Небо за пределами города Гротеск.

Мы спешно собирались в дорогу. Колебан так и остался стоять на своем, требуя по пять серебреных с каждого, на том и порешили. Мы помогали вместе с Салли грузить вещи на повозку, пока ее хозяин расплачивался за провизию, так нужную, для столь долгой дороги. Логос сидел на ступеньках, у входа в заведение, где мы познакомились и наглаживал свою лютню, изредка поглядывая на нас и широко улыбаясь. Меня все не покидало чувство, что с ним в дороге обязательно будут проблемы. Да и вообще куда он собрался ехать, он так и не сказал. При нем кроме небольшого мешка да лютни ничего не было, толи он был полным дураком, толи и не собирался далеко уезжать. Наконец Колебан расплатился с хозяином, который остался доволен от такой сделки и направился к нам. Патрик же все это время снаряжал лошадей, а после того как запряг их в повозку, устало сел за поводья с интересом наблюдая за нами. Как только мы уже готовы были ехать, раздался звон местной часовни, который не предвещал ничего хорошего. Мы глянули в ту сторону откуда исходил звон, но Колебан толкнул меня по плечу, приказывая залезать всем в повозку.

— Чего встали, поехали! Не по нашу душу трезвонят…

Мы чуть было не забыли, зазевавшегося Логоса, который в последний момент забросил свой мешок и лютню, залезая на бегу сам. Повозка медленно покатилась по каменной мостовой, скрепя и качаясь, на будто старое больное животное, воющее перед смертью, билось в агонии, отдаваясь на каждом ухабе и выбоине болью в пятой точке. Это сразу же заметил толстяк Колебан:

— Как из города выйдем, сразу мягче пойдет, старая она у меня. Всю жизнь меня кормит…

На его слова повернулся Патрик и с удивлением посмотрел на своего спутника, заставив его даже добавить:

— А что не так я сказал? Давно бы новую купили, если бы стражники не потеряли наши бумаги. Тогда отдали бы нам деньги за тот день. Век воли не видать, я бы стал богаче на два золотых! — Патрик, опять прищурившись, глянул на старика и тот снова добавил:

— Мы бы стали богаче, мы!

Дальше, до самых городских ворот, ехали молча. Салли закрыв глаза дремал, я наблюдал за Патриком и Колебаном, а Логос отвернувшись от нас, что-то искал в своем мешке. Мы остановились возле сторожки, и наш возничий принялся расхваливать местных стражей правопорядка, хотя минуту назад клял их, как только мог. Стражники осмотрели наш провиант и получив несколько медных монет с каждого за проезд пропустили, даже не проверив вольных грамот или наличие рабского клейма. Уже под сводами ворот я сумел расслышать короткий разговор двух охранников.

— Опять ты опаздываешь, Марк. Мне надоело прикрывать перед командиром твою тощую задницу.

— Так я это. Ты новости последние слышал? Говорят, в городе новый герцог. Даже сам архиепископ приехал его поздравить?!

— А со старым что? Не уж то переел и лопнул? — захохотал один из говоривших.

— Да вроде баба, какая-то? — неуверенно оправдывался второй.

— Ерунда все это… — голоса исчезли за воротами, и я больше не слышал то, о чем они говорили дальше.

Я переключил все свое внимание на бескрайние поля ржи, что лежали перед нами в долине. Здесь во всю работали люди стараясь успеть собрать хлеб до сезона дождей. Повозка и вправду пошла мягче и меня стало медленно укачивать, погружая в сон. Я глянул на спящих Логоса и Салли, тоже последовав их примеру, закрыл глаза и поддался нахлынувшей на меня слабости. Совсем скоро повозка совсем перестала скрипеть, ровно качаясь из стороны в сторону, будто колыбелька для детей. Не знаю, почему я об этом вспомнил в этот момент, представив, как отец убаюкивает меня что-то напевая. Было ли когда-то это со мной я не знал, но хотел в это верить, верить, что все было именно так, окончательно провалившись в сон.

Прошло довольно много времени и солнце, которое висело до этого довольно высоко, начало медленно садиться на западе. Поля постепенно сменились редким лесом, а потом и вовсе исчезли. Дорога стала куда уже чем была, и редкие ветки густого кустарника лезли к нам прямо в повозку, вокруг запахло деревом и влагой. Я довольно потянулся чувствуя, что спать мне больше совершенно не хочется. Посмотрев, что Салли все еще спит, а Логос увлеченно что-то пытается записывать на кусок бумаги, всматриваясь в местную природу, я пододвинулся поближе к возничим и решил завязать с ними разговор:

— Тяжело, наверное, все время путешествовать? — обратился я к Патрику, который с удивлением глянул на меня прямо в упор и недовольно поморщившись отвернулся, ничего мне не ответив.

