Кровавая бойня, что развернулась в подвалах под храмом была уже закончена, но для остальных жителей города она только начиналась. Епископ с удовольствием глядел на свои дымящаяся кулаки видя. Как раны на них заживают, а остатки кожи, плоть и кусочки костей испаряются из жара что теперь переполнял их. Переступая через тела своих растерзанных слуг епископ уже знал, что непременно наберет на их место новых, также он знал, что его рыцари у ворот уже пали, дав драгоценное время остальной страже для того чтобы перегруппироваться, отступая в центр Гротеска. Враги наводнили восточную часть города, сея панику и хаос, заливая кровью случайных прохожих мостовые, начиная праздновать неминуемую победу. Вот только епископ был теперь абсолютно уверен, что атака на город не сможет закончится успехом для нападавших. Гротеск станет для всех них могилой, их последней атакой, атакой обреченных умереть от рук городского епископа, ставшего на их пути.

Воля во сне Лада.

Ее тёмно-карие глаза были цвета коры дуба, дерева возле которого я провел большую часть своего времени в стенах школы фехтования. Будь то день или ночь, холод или жара, снег и дождь. Я все время был у этого большого загадочного дерева, кто и когда его мог посадить, прямо во внутреннем дворе школы, мне было совершенно не известно. Здесь было много разных деревьев вокруг: клены, кедры, ясени и даже яблони, вот только дуб был один. Только ее глаза были того же цвета что и кора на этом большом, по-своему даже волшебном дереве. Из его сока можно было получить таинственные зелья и кремы, не менее таинственные чем эти глаза, все время смотрящие на меня, такие зовущие и такие желанные. Я тонул в их глубине пытаясь разглядеть прямо в них каждую выбоину, неровность и изгиб, причудливого узора прямо на коже дерева — на его коре. Пытаясь понять, все изображение передо мной, я отступил на шаг назад и наконец увидел: ее черные брови и высокий лоб, тонкость и правильность линий присущая только ее лицу, лицу с глазами цвета дуба. Я захотел прижаться к ней, чтобы почувствовать этот запах и прикоснуться к ее точно очерченной шее, ощущав всем своим лицом, как солнечные зайчики, живущие на ее черных прямых волосах, разбросанных по плечам, запрыгали по моем скулам. Она засмеялась, прикрывая свою улыбку руками, будто бы не хотела, чтобы я ее видел. Но было поздно, я даже видел, как между белых ровных рядов высунулся маленький розовый язычок, которые мне непременно захотелось укусить. Теперь она смеялась еще больше, пытаясь отстранится от меня одной рукой, второй прикрывая свои глаза, глаза цвета дуба, больше не давая мне возможности, снова в них утонуть, спрятаться в бороздках и выбоинах коры. Я улыбался вместе с ней, зная, что она не против моих прикосновений, как и не против всех моих самых сокровенных желаний, о которых теперь может узнать и она. Сопротивления больше не было, как и той утончённой красоты, нарисованной правильными тонкими линиями мастера, создавшего этот сон. Все стало совсем другим или именно таким, как мне хотелось на самом деле? Желто зеленые глаза хищно на меня смотрели, из-под черного лба на голове без волос. А ее грудь медленно вздрагивала при каждом ее движении, привлекая все мое внимание именно к себе. Коричневые большие соски следили, не переставая за каждым движением моих глаз, гипнотизируя и подавляя всю мою волю. Только теперь я смог вспомнить, что она все также висит на цепях и говорит мне снова и снова, одну и туже фразу. Я с глазами полными ужаса продолжал смотреть затем, как ее маленькое тело с отрубленными руками и ногами растянутое на цепях, должно было вот-вот лопнуть и проснулся. Я глядел с ужасом на обычный деревянный промасленный потолок, боясь проронить хоть слово, отчетливо слыша в своих ушах фразу, что она мне повторяла во сне:

— Убей меня…

***

Я проснулся в холодном поту от боли, которая, казалось, смогла захватить каждую частичку моего тела. Пожалуй, только моя голова пылала огнем от которого стала такой тяжелой, что я так и не смог ее оторвать от подушки. Я продолжал лежать, глядя на деревянный потолок, отчетливо вспоминая вчерашнюю ночь, каждой частичкой своего мозга радуясь, что помню абсолютно все до самых мелочей. Жар с моей головы медленно перемещался в область шеи, к боли можно было привыкнуть, ее было уже так много за последнее время, что я не проронил ни звука, чувствуя ожоги на моей груди.

