершенствованию управленческой деятельностью отдела в подчиненных органах. Вспоминая об этом, должен признаться, что, получив задание и наставления по его выполнению, испытал неотвратимый, навязчивый и крайне беспокойный страх – боязнь, что не справлюсь с его выполнением. Но отступать некуда. Всю ночь провёл в бессоннице, постоянно вскакивал для записи возникавших мыслей, на следующий день они гладко клались уже в текст «шапки». К исходу дня ко мне зашел генерал. Открыв дверь, он с порога произнёс: «вот курит, аж из задницы дым идёт». Курил, как назло, действительно много и так бывало почти всегда: чем ответственнее работа, тем навязчивее вмешивается это порочное искушение. Но это осознается окончательно только с волевым решением бросить курить слишком поздно. Прочитав генералу написанное, получил одобрение, успокоился и следующую ночь спал спокойно, с твердой уверенностью, что я доверие оправдаю. Так оно и вышло. С помощью Николая Григорьевича, умного и спокойного генерала, был получен важный для дальнейшей службы опыт, доклад составлен и вовремя отправлен в Москву в папке – переплёте из сафьяновой кожи с позолоченным теснением полного председательского титула Ивана Александровича Серова. Доклад, со слов направленца третьего главного управления, его руководством был оценен в числе лучших. Это подтвердила и инспекторская комиссия, прибывшая 2 февраля 1956 года с плановой проверкой. В ее составе был начальник отдела кадров генерал-майор А. Н. Малыгин, назначенный на этот пост по партийному набору, о котором при беседе со мной сложились наилучшие впечатления и вывод: вот то место, где хорошо подготовленный партийный работник, овладевший искусством работы с людьми, занимает его достойно и является настоящим инженером человеческих душ. В непринужденной беседе, охватившей весь период пройденной мной жизни воинской, он в конце ее спросил о сроке пребывания в звании старший лейтенант, а узнав, что прошло уже 7 месяцев, как я представлен к званию «капитан», с возмущением заявил, что это безобразие, которому нет и не может быть никаких оправданий, при мне кому-то позвонил, рассказал о выявленном им бездушии, потребовал найти представление, ни в коем случае не возвращать его из-за устаревшего срока, в течении 2–3 дней провести приказ о присвоении очередного звания и доложить ему. Я сидел, слушал и восхищался: вот что такое настоящая работа кадровика и его забота о людях, а когда 9 февраля торжественно было объявлено, что вчера приказом КГБ № 109 мне присвоено звание «капитан», то в высказывании своей благодарности мне пришлось выпалить весь свой запас добрых слов восхищения.