— Не обращай на него внимания. Это он пока молчит, а потом как разговориться, его и не заткнешь вовсе! — вмешался в разговор Колебан, защищая своего компаньона, после продолжив.

— Да мы не путешествовали вовсе. Всего делов то, три мили до оврага и назад. Вези да сжигай, дело то не хитрое, — я с трудом понимал, о чем говорил плешивый тучный старик, но продолжал его слушать:

— Мы же родились в Гротеске. Вот думали в нем и умрем. Только страшновато жить в нем стало. То война, то рыцари всякие, черные с рогами… Головы людям отрубают и тянут их в лес!

— Это вы меня так напугать пытаетесь? — спросил, зевая я, готовясь к очередной городской байке, которых на нашей кухне в школе фехтования ходило огромное множество.

— Да какое напугать? Правду говорю, сам видел! Скажи Патрик… — он толкнул молчаливого юнца пальцем в покрытое веснушками лицо, но так и не добился ответа.

— Мы почему уехать решили, страшное твориться. Людей вон сколько поубивали, я уж было думал жила золотая, так нет же… Стражники бумаги потеряли, говорят не могли мы с Патриком сжечь столько трупов, но я-то помню, я знаю, все записывал, а они?! Пусть теперь новых сжигателей трупов ищут. Вспомнят они еще мое славное имя, искать будут, умолять, а я взял и уехал! — После этих слов старик захохотал, и Патрик вслед за ним затянулся своим звонким голоском, обнажив свои черные десны и остатки зубов, заставив меня с отвращением отвернутся.

От хохота проснулись Салли и Логос и не понимая, о чем разговор тоже заулыбались. Наша повозка ехала через густой лес, которому не было ни конца, ни края. Солнце продолжало медленно садиться, заставляя мрак выбраться из тех мест, где он прятался целый день, чтобы начать окутывать в свое одеяло все вокруг.

Когда почти совсем стемнело мы выехали на довольно просторную лесную поляну, на которой решено было заночевать. Убрав повозку с дороги и привязав лошадей, Патрик насыпал из мешков им корма и остался возле них, намереваясь там провести до самой ночи. Я вместе с Салли принялся собирать хворост для того чтобы развести костер, который бы прогорел до самого утра, отпугивая диких зверей своим жаром. Колебан сел чистить плоды картофеля и купленную заранее рыбу, расхваливая свою будущую похлебку и только Логос, аккуратно положив свою лютню, направился куда в лес один. Как я понял, заплатив за нас с Салли серебром, он не собирался нам не в чем не помогать, намереваясь просто есть и спать всю дорогу. Когда костер был разведен, а собранного хвороста было достаточно для того чтобы поддерживать пламя до самого утра, мы собрались все вместе. Логос играл какую-то медленную мелодию, что-то бормоча себе под нос. Колебан помешивал деревянной ложкой закипающую в котелке похлебку, а Патрик, набрав хвойных веток, что-то мастерил из них.

Как оказалось, Колебан довольно неплохо готовит, ничуть не хуже нашей тетки Тильды, рыбная похлебка получилась просто отменной. Наевшись до отвала мы неожиданно для самих себя попали на ночное представление, устроенное нашем молчаливым театральным гением, все это время скрывавшимся под личиной Патрика. Разодевшись в одежды, сделанные из еловых веток он начал плясать у костра, рассказывая жутким голосом нам историю маленькой девочки, что искала свою любовь, но заблудилась в этом лесу. У него явно был талант, он разговаривал разными голосами и пародировал даже птиц и других животных, что подстерегали девочку на пути. Он кривлялся и плясал, Логос, улыбаясь ему, во всю подыгрывал на лютне, ну а мы с Салли и Колебаном смеялись, позабыв обо всем на свете. Наше веселье прекратил резко начавшийся дождь, да так резко и неожиданно, что мы чуть успели под брезентовый навес нашей повозки, продолжая хохотать и смеяться, оставив часть вещей под дождем. Стихия все не стихала, раскаты грома разрывали своим грохотом небо, а молнии на мгновение освещали жутких созданий леса, все ближе подбиравшихся к месту нашего ночлега. Через еще одно мгновение молния сверкнула, и я понял, что это мое воображение разыгралось, после театрального выступление Патрика, сделав из старого трухлявого дерева, чудовище, тянувшее ко мне свои кривые изогнутые лапы. Начался ливень, потушивший наш костер, и погрузивший все вокруг окончательно во мрак.