Генерал Агеенков прибыл в отдел вместе с начальником ОКР «Смерш» 48-го стрелкового корпуса подполковником Савеленко и секретарем-шифровальщиком этого отдела старшим лейтенантом Гурьяновым. Последний привез с собой все необходимое, чтобы полностью восстановить шифрделопроизводство, и генерал Агеенков приказал ему сразу же приступить к этому, а также подготовить доклад о других спасенных оперативных документах и есть ли необходимость что-то возобновить из числа уничтоженных.
Генерал Агеенков обратил внимание на мое плохое самочувствие. Поинтересовался последствиями ранений и контузии. Я вынужден был признаться, что пока выходил из окружения, то под страхом непонятной обстановки не ощущал каких-либо серьезных их последствий, в один день пробежал под непрерывным воздействием противника более 30 километров, пока достиг города Бауцена. А сейчас, когда внезапно свалившееся бедствие преодолено обострением всех сил и воли, стал чувствовать упадок духа, головокружение, постоянные тошноты и рвоту при приеме пищи. Осколки в руке и ноге почти зарубцевались и особого беспокойства от них не возникает. Обсудив состояние моего здоровья, генерал Агеенков объявил общее согласованное решение: в госпиталь направить не можем, в ходе наступления оставлять отдел без шифрсвязи нельзя, Виленскому надо организовать мое лечение дивизионными врачами. А чтобы уменьшить нагрузку по работе, пообещал дать команду в срочном порядке назначить в отдел делопроизводителя-машинистку.
Беседа прошла в духе сочувствия и благожелательности ко мне, с приятными похвалами и обещанием представить к правительственной награде. В этот момент, воспользовавшись хорошим настроением начальства, я осмелился высказать, что в спасении оперативных документов проявили мужество и героизм, уничтожая противника в неоднократно возникавших боевых эпизодах, рядовые Козиненко, Брехунов и Третьяков, а потому вполне заслуживают награждения их орденом «Слава» III степени. Агеенков согласился со мной. И тут же вспомнил о ранее состоявшемся награждении меня этим орденом, побудив воспроизвести в моей памяти героическую гибель в бою капитана Китина.
Ознакомившись со всеми оставшимися документами, старший лейтенант Гурьянов доложил генералу Агеенкову: шифрделопроизводство полностью готово к дальнейшей работе, все основные оперативно-значимые документы оперсостава, сосредоточенные в литерных делах и делах оперучета, а также журналы учета их источников информации (отдельно по псевдонимам и фамилиям в алфавитном порядке, с соответствующей зашифровкой) сохранены и позволяют продолжать работу без какого-либо ущерба прежнего ее состояния.
Срочно предлагалось восстановить: дела с директивными указаниями вышестоящих органов и их ориентировками по розыску вражеской агентуры и других государственных преступников, а также их журнальный алфавитный учет по фамилиям, именам, местам рождения и жительства; завести, открыть заново, дела общего делопроизводства секретариата, журналы учета входящей и исходящей корреспонденции и фельдъегерской пересылки; а оперсоставу – рабочие дела на всех имеющихся у них источников оперативной информации.
Обязанность быстрого восполнения нужных документов, поступивших ранее из вышестоящих органов, взял на себя лично старший лейтенант Гурьянов. С его докладом и выводами генерал Агеенков, подполковник Савеленко и майор Виленский согласились. К 1 мая 1945 года, празднику международной солидарности трудящихся, Брехунову, Третьякову и Козиненко было присвоено звание «ефрейтор» и по приказу командира дивизии генерал-майора Короленко вручен каждому из них орден «Слава» III степени.
Мое же награждение орденом «Отечественная война» II степени состоялось только в начале июня 1945 года, после Великой Победы, в обстановке беспредельной радости, всеобщего ликования и самого высокого судьбоносного дарования – вступить в благоденственное бытие, дальнейшую счастливую мирную жизнь. К моему личному делу приобщена копия наградного листа начальника ОКР «Смерш» 48-го стрелкового корпуса подполковника Савеленко от 5 мая 1945 года, в котором отражены мои ранения и в кратком изложении боевого подвига указано: «Товарищ Грачев, являясь шифровальщиком, в апреле месяце сего года в сложной боевой обстановке под воздействием огневых средств противника, рискуя жизнью, проявил собственную инициативу и смелость, организовал бой с противником, при этом уничтожил шесть немецких солдат, сохранив шифровальные и оперативные документы, которые в сохранности доставил в отдел. Достоин Правительственной награды – ордена «Отечественная война» II степени».