Я знал где нахожусь, краем глаза заметив знакомую карту города на стене справа от себя. Комната учителя с такого ракурса, лежа на его собственной кровати, казалось еще больше, чем была на самом деле. Стараясь не шевелится, ощущая, что все мое тело было намазано чем-то охлаждающим и притупляющим мою чувствительность, я продолжил наблюдать. На тумбе стояло несколько кувшинов, какие-то тряпки и медленно дымящаяся трубка учителя. На полу, повсюду, под самой картой, были разбросаны какие-то свитки и книги, также одежда и оружие: ножи, мечи и кинжалы. Откровенно говоря, я был посреди бардака, который я никогда бы не застал до этого в стенах этой комнаты. Чтобы посмотреть, что творится у самых дверей в комнату, мне бы пришлось пошевелить своей головой, чего делать я конечно не стал, опасаясь вообще упасть с кровати. Чувствительность так и не вернулась, как только я не попытался представить, как шевелю пяльцами ног или рук. Пока, единственное что мне легко удавалось делать, так это просто хлопать своими ресницами и зло пялится в потолок, больше не пытаясь смотреть по сторонам. Внизу моего живота я начал чувствовать тяжесть, которая становилась все сильнее, но запрокинутая немного назад голова не давала мне возможности посмотреть, что же на мне лежит.

— Воля? — попытался пробормотать шёпотом я, слыша, как из моего рта вырвалось что-то совсем нечленораздельное, лишь потому, что губы мне больше не подчинялись. Обреченно закрыв свои глаза и погрузившись в свои воспоминания, я попытался позвать Волю, мысленно обращаясь именно к нем. Ответом мне был скрип оконной рамы и еле слышные шаги по деревянному полу. Крепкие руки подняли мою голову и пальцы разомкнули мне веки, мастер Серо склонился надо мной, проведя по моему лбу своей рукой.

— Смотрю ты проснулся? — он аккуратно, подложив мне под голову подушку, присел на край кровати, взяв свою тлеющую трубку с тумбы.

— Извини за беспорядок вокруг, пока лежи и не пытайся шевелится, все равно не получиться, — мы смотрели друг другу прямо в глаза, не отрываясь, он с любовью и заботой, я же с нескрываемой ненавистью и страхом.

— Знаю, ты ничего не можешь сказать, это все лечебная мазь, вижу отёк с глаз почти сошел. Паралич от нее как нельзя кстати, не хватало еще, чтобы ты что-нибудь покалечил, — он снова провел по моим золотистым волосам рукой, а потом, намочив тряпку в одном из кувшинов, положил ее мне на лоб.

— Смотри, не разбуди своего защитника?! — я перестал смотреть прямо в глаза учителя и только теперь заметил спящего на моем животе Салли.

— Никого к тебе не подпустил, кроме меня. Представляешь, даже Тильда не стала его ругать за это. Даже не знаю? — учитель аккуратно провел рукой по рыжим волосам Салли:

— Начинаю завидовать вашей с ним дружбе. Меня никто никогда так не защищал. Ты ночью пришел в школу в рыцарских доспехах, с легкостью вырубил нашу охрану, кроме Салли никто тебя и не признал. Скажу честно, убить даже хотели, но этот стервец стоял возле твоего тела и не подпускал к тебе, размахивая мечом. Ума не приложу как он понял, что это ты через закрытое забрало шлема. Вы не перестаете меня оба все больше удивлять, но самое странное, здесь совсем другое?

Учитель поднялся с постели и принялся подымать с пола все разбросанные вещи:

— Я не знаю что произошло, после того как охрана тебя поймала? Но до моей комнаты ты добрался сам и упал посреди комнаты без чувств, думаю ты и сам этого не помнишь, я так и не смог прочесть эти воспоминания в твоей голове.