В спальне Теодор снова схватил её за плечи.

– Ты вся дрожишь, я не уверен, должен ли…

– НЕТ! – Требовательный почти вопль, – Я просто волнуюсь, я всегда волнуюсь, но именно это моя любимая часть. Волнение усиливает эмоции. И это его главное достоинство, – Мира прижалась всем телом к Теодору. – Я тебе доверяю, – она лизнула горячий кончик его уха, – ты всё сделаешь, как надо.

Я заявила так ещё в первую встречу и уверенна в этом до сих пор: «Я не знаю, что мне хочется, и не уверена в том, что мне нравится. Но я хочу, чтобы ты вёл меня». Безответственная легкомысленная девчонка, так ты сегодня сказал? Я лишь тянусь всем своим существом за пьянящим волнением. Только оно так действует, только оно потом рассыпается на множество ярких, как вспышки, эмоций.

Мира вся вибрировала от предвкушения и возбуждения. Дыхание – тяжёлое, практически судорожное – срывалось на тонкие стоны. Она понятия не имела, как справилась с остатками одежды. Её суетливые руки даже помогли раздеваться Теодору. Он смотрел бешеными, чёрными из-за расширившихся зрачков глазами.

– На кровать.

Забравшись на матрас, Миру встала на четвереньки. Спины её тут же коснулась твёрдая мужская грудь. А затылка – губы.

– Стой смирно. Позволь удовольствию полностью сконцентрироваться в твоём теле. Не растряси его. Копи. Испытывай.

Позади послышался звук разорванной фольги кондома. Теодор по-хозяйски подтянул Миру к краю кровати за бёдра. Просунул между ними колено, чтобы держать их раскрытыми. Чтобы войти одним плавным уверенным движением. Из лёгких Миры вырывались безумные вздохи. Они обжигали горло, которое она выставляла вперёд, запрокидывая голову. Она поддавалась всем телом на особенно жёстких толчках. Встречала выпады бёдер Теодора, сжимая в кулаках покрывало.

– Я велел тебе не шевелиться.

– Я, ах, подмахиваю.

– Я свяжу тебя, если ты продолжись дёргаться.

Мира попыталась стать послушной. Но тело уже отдалось своему ритму.

Сладко распирающие толчки резко пропали. Рядом на кровать приземлились скрещенные планки, на которых держались кожаные наручники и наножные кандалы.

– Распорка с ограничителями для щиколоток и запястий, – объяснил Теодор, пока Мира не запаниковала. Но Мира не собиралась отказываться. Не на этот раз. Она подвинулась ближе к распорке, показывая, что готова.

Теодор схватил её лодыжки и, надев на них фиксатор, защёлкнул застёжку. Затем просунул кончик пальца между ремнями и щиколотками.

– Теперь руки.

– Да.

– Прижмись грудью к матрасу.

Мира послушалась. Теодор справлялся со всем ловко, без суеты. Ему даже не требовалось следить за тем, что он делает. Запястья Миры приковали к планке, рядом с лодыжками. На пробу она поёрзала в попытке освободиться. Безуспешно.

– Вот теперь попалась, – в медовом голосе Теодора растекалось удовлетворение. – Насколько ты можешь доверять мне, будучи в моей власти?

– Полностью.

– Да? Ты зависима от меня. От моей милости, от моего решения и моих желаний. Ты раскрыта для меня. Ты беспомощна. Уже не такая храбрая, как совсем недавно, пока ещё могла управлять своими конечностями, не так ли? Теперь ты не просто не хочешь ёрзать. Твоё тело поставило блок на любое движение, потому что это привлечёт моё внимание. Потому что теперь ты под моим контролем. А значит, оцениваешь каждый свой шаг на степень риска, подозреваешь в каждом из них угрозу. Никогда не знаешь наверняка, что я захочу с тобой сделать. Придётся просто принять то, что тебе дадут.

– Да…

– Да? Увереннее!

– Да!

Он пристроился у вздёрнутой в воздухе задницы Миры. Новое проникновение заставило её глаза широко распахнуться. Кожа была как в огне, словно под ней тлели угли. Теодор склонялся, проникая глубже. Грудь Миры удобно легла в его ладони.

Выпрямившись, он нажал на распорку и толкнул ноги Миры. Те раздвинулись минимум на три фута. И обратно их никак не сомкнуть. Теперь дыхание Миры скандировало с какими-то задушенными звуками.

