Ранним утром 6 апреля, после артподготовки, начались ожесточенные наступательные бои 7-й гвардейской ВДД, которые позволили совместно с 5-й гвардейской ВДД освободить город Огарев и сходу форсировать южнее его реку Реут, захватив на правом берегу небольшой плацдарм.

Поставленная мне задача была тоже успешно выполнена. Труп П. И. Китина оказался на том же самом месте и в том же положении, в каком был оставлен мною. Вокруг немцы вытоптали на пахоте большой круг и дорожку к домику. Приходили смотреть. И было на что. Он накануне сменил зимнюю форму десантной одежды и надел все новенькое: шинель, китель и брюки, фуражку, яловые сапоги, портупею. Все так и осталось нетронутым.

Прибыв в медсанбат, я передал его командиру старшему лейтенанту Семёнову просьбу капитана Жукова о подготовке тела П. И. Китина к похоронам. Семёнов категорически отказался делать это, о чём мною по телефону было доложено Жукову. В считанные минуты он появился и, выскочив из машины и двигаясь к нам, во весь голос выкрикивал: «Где этот негодяй, тыловая крыса… Сам помою». Старшего лейтенанта Семёнова не было видно. Он, услышав грозные эпитеты в свой адрес, куда-то скрылся. Но сделал для себя соответствующий вывод, и когда Жуков, засучив рукава, готов был приступить к мытью трупа сам, появились медсёстры с вёдрами горячей воды и помогли ему сделать всё необходимое. Через какое-то время появился и гроб, обитый красным материалом. Не знаю, чьими усилиями это было сделано – Семёнова или Недашковского. Всё было сделано самым лучшим образом, и Пётр Иванович лежал в гробу как живой.

Во второй половине дня 6 апреля поступила команда о передислокации медсанбата вместе со штабом 7-й гвардейской ВДД на захваченный плацдарм в правобережьи реки Реут. Только в это время, сидя на повозке с гробом П. И. Китина, я вспомнил, что его жизнь трагически оборвалась в день моего 19-летия. Вот такими оказались мои фронтовые именины. Об этом Брякин сказал старшему лейтенанту Семёнову, и тот во время ужина выдал нам по сто граммов спирта и сам принял участие «в поздравлении».

7 апреля перед обедом ОКР «Смерш» 7-й гвардейской ВДД разместился в селе Вышкеуль. Вечером в медсанбате у гроба П. И. Китина появились Жуков, Недашковский и комендант отдела. От них стало известно, что похороны намечены на 8 часов утра 8 апреля. Место было выбрано на высоком берегу реки Днестр, рядом с сельской церковью, от батюшки которой взято заверение, что приход оборудует памятное надгробие и обеспечит должный уход за могилой. Похороны прошли торжественно, с участием всего личного состава отдела и большого количества местных мирян с трогательными скорбными речами и отпеванием батюшкой. Над могилой был распущен малый запасной парашют от «ПД-40». Во дворе места размещения отдела были накрыты столы и состоялись поминки П. И. Китина. От наисердечнейших высказываний в его память у меня невольно катились слезы и душа раздиралась тяжёлой грустью. После поминок мне и Брякину приказано было остаться ночевать в комендантском взводе отдела и присмотреть за лошадьми.

Для меня Пётр Иванович Китин на веки вечные незабываем потому, что первым пришел к выводу о моей пригодности к работе в органах госбезопасности. Ещё в начале марта провел со мной об этом подробную беседу и сказал, что направляет на меня необходимые характеризующие материалы в ВКР «Смерш» дивизии для дальнейшего оформления личного дела и зачисления на фронтовые курсы военной контрразведки. В его представлении я щедро наделён теми качествами, которые во всём своем многообразии должны быть присущи военному контрразведчику. Думаю, что его дальновидность была мною оправдана безупречной сорокапятилетней службой в органах, в течение которой начальники все более высоких рангов постоянно подтверждали те чекистские качества, которые впервые заметил и оценил П. И. Китин.

