Поддавшись безумному порыву, Теодор сжал ягодицы Миры сильнее. Теперь он был повсюду. Хотя, казалось, это уже невозможно. Мира ощущала близость его кожи, его дыхания, всего существа. И почти боль от того, как крепко он держал её в своих руках. А затем его ритм сбился. Теодор простонал в её рот, задержался глубоко внутри, зависнул в самой высшей точке. Словно хотел остаться там навсегда.
Тело над Мирой стало мягче. Каменные мышцы расслабились, и Теодор осторожно опустился на неё сверху всем весом. Мира запустила пальцы в его волосы, погладила оставленные на коже следы от своих ногтей.
– Прости, я тяжёлый, сейчас.
– Всё в порядке, – Мира крепче обняла Теодора. – Мне нравится.
Он вышел, оставив внутри сладкое ощущение покинутости.
Немного утомлённо улыбаясь, Мира вытянула руки, зарылась лицом в подушку. Совершенно повержена. Во всяком случае, на этот вечер.
Горячие губы опустились на её лопатку в долгом щекочущем поцелуе. Мира повернулась к Теодору лицом.
– У твоей кровати решётчатое изголовье. С ума сойти.
Теодор задумчиво улыбнулся. Вероятно, это его обычное состояние после удовольствия. Мира была свидетелем этого только два раза. Но в обоих случаях он вёл себя так.
– Снова думаешь, как бы вышвырнуть меня?
– Нет. Думаю, как бы сделать так, чтобы ты осталась здесь навсегда, – с печальной нежностью заметил он.
Мира фыркнула.
– Один раз ты уже от меня избавился. Почему бы этому не повториться?
– Теперь тебе нелегко мне доверять, я знаю.
– Нет, остановись, – Мира ушам своим не верила, – не пытайся стать моим союзником.
Теодор вопросительно нахмурился.
– Вот это твой манёвр просто ужасен. «О да, тебе непросто, ты абсолютно права». Не пристраивайся ко мне, хитрый лис. Не размывай свою ответственность за содеянное! Честнее в таких ситуациях дать обещание.
– Обещание чего?
– Не причинять боль.
Теодор иронии не понял. Его тон стал серьёзным, непререкаемым.
– Я не знаю, насколько твоё сердце способно воспринимать ту или иную нагрузку. Но всё равно обещаю никогда не причинять тебе боль. Если только ты сама этого не попросишь.
Мира непонимающе осеклась, а затем расплылась в улыбке.
Теодор изучал её тело. Пальцы со свойственной им дотошностью скользили по изгибам, как кисти, оставляющие за собой мазки краски. Он видел её и более оголённой. Она видела его таким впервые. Он молчал, умудрившись быть одновременно так близко и так далеко.
Теодор потянулся за сбитым к краю кровати одеялом. Мышцы его спины красиво заиграли. Тонкая, как нитка, цепочка свисала между лопатками под грузом небольшого кулона. Символ на нём Мира никогда не встречала. Уложив ноги Миры себе на колени, Теодор накрыл их одеялом. Потёр в руках ледяные стопы. Ей хотелось спросить, о чём он так глубоко думает. Но все вопросы казались банальными и надоедливыми. Она натянула повыше уголок одеяла. Это привлекло внимание Теодора. Он несогласно сдвинул преграду с груди Миры, очертив сосок большим пальцем.
– Я любуюсь, вообще-то.
– Не надо усыплять мою бдительность комплиментами. Я каждый раз думаю, что они что-то значат.
Лицо Теодора стало строгим. Даже скулы будто ещё сильнее заострились. Он смотрел с холодным осуждением. Снова не поняв иронии.
– Мира, мы только что занимались сексом. Думаешь, это может значить что-то другое?
– Ну, мы не впервые это делаем. И, помнится, в прошлый раз ты заверил, что не хотел этого. Что просто сорвался и всё такое. Так что я не воспринимаю секс началом чего-то большего.
Теодор тяжело вздохнул. Мира догадывалась, сейчас её станут исправлять.
– Я сказал, что домогаться тебя было недопустимо, и мне не следовало так себя вести. Возможно, я жалел о случившемся по профессиональным соображениям. Но уверяю, я хотел этого.
Грудь Миры загорелась.
– Повтори.
Решив, что это шутка, Теодор усмехнулся. Он всегда видел юмор, где не нужно, и в упор его не замечал там, где он был.
