— Бедный мальчик, вы просто не представляете… — рассказчик лет двадцати, еле сдерживая свои слезы, рыдал, боясь перейти на вой: …столичные мрази заставили его танцевать голым, а потом, оглушив, начали его есть!!!!

— Какой мальчик? — только и смогла выдавить из себя опешившая мужеподобная Тильда, стоя на перевес со скалкой.

— Сын конюха, маленький такой, рыжий… — рассказчик, махая руками, продолжал рыдать: он, он, он живой еще был, когда они его ели, после того как накачали вином….

— Какой сын конюха? — кто-то завороженно спросил из толпы, совершенно не понимая, что Тильда перешла в наступление, подняв скалку над головой и идя прямо на толпу своих подчинённых.

— Я ж говорю, ма-а-а-а-нький, такой, ой, ой — запричитал рассказчик, получая по своей голове удар за ударом.

— У нашего конюха нет сына!!!! Дармоеды, спиногрызы проклятые!!! — уже кричала на помощников управительница, усыпая их спины и головы ударами скалки. Они же, только теперь, опомнившись от ужаса, разбегались в стороны, кто-куда, толкаясь и мешая друг другу, разбрасывая еду под ноги и катаясь по полу.

— Сына конюха съели!!! Я сейчас устрою так, что старшие ученики точно съедят вас всех на завтрак, бездельники!!! — из дверей на шум выглянул еще кто-то, за что был мгновенно наказан точным ударом промеж глаз скалкой: А, кого-то, особо бесполезного и на обед еще раз съедят!!!

Через несколько мгновений общая кухня была почти пуста, остались лишь раненые и искалеченные.

— Битва окончена, сплетники и сплетницы, я вам спуску не дам! За работу все! Живо! — она подталкивала ногами лежавших, но уже не так сильно скорее любя, как мать львица — повелительница всего этого зверинца.

Наконец единое целое снова заработало, ученики-слуги снова начали резать, жарить, парить, варить, доставать, выкладывать, украшать, приправлять, и быстро хватая убегать с подносом в руках прямо за дверь.

— Вот ведь, дураки! — Тильда аккуратно похлопала ладонью себя по низу живота:

— Я сколько себя помню, у конюха палка его никогда не работала, что с ней только не делай. Глупость все это, да и только! Сын конюха это тот, кто разве что его перепить сможет?

Женский хохот залил всю кухню своим звоном, заглушив собой топот десяток ног, я же, наблюдая за всей словесной перепалкой вперемешку с рукоприкладством, надеясь на снисхождение Тильды вынырнул на свет прямо перед ней.

— О, явился! Вот как дала бы по этой светлой головушке, да сил уже нет на вас всех окаянных!? — Тильда села на табурет и пододвинув к моему удивленному лицу тарелку с дымящейся на ней лепешкой, просто погладила меня по голове.

— Чего замер ешь давай, тебе еще весь день крышу чинить… Погода, видишь какая началась, дожди да ветер, того и гляди зима раньше в этом году придет! Ты давай поторапливайся, инструменты и доски спросишь у конюха, если он, конечно, не в стельку пьян, будь он не ладен.

Я безоговорочно подчинился и принялся есть, молча наблюдая за тем, как Тильда покрикивает на своих кухонных помощников и думал про себя, что она на самом деле очень хорошая женщина — будто бы наша общая мама, а мы все ее не послушные капризные дети. Закончив с утреней трапезой и тайком прихватив с собой помидор из стоявшей на столе корзины; я направился к конюху, а оттуда уже на саму крышу, где меня кроме кучи дел ждали порывистый ветер и косой дождь, что будут помогать мне восстанавливать, все что я вчера разрушил. Конюх, встретил меня громким храпом, он, валяясь в сенях с пустой кружкой предавался сладким сновидениям. К моему удивлению, пилу, несколько досок, гвозди и молоток он всё-таки сумел приготовить для меня заранее. Всего этого мне с лихвой должно было хватить для начала моей работы, поэтому, не теряя зря времени я взял инструменты и направился на крышу, намереваясь за остальным вернуться чуть позже.