Признаюсь, что его настойчивые пожелания посвятить себя службе в органах госбезопасности я встретил как-то растерянно, без особой радости и с переживаниями, хотя знал об этом очень мало. Поделившись своими сомнениями с оперуполномоченным старшим лейтенантом Болдыревым, окончательно потерял всякую уверенность. Он рассуждал, примерно, так. Пока идет война, можно и послужить. А когда победим и наступит мир, я, пардон, благодарю Вас за внимание. Все люди начнут разгуливать в прекрасной, свободной, гражданской одежде, а мы – париться в затянутой военной форме, да ещё и вечно с пистолетом в кармане и т. д. Довел меня до того, что, полностью погрузившись в переживания, стал обдумывать, как пойти к П. И. Китину и отказаться от его предложения. Но так и не решился. Стыдно было проявить своё непостоянство.

С позиции своих долголетних знаний о работе в органах госбезопасности и того, что представилось возможным наблюдать о подвижничестве П. И. Китина, могу утверждать, что он был подлинным трудоголиком, исключительно добросовестно относящимся к исполнению своего служебного долга. Безустанно находился в движении и общении с личным составом оперативно обслуживаемых штаба и отдельных подразделений полка. Здороваясь, всегда подавал руку. В разговоре был веселым, улыбающимся и шутливым, проявляя душевную мягкость, доброжелательность, умение слушать собеседника. Ежедневно стремился побывать в местах несения личным составом боевой службы, в том числе в окопах и других боевых позициях. При прибытии нового пополнения почти круглосуточно вёл беседы, связанные с вопросами обеспечения государственной безопасности, знакомясь с каждым из них. в отдельности. Ясно, что всё это он использовал для того, чтобы иметь достаточно доверенных лиц и резидентур из них, конспиративно встречаться с ними, получать нужную информацию и предупреждать негативные проявления. В результате в полку не было допущено измены Родине и других государственных преступлений. В расположении штаба полка своевременно был выявлен переброшенный на переправе через Днепр агент немецкой разведки, экипированный в форму советского военнослужащего, который после разоблачения был забран комендатурой отдела ВКР «Смерш» дивизии для продолжения там следствия. В общем, П. И. Китин был замечательным человеком и примерным чекистом, погиб в бою за Родину и достойно похоронен, теперь уже на территории иностранного государства – Молдовы. Его не стало, но он навсегда останется в светлой памяти тех, кто его знал.

В дни похорон П. И. Китина 7-я гвардейская ВДД форсировала реку Реут в районе южнее Огарева. Дальнейшее ее попытки, как в целом усилия 2-го Украинского фронта, развивать наступление на Кишинёв, были отражены мощными контратаками подошедших из резерва частей 3-й и 9-й немецких танковых и одной моторизованной дивизий. Наши войска перешли к жесткой обороне. Части 7-й гвардейской ВДД перешли в оборону на новом участке от Бравачаны до Миток на 10-километровом фронте с передним краем по северному берегу реки Реут северо-западнее Огарева. 29-й гвардейский ВДП, усиленный дивизионом 10-го гвардейского артполка, занял оборону в первом эшелоне. Началась каждодневная работа по созданию глубокой, многополосной обороны полевого типа, которая продолжалась до 20 августа 1944 года, до начала Ясско-Кишинёвской наступательной операции.

Так закончилась Уманско-Ботошанская наступательная операция, в результате которой были разгромлены 8-я и, частично, 1-я танковые армии немецко-фашистских войск. Фронт группы армий «Юг» был рассечен советскими войсками. 10 дивизий противника потеряли 50–75 % личного состава и почти всё тяжелое вооружение. Войска фронта освободили значительную территорию правобережной Украины и Молдавии, вошли в северо-восточные районы Румынии.

А теперь возвращаюсь к своему пребыванию в отделе «Смерш» 7-й гвардейской ВДД. Утром 9 апреля меня вызвал гвардии капитан Жуков. Поделившись своими переживаниями в связи с похоронами П. И. Китина, как он признавал, своего большого друга и любимца-соратника, он спросил: «Вы читали документы, находившиеся в его полевой сумке?». Я признался, что просмотрел их, увидел везде гриф «совершенно секретно» и прочитал отдельные заголовки: «Подписка о вербовке», «Рапорт о состоявшейся вербовке доверенного лица или резидента» и т. д.