– Ты рычишь? – подразнил Теодор. – Порычи. Это всё, что тебе сейчас доступно.

Он двигал бёдрами как поршнями. Мира ощущала в себе каждый его дюйм. Каждое движение сдвигало её вверх по матрасу. Удары бёдер о ягодицы сливались, путаясь меж собой. Почти непристойное созвучие.

Обострённого слуха коснулось хлёсткое ругательство сквозь зубы. Совершенно лишённое привычной вычурности, свойственной Теодору.

Ого. Дважды за вечер.

Ты умеешь ругаться.

Бранное слово точно плеснуло бензина в огонь. Взявшись за перекладину распорки, Теодор повернул Миру на сто восемьдесят градусов. Мира шлёпнулась на спину, из груди вышибло весь воздух. Быстро отстегнув её, Теодор отбросил адово-райское приспособление в сторону. То с грохотом приземлилось на пол.

– На хрен. Позже. Позже. Потом.

Трижды за вечер.

Он раскинул конечности Миры в стороны и устроился между её ног. Игра Теодору отчего-то надоела. Или показалась лишней. В этот момент он хотел наслаждаться откликом своей партнёрши. Вколачиваться в податливое тело. Наблюдать порочным взглядом, как исчезает внутри него дюйм за дюймом.

– Двигайся, как тебе хочется, – нависнув сверху, сказал он.

Всё вокруг сузилось до ощущений от веса его тела. Мира сомкнула щиколотки на пояснице Теодора, а руки – на его шее.

– Моя нежная, – на контрасте с жёстким темпом прозвучал ласковый шёпот в губы.

Он вдруг вырвался из неё, заставив ахнуть от резкого ощущения покинутости.

– Что ты делаешь? – Мира встала на локти, но, потеряв равновесие, тут же грохнулась обратно на спину.

Теодор изящно прогнулся в спине. Лопатки его смотрели вверх, черноволосая голова склонилась к паху.

– Что ты…

Рот его теперь ласкал там, где только что побывал его член. Знакомые волнообразные и подманивающие движения, взмахи мягкого, плоского, упругого языка чередовались с редкими поцелуями. Теодор заставил принимать каждое прикосновение. Мира вытянулась, издав хныкающий звук. Тело мелко содрогнулось от мощного прилива. Теодор не остановился, пока Мира не обмякла в его руках. И только потом снова навис над ней и глубоко толкнулся внутрь. Сердце Миры стучало в горле. Колени соскальзывали с влажных мужских ягодиц от каждого толчка. Скопившееся внизу живота остаточное удовольствие вынырнуло на поверхность в тот момент, когда бёдра Теодора замерли и задрожали.

***

Два тела образовались в позе инь-янь. Кожа была липкой, а простынь неуютно остывала. Даже лёгкие прикосновения вызывали у Миры протесты.

– М-мх, – недовольно промычала она.

– Больно?

– Нет.

– Ты под напряжением, как оголённый провод?

– Да. У меня ноги до сих пор дрожат.

Теодор невесомо поцеловал её колено. Только что он вертел ей, как ему вздумается, а теперь, как прежде, смотрел с придыханием.

– Душа твоя – коварная сирена.

– Разумеется, во всём виновата я, я тебя соблазнила, да-да.

Сиротливо валяющаяся на полу распорка притягивала взгляд.

– Почему эта штука находится в твоей спальне?

– Заготовлена заранее. У меня были на тебя планы.

Вскоре Теодор устроился за спиной Миры и, обняв её, зарылся носом в запутанные волосы.

– Я вся мокрая и липкая.

– Да. И пахнешь мной.

– Это мне подходит, потому что ты пахнешь изумительно, – повернувшись в его руках, Мира забросила на бедро Теодора ногу. – Ты пахнешь… хм, кожаным салоном дорогого авто, глянцевыми страницами нового журнала… И немного грейпфрута.

– К сожалению, не я, а «Том Форд».

– Нет. Это ещё и ты. Не смейся, я упражняюсь в литературности.

– Я польщён. Мой запах ещё никто так высоко не оценивал. И всё же это просто парфюм.

– И всё же я останусь при своём мнении.

– Как и обычно.

Какое-то время они молчали. Теодор гладил её волосы. У Миры сил не осталось, поэтому она обводила лишь взглядом его нос, губы, выточенную линию челюсти.

– Прости за сегодня. Я не хотел быть грубым.

– Я хотела, чтобы ты был груб.