— А если Лад снова начнет вспоминать, и захочет бросить школу, вас, меня? — Салли в растерянности вслух перебирал варианты что приходили в этот момент к нему в голову.

— Я каждый раз смазываю руки древесным соком, чтобы эффект от моих прикосновений был сильнее, но теперь я решил перейти к более радикальным мерам. Подготовлю для вас обоих специальные бинты, которые будут служить для вас одеждой и маскировкой! — Серо замолчал и взяв с тумбы трубку и хорошенько ее раскурив он наконец-таки не много успокоился и продолжил:

— А тебе я приказываю смазывать эти бинты специальной древесной мазью чтобы они прилипали к вашим телам, без нее я не смогу внушать образы тебе и стирать память Лада, в любой момент, когда захочу. Так я смогу залезть к нему в голову на расстоянии, а также это уберечь тебя от не обдуманных слов?! Ты меня понял?

— Да, учитель. Я сделаю все что вы прикажите!

— И Салли не переживай, я знаю, что больше всего на свете ты хочешь, чтобы этот белокурый мальчишка Лад всегда оставался твоим другом. Обещаю тебе что так и будет всегда. Если ты будешь присматривать за ним и следить чтобы он постоянно носил бинты в специальном древесном соке, он обязательно забудет и о родителях, и о матери, и будет всегда рядом с тобой, чтобы не случилось. Помоги мне завершить начатое, а я помогу тебе никогда не расставаться с ним. — учитель снова выпустил густые клубы дыма и откинулся в кресле головой назад, добавив:

— А пока можешь продолжить меня брить раз Лад еще не пришел в себя!

***

Насколько я провалился в сон, на минуту или больше, а может на одно мгновение? Я совершенно потерял счет времени, но кажется, что мы уже закончили брить своего учителя. Куча черных волос была разбросана повсюду вокруг, казалось, они были у меня во рту и под одеждой. Но глядя на учителя, смотрящего на себя в ручное маленькое зеркало, было видно, что он остался доволен. Салли аккуратно приглаживал волосы учителя руками и собирал их в один пучок сзади, я же восторженно смотрел как лицо учителя, которому на первый взгляд было не больше сорока. В какой-то момент мне даже почудилось, что это был и не наш учитель вовсе. Серо глянул на меня будто бы прочитал мои мысли и улыбнувшись поднял два пальца вверх, будто отвечая на мои мысли что в любое мгновение сможет применить силу своих пальцев чтобы доказать, что он это он.

Из-за окон подул первый холодный ветерок, это лето медленно, но уверенно уходило вместе с жарой и солнцем, давая дорогу холодному ветру с моросящим дождем. Учитель потрепал меня за русые волосы и тоже глянув за окно наставнически сказал:

— Лад совсем уже скоро, я вам обоим обещаю, вы устанете от моих поручений за стенами школы и будете меня умолять вернуть все как было! Или я не прав, и вы готовы продолжать снова и снова делать одно и тоже оттачивая свои навыки, здесь в стенах школы?

Только теперь я задумался о том, о чем говорил учитель, может я что-то и пропустил, но в глубине души я теперь точно понимал, что моя история в стенах школы не может закончится, мое сердце было там за пределами, этих стен, стен этого города, да даже всей империи Астория.

Церковь на Восточных воротах.

Утро было пасмурным и холодным, косой дождь моросил за окном заполнив своим громким шуршанием и переменчивым воем ветра всю комнату. Я проснулся от холода и боли, которой до кроев была наполнена моя голова. Присмотревшись, я заметил рядом спящего Салли, всего замотанного в серые тряпки, из-под которых проступали бурые пятна от запекшейся крови. Я отшатнулся в сторону на мгновение, подумав, что он мертв, но прикоснувшись к нему я успокоился, почувствовав тепло его дыхания. Солнце было еще где-то далеко за восточными холмами, а я уже одевался, намереваясь пойти к Тильде, чтобы она поскорее дала мне все необходимое для починки крыши. Одев на себя льняную рубаху и перетянув ее на поясом из обрезка ткани я еще раз глянул на спящего Салли и в душе поблагодарил его за вчерашнее. Мои руки сами нащупали на моем лице запекшуюся кровь, и боль снова пульсацией ответила мне на мгновение возвратив снова назад, во вчерашний день.