Далее на наградном листе следуют заключения вышестоящих начальников: – «Награждаю Правительственной наградой орденом «Отечественная воина» II степени. Командир 48-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Гречкин. 6 мая 1945 года»; – «Достоин награждения орденом «Отечественная война» II степени. Начальник отдела контрразведки «Смерш» 52-й армии генерал-майор Агеенков. 18 мая 1945 года».
Справка о награждении: «Приказом войскам 52-й армии № 0182-н от 3 июня 1945 года награжден орденом «Отечественная война» II степени. Начальник второго отделения ОК армии майор административной службы Голенький». (Долгий путь прохождения решения о награждении и тексты отражены с ксерокопии подлинника).
Почти на месяц награждение оказалось задержанным в инстанциях 52-й армии. Хотя, по моему мнению, оно там вообще не должно было бы рассматриваться и решаться, если бы подполковник Савеленко был разумным начальником, способным логично думать, что человек, хотя и исполняет офицерскую должность старшего лейтенанта, является старшим сержантом, уже за совершенный боевой подвиг ранее награждён орденом «Слава» III степени, вновь героически отличился в бою и предварительно принято решение представить его к награждению орденом, то, естественно, награждаемый в таком случае заинтересован в награждении очередным солдатским орденом «Слава», то есть II степени. Таким правом пользуется командир корпуса. Однако, совершено непонятно по какой логике, но явно не по здравомыслию, он выбирает награду более высокого достоинства – орден «Отечественная война» II степени. А далее всё понятно…. Вот так умная голова начальника приносит «радости» подчинённым. А будь бы я награждён, как положено, заслуженным и желаемым орденом «Слава» II степени, то возможно: «за храбрость, стойкость и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, в ознаменование 40-летия победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. 11 марта 1985 года был бы награждён не орденом «Отечественная война» I степени, а орденом «Слава» I степени и стал бы полным кавалером солдатской славы, что по положению и всем льготам приравнивается к Герою Советского Союза. Вот так начальники ни за что и ни про что щёлкают в лоб своим подчинённым, да так, чтобы помнили всю жизнь.
29 апреля 1945 года 294-я Черкасская стрелковая дивизия находилась во втором эшелоне обороны 48-го корпуса против германской группировки, прорвавшейся вдоль реки Шпрее на 30 километров. По доходившему до нас гулу взрывов от ударов нашей артиллерии и авиации было ясно, что находится вторая линия обороны совсем недалеко от переднего края. Восстанавливаясь в физическом и боевом отношении от кошмара бауценского окружения, мы радовались, что германская группировка, недавно свирепствовавшая в нашем тылу, получает достойное возмездие, готовящее её разгром и уничтожение. Этот день стал для нашего отдела БК «Смерш» памятным. К нам прибыли на пополнение капитан Михаил Иванович Хлоповских, на должность аппаратного старшего оперуполномоченного и его жена младший лейтенант Таисия Никитична Хлоповских, ставшая моим боевым помощником и до сих пор памятным другом. Крайне энергичная в движениях и разговоре, сразу же производила впечатление деловой, опытной и пытливой. Расспросив о положении с делопроизводством, она уверенно заявила: «Ничего, дня за 2–3 все приведем в порядок». Тут же, увидев, что я одет в офицерскую форму, а на погонах нет звездочек, она спросила: «Как к вам обращаться?». После моих объяснений по существу она заявила: «В органах это бывает даже с оперсоставом». «В таком случае, – улыбаясь, заявила она, – если не возражаешь, я на службе буду обращаться к тебе «товарищ начальник», а в быту – Васенька». В ответ я отшутился: «Ко мне и прежняя делопроизводитель-машинистка Вероника обращалась только так. Видимо, я при росте 176 см кажусь маленьким, тогда продолжайте это и вы». «Нет, не маленький, сразу видно, что вы милый, добрый, улыбающийся. Ласковое имя вам подходит», заметив, что она перешла на вы, я промолчал. С прибытием в отдел семьи Хлоповских жизнь в нем стала какой-то домашней, уютной. Меня очень радовала неутомимая энергия Таисии Никитичны. Тогда я ее сравнивал с автоматом, сейчас это электронная машина. Машинка у нее не стучала, а пела. Проворные руки незримо бегали по клавиатуре, выбрасывая все новые и новые классно напечатанные листы. В минуты передышки она успевала приготовить чай и угостить им с какой-нибудь прикуской меня и Михаила Ивановича, неутомимо наводившего порядок в своем хозяйстве, проявляя всю страсть характера трудоголика. В этом они, муж и жена, были действительно одна сатана. С их добродушным участием и помощью Степана Брехунова стало заметно улучшаться мое самочувствие. Последствия контузии отступали.
