С момента отбытия Рагнара прошел ровно месяц. Вестей не было. Сейчас Далия думала о нем и понимала, что всегда думает в моменты интимных утех. Это помогало ей переживать ночи близости с конунгом, вспоминая его сына.

Наконец все было окончено. Довольный и уставший правитель повалился на постель.

Далия спустилась вниз и приказала приготовить ванну.

— Горячей воды, миледи? — вежливо поинтересовались слуги.

— Нет, горячей не надо, сделайте воду теплой — улыбнулась правительница.

Слуги все приготовили и встали возле ванны, стараясь предугадать любой каприз их правительницы.

— Нет, оставьте меня, пожалуйста — сказала Далия.

— Ваше сиятельство, просим простить нашу дерзость, но Вы никогда не позволяете нам остаться… — виновато прошептала одна из служанок.

— Да, я не люблю, чтобы кто-то был рядом. Большую часть своей жизни я была одна, принимая ванну и хочу, чтобы это одно из немного, что осталось неизменным.

Все покинули комнату, оставив правительницу одну.

Далия освободилась от платья. Сегодня она даже не успела раздеться, как пришел конунг. Ей надо было показать ему то, что она так долго от него скрывает.

Девушка погладила область живота, понимая, что сейчас ее тошнит от вида еды и что она теперь не одна. Вся надежда на то, что этот ребенок Рагнара, а не конунга.

Принца долго не было и поэтому, вечерами, Далия вытирала свои слезы, понимая, что нуждается в его теплом взгляде и добром слове. Она не скрывала себе, что у нее есть к нему чувства и что всякий раз, при одном только взгляде не него, ее сердце замирает, а дыхание становится сбивчивым. Она заметила, что после церемонии бракосочетания он стал отстраненным. Холодность его общения не распространялась на грубость, но и дарила ощущения комфортного общения. Далия знала, что ее отношение к нему не позволительно, раз она теперь в браке, но нельзя было сказать, что брак был первоначально по любви. Ночами, когда Альмод спал, она пристально смотрела на темный потолок, вглядываясь в вырезанные узоры и думала о том, что она сделала этот шаг, чтобы сохранить жизнь Рагнару. Повернув голову в сторону спящего конунга, она понимала, что к концу их совместной жизни, даже его дыхание будет ей ненавистно. Альмод никогда не был ей интересен и симпатии не вызывал.

Окутанная ночными терзаниями, правительница подолгу не могла уснуть, осознавая незавидность своего положения. Душа и сердце были в смятении, так как выбор был так очевиден, но так далек. Девушка понимала, что Альмод должен знать о ребенке, но смелости сказать ему об этом не хватало.

«Когда ты перестанешь быть такой трусихой, Далия!» — ругала себя девушка, но все оставалось неизменным.

Месяц сменял другой. Третий месяц был давно позади, а четвертый подходил к концу. Все окружение уже перестало надеется. Далия была одной из тех, кто верил до последнего, что Рагнар жив. Она старалась отгонять от себя плохие мысли, уверив себя, что сохраняет плод их любви. Конунг же решил все же выслать людей навстречу войскам сына, но и они словно пропали без вести. С каждым новым днем, Далия ждала возвращения Рагнара больше, чем восхода солнца.

И однажды, точно во сне случилось то, чего она явно не ожидала.

После близости с конунгом, Далия лежала в ванной, оттирая его запах. Сегодня Альмод пах не только старостью, а также элем, и запахом копченного мяса. Ее тошнило и она хотела скорее избавиться от всего, что мог ей дать правитель. Осматривая свои руки, она уже свыклась с их синевой. С момента первой ночи, у нее были успехи по ее положению во дворе. При свете дня, конунг принимал ее слова во внимание, порой прислушивался и иногда даже следовал, был учтив и уважителен к ней на людях, но как только наступал вечер и по его крови распространялся хмель — его точно подменяли. Она не раз говорила ему о том, чтобы он отказывался от пагубных предпочтений, но он был зависим от них и вместе с ними в его руках просыпалась сила, в глазах ярость и чувства безнаказанности.