– Давай! Хочу услышать наконец-то правду, почему ты меня трахнул тогда.
– Не используй этот грубый термин.
– Боже, – Мира взорвалась смехом, – ты точно самое большое клише, которое я встречала. «Не произноси это гнусное слово, оно не про нас. Не давай нашему акту единения такое уродливое имя…»
Теодор улыбался, наблюдая, как Мира хохочет.
– Какая критиканка.
– Я не отстану, – заявила она, успокоившись. – Итак. Почему ты это сделал?
– Потому что я тебя хотел, – просто признался он.
Победа. Уголки губ Миры дёрнулись.
– Хорошо.
Неужели ты сказал это вслух. Зато сколько отговорок нагородил поначалу. Все с обоснованиями, чёткие, до блеска вылощенные. Ни шагу в сторону.
Лицо Теодора было теперь совсем другим – оживлённее, мягче. Оно сияло внутренним светом. Резкая линия меж бровей пропала.
– Мне нравятся непохожие по характеру личности в тебе, которые каким-то невероятным образом уживаются друг с другом. Поначалу ты показалась мне такой суетливой в этом желании проявить себя милой, деликатной. «Ах, всё в порядке, я понимаю, не волнуйся, я могу подождать, пока ты закончишь». А потом ты была готова голову мне откусить за свои обиды. И ещё ты выглядишь очень нежной и хрупкой, почти невинной. И при этом ты такая «да, я хочу стоять на коленях, пока ты шлёпаешь меня флоггером».
Мира была уверена, она уменьшилась в размерах от смущения.
– Нельзя говорить такие вещи в лоб, мистер деликатность!
– Но ведь это правда.
– Мог бы и промолчать.
– Я не хочу молчать. Меня это в тебе приятно удивляет.
Он потянул её за руку на себя, чтобы Мира села. И поцеловал. Затем его губы остановились, но не отстранились.
– Ты не имеешь ни малейшего понятия, с каким настырным, занудным и ревнивым типом связалась.
– Это ты ещё не в курсе, с кем связался. Я жуткая собственница.
– А я купил билет.
Мира ждала продолжения, но его не последовало.
– Я студентка.
– Что «я студентка»? – Теодор удивился.
– А что «я купил билет»?
Теодор чмокнул её согнутую в колене ногу и, поднявшись, подошёл к книжной полке. Перед Мирой открылся обворожительный вид на поджарую голую задницу с ямочками.
Он подал Мире книгу Элизабет Гилберт. Но она узнала её ещё издалека по характерному корешку.
– Эм. Зачем? Я читала её.
Теодор вздохнул и сел обратно на кровать. Конечно же, ничего не пояснив.
– Для чего тебе такой огромный книжный шкаф здесь?
– Ты меня осуждаешь?
– Это же спальня. Вроде сюда не ставят нечто подобное.
– Мне нравится давящее ощущение от этого шкафа. Он будто заглушает гул. В спальню я прихожу, когда хочу абсолютной тишины. И спать, разумеется.
– Так стоило вести себя тихо и не разрушать атмосферу молчаливого царства?
– Было бы несправедливо себя сдерживать, – Теодор улыбнулся. В глазах блеснул огонёк. – Тебе здесь можно даже неистово кричать.
Разговор приобретал возбуждающий мажор. Решив поддержать его, Мира просунула руки между перекладинами кованной спинки кровати.
– Решётчатое изголовье, – она захихикала. – Ну надо же…
Губы Теодора хитро изогнулись.
– Рад, что тебя это так повеселило.
– Такие ещё популярны? Разве мягкое изголовье не практичнее? Или твоя койка – спецзаказ для особого ценителя?
– Ты меня в чём-то подозреваешь?
– Брось. Не говори, что ни разу не воспользовался этим.
– Нет.
Мира закатила глаза, упав на спину.
Непрошибаемый экземпляр.
– В спальне бдсмщика подобная кровать – клише всем клише.
– Ах вот оно что. Наконец-то ход твоих мыслей мне понятен. Нет, Мира. Я никого здесь не приковывал.
Сложив руки запястьями друг к другу, Мира доверчиво протянула их Теодору.
– Можешь делать всё, что захочешь.
Теодор завёл её ладони над головой, зафиксировав своими. Гибкое тело грациозно нависло над Мирой. Но взгляд его сделался опасно мутным.
– Ты осознаёшь значение слова «всё»?