«…- Просто хлеб… — я разочарованно бросил каравай Салли и задумчиво замолчал.

— Надо было лучше искать, может там еще что-то было? — Салли вертел хлеб в руках тоже недоумевая и виня во всем только меня.

— Да смотрел я, больше не было ничего… — разводил в растерянности я руками, пытаясь оправдаться:

— Во всех мешках был только хлеб и больше ничего.

— Врешь! Нужно еще раз проверить, в чем-то тут подвох, надо вернуться… — Салли злился и бросил мне хлеб обратно, недовольно сжав свои кулаки.

— Доверили настоящее задание, а ты все испортил! Поэтому старик показал только мне лицо этого лысого, а не тебе… — Салли брезгливо сплюнул мне под ноги…»

Я снова стоял посреди комнаты и смотрел в полумраке на свои руки, поднеся их к своему носу, уловив еле заметный запах тмина. Значит мне все это не привиделось, вчера мы и в правду украли зачем-то хлеб. Опять замотав начавшей болеть головой, я отправился на поиски Тильды зная наверняка чем быстрее я начну чинить крышу, тем быстрее она успокоится и покормит меня.

Пробираться в общую столовую, в которой через час все ученики соберутся для утренней трапезы у меня не было никакого желания, поэтому я отправился прямиком на кухню, туда, где трудилась денно и нощно, казалось никогда не спя управительница Тильда.

С самого раннего утра вся школа фехтования шумела будто пчелиный улей с той лишь разницей что пчелы все время трудились, а тут с самого утра чесали языками. Слухи что возникли с первыми лучами солнца превратились в кошмар и ужас стоило солнцу хоть чуть-чуть подняться за далекими холмами. Вести о казни шпионов Ордена облетели всю школу и кинулись из нее в разные стороны обрастая ужасными подробностями с каждым новым пересказом событий, которые превратились из свершившегося факта в безумную фантазию, обросшую со всех сторон городскими домыслами. Мол хлеб не поделили, решили, что озолотятся на его продаже. Толи пять пудов толи десять решили сбыть, не платя налогов на рынке. Деньги то большие, вот один другого и зарезал, а третий побежал к страже, боясь смерти, но смерть то не обманешь. Поговаривали что во всем этом был замешан сын местного графа. Хотя, да и не сын — это графа был, а кто-то из охраны, что взбунтовалась на самого графа, весь он де не платит им из казны. А если и платит, то мало, но они терпят, вот только один стражник и взбунтовался. А граф возьми его голову и отрежь в наказание остальным и скорми ее собакам, чтоб другим бунтарям не повадно было. Слухи переходили от человека к человеку и продолжали обрастать новыми подробностями. Мол дело — это может и не в Гротеске было, может и не с нищими из приезжих, да и сын графа не причем, а казнь вообще для потехи была.

Так сплетня, облетев за пару часов все окрестности вернулась назад, на кухню, туда, где, тихо ступая в этот самый момент оказался я, прячась среди кухонной утвари, прислушиваясь к шуму разговоров.

Старые, молодые и совсем юные ученики, а теперь слуги на кухне работали как единое целое, одни нарезали, другие мешали, чистили, мыли, жарили, парили, варили, тушили, снова нарезали, украшали, выкладывали, забирали и наконец убегали, разнося все по столам что находились в общей кухне. В какой-то момент этот ручеек из живой плоти и огромного количества приятно пахнущих блюд остановился, и вся цепочка стала рушится на глазах управительницы Тильды. Слуги махали руками о чем-то споря перейдя на шепот, и окончательно бросив заниматься своей работой, будто позабыли зачем они здесь. Я совсем притих в темноте угла, только теперь увидев, как Тильда до этого месившая тесто, поставила большой таз на стол и вооружившись скалкой, осторожно, чтобы никого из бездельников не спугнуть, вынырнула из тьмы своей кухни в общий зал. Пятнадцать открытых настежь ртов завороженно слушали еще один, не менее увлеченно рассказывающий о событиях прошедшего дня, добавляя уникальных подробностей и донося лишь, только горькую правду, от которой, даже у старой управительницы волосы чуть от ужаса не встали дыбом.