Дыра была довольно большой, сломанные сгнившие деревяшки торчали словно острые пики в разные стороны. Я оценил сколько мне понадобится досок и отправился за ними, думая о том, как же мне придется сюда тянуть лестницу одному. Но мои мольбы были услышаны и проделав несколько спусков и подъёмов с материалом, я наконец-таки встретил Салли. Рыжеволосый мальчишка, жуя булочку, оперся о стену и потирая свободной рукой бурые бинты наградил меня вместо приветствия широкой улыбкой.

— Ты хоть поел с утра, день может оказаться очень длинным! — Салли протянул мне надкусанную булочку, но я наотрез отказался, предлагая жестом мне помочь.

Лестница была приставлена к балке и я, поднявшись на самый верх принялся выламывать остатки гнилых досок: опилки, влага и куски черепицы летели мне прямо в лицо мешая работать, но я продолжал, не замечая всего этого. Сделав края более ровными, я принялся выкладывать на балку новые принесённые доски, застелив ими всю дыру. Пока Салли отправился с мешком за опилками, которыми придется засыпать все пространство между досками и черепицей, я поднялся на крышу и вооружившись молотком и гвоздями принялся приколачивать доски к балке. К середине дня мы засыпали все пространство опилками и приколотив второй слой досок начали таскать на верх черепицу.

Дождь почти прекратился, но мы оба уже были промокшими почти насквозь. Салли не довольно хмыкал носом, а я дрожал от холода, со злобой глядя на облака, совершенно не собирающаяся расходится на небосводе, давая дорогу ярким лучам еще греющего осеннего солнца.

— Не заболеть бы, учитель снова ругаться будет?! — Салли глядел вниз с крыши, не боясь от резких порывов ветра в любой момент упасть.

— Ты как себя чувствуешь? Голова не болит? — я присел возле небольшого ограждения и тяжело вздохнул, ощущая резкую головную боль.

— Есть немного, но скоро все пройдет! — Салли дотронулся до бинтов на своей голове и недовольно сморщился.

— Это я виноват, подвел тебя, да и это падение… — я тоже потрепал свою голову, в душе ругая самого себя:

— Если бы не я, то все бы было по-другому!

— Поздно извинятся, я зла на тебя не держу, в следующий раз уверен ты меня не подведешь! — Салли улыбнулся в этот раз как-то фальшиво и отвернувшись от меня принялся смотреть куда-то во двор. Он перегнулся через небольшое ограждение и увлеченно куда-то смотрел между деревьев, заставив и меня обратить внимание, на то, что там творилось.

Несмотря на шедший все утро дождь ученики тренировались все это время во дворе, кого-то от влаги спрятали кроны деревьев, а кто-то, как и я сам промок до нитки. Тренировки прекратились только на время обеда, но там нас Салли никто не ждал до тех пор, пока мы не закончим с крышей. Во дворе появилась группа из нескольких человек, явно настроенных не дружелюбно, глядя на них я понял, что заинтересовало так Салли. Среди пришедших был тот самый лысый, на которого охотились мы вчера, от этих мыслей голова снова ответила мне резкой болью. Образы на мгновение вспыхнули в моей голове и исчезли. Мы вместе Салли молча наблюдали, он, всматриваясь в каждого из пришедших чтобы хорошенько запомнить каждую мелочь, а я же больше смотрел на их губы стараясь прочесть по ним все что они говорят. Не помню пробовал ли я это делать до этого, но откуда-то я непременно был уверен в том, что прочитать по губам у меня получится.

— Где ваш мастер? — кучерявый, одетый в меховую шапку и потрепанный ватник мужчина встал посреди двора обращаясь к пробегающим мимо него ученикам, которые ничего ему не ответили и скрылись за одной из множества дверей длинного здания школы. Незнакомцев было шестеро они молча смотрели на проходящих учеников и лишь один, этот кучерявый, донимал всех вопросами и размахивая руками пробовал угрожать, на что ученики, извиняясь убегали ничего ему не отвечая. Терпения у пришедших надолго не хватило и вот уже кучерявый схватил кого из учеников за волосы и повалил на землю намереваясь хорошенько его отделать, но в последний момент остановившись и повторив свой вопрос.

— Где ваш мастер, учитель? Где этот старик, к которому мы пришли?

— Мне что начать избивать здесь каждого поочередно чтобы он наконец появился? — вторил кучерявому его соратник, изрядно осмелевший, после действий первого.