Его поведение было различным. Никогда нельзя было угадать, как он поступит в этот вечер. Иногда он требовал покорности, а порой бил за то, что она была слишком покорна. Он говорил всем о большой любви, когда старался склонить ее к близости до свадьбы, но сейчас, от прежних слов не осталось и следа. Можно было с уверенностью сказать, что любви тут никогда не было. Правитель устал быть одиноким — вот причина его союза на ней.

Она обмакнула кусок камня в воду. Он был с неровностями, шероховатый, чтобы лучше оттирать грязь. Слуги по своему обыкновению уже не стояли за дверьми, понимая, что никто из них не будет допущен. Раньше, они еще теплили надежду на то, что кому-то будет дозволено войти внутрь, а теперь нет. Каждый знал — правительница все равно будет одна. Далия распускала их, так как проводила в ванне часами — а у них болели ноги, так как половина из них была пожилого возраста. Она жалела своих слуг и относилась к ним так, как хотела, чтобы относились к будущему малышу — с заботой и трепетом.

Надев на себя тонкое платье и вытерев волосы, что спускались по ее спине волнами, она вышла из комнаты. Вокруг горели свечи, но холод, что сегодня особенно чувствовался кожей, заставил ее потереть руками и подышать на них. Она вернулась за накидкой, а когда вышла из ванны, укутанная в теплую меховую ткань, увидела знакомую фигуру. Она стояла неподвижно, и свечи в той части замка были погашены.

На миг, ей показалось, что это плод ее фантазии и ей мерещится человек, но когда он заговорил — все сомнения улетучились.

— Рад видеть Вас в добром здравии, Ваше сиятельство — тихо произнес принц.

Далия слегка отступила назад, боясь, что все это все же не может быть правдой, но фигура пошевелилась и направилась навстречу к ней, выходя из тени.

— Я могу Вас напугать, моя правительница, образ мой несколько изменился с нашей последней встречи — он, сказав это, остановился, точно дожидаясь разрешения, чтобы выйти на свет.

— Я хочу Вас увидеть — ее голос дрожал точно также, как и она сама.

Он сделал шаг вперед и свет постепенно осветлял его фигуру. Лицо, что было ей так знакомо, болью отозвалось в сердце. Оно было изранено глубоким шрамом, который проходил через его правую сторону, опускаясь ниже к самому подбородку. Далия неосознанно испугалась. Ее глаза распахнулись и выступили слезы. Парень сразу отступил в тень и с разочарованием произнес: — Простите, что напугал Вас…

Далия подалась вперед и шагнула за ним в темноту.

Она опустила голову на его грудь и тихо плакала: — Я рада Вас видеть! Боги, как я рада ….

Он обнял ее и она впервые за столько времени почувствовала тепло. Оно разливалось по ее телу и согревало каждую ее клетку. Девушка чувствовала, как ее щеки горят огнем, а сердце бешено отбивает музыку счастья. Вдыхая полной грудью его аромат, она не могла надышаться. От него пахло свежестью полевых трав и кровью, с тонкими нотками пота, но все это сливалось в единый запах чего-то родного и такого долгожданного.

— Далия, простите меня, что заставил Вас ждать меня так долго — он гладил ее волосы.

— Тут нет Вашей вины Рагнар. Я бы все равно волновалась, даже, если бы прошли сутки.

— Я не могу сказать Вам, что вижу в Вас свою мачеху. В дни похода я думал об этом, старался себя уверить, отговорить, предупреждать быть осмотрительнее, но я не смог. Вы первая, к кому я пришел в этом замке. Далия, простите меня за дерзость, но я люблю Вас — его голос дрожал и она знала, что он боится слов, которые произносит, но уверен в них.

— Я думала о Вас каждый день. Никогда не видела в Вас сына. Вы же знаете об этом Рагнар. Моя любовь не для сына, а для мужчины, который всегда в моих мыслях — она посмотрела на него и погладила лицо, где была его рана.

Он поцеловал ее нежно, даря всю глубину своих чувств.

Далия обняла его и поцеловала его шрам, дав понять, что это ее совершенно не пугает. Это не делало его неприглядным. Для нее он был самым прекрасным мужчиной, которого она могла встретить в своей жизни. Далия любила его и эта любовь делала ее слепой к малозначительным несовершенствам.