И там же замирает, уже не в силах подняться.

Единственное, на что ее хватает, это перевернуться, тяжело, отрывисто дыша, и приложить ладонь ко лбу, поверх прилипшей, полностью мокрой челке с несколькими седыми прядками. И констатировать между рваными вздохами:

- Это нечестно, демон.

- Это не моя вина, - не делая попыток подойти и помочь, спокойно констатировал эрхан. И, словно вторя ему, негромко трещат сотни свеч, зажженных в настенных канделябрах. Их было достаточно, чтобы сохранить относительную видимость в огромной, главной бальной зале замка Сайтаншесса, и всё же мало, чтобы полностью развеять царивший здесь полумрак.

И Повелительница, всё так же не поднимаясь с пола, который больше подходил для танцев, нежели для полноценной тренировки, лишь невесело усмехнулась.

Конечно, в том, что не может нормально заснуть несколько ночей подряд, действительно нет его вины. Но ведь именно этот демон, не выдержав их общей бессонницы, привел ее сюда. И зачем, спрашивается, если изначально не видел в этом толка?

Не поиздеваться же, в самом деле.

И, словно угадав ее мысли, Повелитель Эштара снова разбавляет тишину, говоря негромко, чтобы эхо огромного и совершенно пустого помещения не отскакивало от стен и не долетело до стражи, стоящей за высоченными, двустворчатыми деревянным дверями, плотно прикрытыми сейчас:

- Я знаю, о чем ты думаешь, Ниэль. Но сорваться на мне выйдет, как бы я этого не хотел.

И он был прав, черт побери. Как всегда прав!

Что, однако, не помешало эльфийке глухо проворчать:

- С Сешꞌъяром же вышло.

- Тогда ты на него действительно злилась. Более того, была в ярости.

- А сейчас нет, что ли?!

- А сейчас ты всего лишь расстроена, - невозмутимо пояснил демон, за столетия их отношений прекрасно научившийся разлучать любые оттенки ее эмоций.

- Всего лишь?!

- Ниэль, - вздохнув, Повелитель Сайтаншесса всё же приблизился к супруге, продолжающей подметать пол собственным телом. И, сложив руки на груди, он иронично вскинул бровь. – Я понимаю, что ты чувствуешь.

- Да ни разу, демон, - теперь, всё так же лежа, принцесса Селениэль сложила на груди, упрямо поджимая губы. И внутри нее, как бы она не хотела прислушиваться к собственным ощущениям, в ежовый комок сбилась тягучая боль. – Ты видел нашего сына, ты сумел с ним поговорить, смог его обнять… А я? Так, непрошенный свидетель, которого на очередной праздник жизни даже не пригласили.

- Помнится, меня тоже не звали, - скептично напомнил Повелитель.

- Вот! – назидательно выставила палец эльфийка, после чего снова прикрыла глаза, обнимая саму себя, сунув ладони в подмышки, в мгновение ока становясь больше похожей на обиженного ребенка, чем на грозную Повелительницу эрханов. – Единственный наследник… а, упырь с ним, с официозом! Ари наконец-то определился с выбором всей его жизни, почти официально об этом заявляя при всем темноэльфийском дворе. Его малышка при этом проходила самое серьезное испытание в своей жизни, а я даже пожелать ей удачи открыто не смогла.

- Но ты пожелала, - мягко напомнил ей Шайтанар, как никто другой понимающий все обиды собственной Равной. И не нужно было даже ломать ее ментальные щиты, чтобы что-то прочесть в ее сознании – непереносимая горечь так и сквозила в каждом ее слове. И именно она мешала ей спать все последние дни. – И она это поняла. Они это поняли. Ариатар сразу догадался.

- Не пойми меня неправильно, - с ноткой усталости вздохнула эльфийская принцесса. – Я видела это. И больше жизни я хотела тогда оказаться рядом с ним так же, как стоял ты. Рядом с ними обоими! Клянусь Хаосом, будь моя воля, я бы вообще не допустила этот фарс с поединком!

- Что не помешало тебе отделать засунуть темноэльфийского Владыку в его же собственный камин, - иронично напомнил демон, который тогда, к слову, успел весьма вовремя. Разумеется, доставать буквально скрученного и завязанного в узел темного эльфа он не стал, но и замуровать его в топке не позволил. Хотя очень хотелось. – Наши дети выросли, Хелли, и с некоторыми проблемами им придется разбираться самим. Хочешь ты того или нет.

- Вот только потому, что я это осознаю, понимаю и принимаю, Летрак всего лишь немного побыл трубочистом, а не был торжественно распнут на том самом дереве, где сидел Кейн, - ворчливо откликнулась эльфийка. И уже тише, гораздо тише добавила. – Я всё понимаю, Шай. Их самостоятельность, честь, чувства, гордость… Они имеют право. Но мне больно.

- Я знаю, демоненок, - всё же не выдержав, Повелитель эрханов опустился на одно колено и, протянув руку, неуловимо коснулся костяшками пальцев щеки своей Равной. Маленькая, худенькая, в свободных бриджах, натянутых на скорую руку, в его рубашке, небрежно спадающей с хрупкого плеча, с растрепавшимися от поединка иссиня-черными волосами и откровенно расстроенная, она до сих пор оставалась той же человечкой, которую он полюбил когда-то. И с годами это чувство ни капли не изменилось. – Но наш сын упрям, так же как и ты.

- Кто бы говорил, демон, – почувствовав прикосновение мужа, эльфийка позволила себе насладиться им всего мгновение, а после села, распахивая глаза. И пару раз от души ткнула указательным пальцем в мужскую грудь. – Но не стоит забывать, что всё полноценное упрямство он перенял как раз от тебя!

- Можно подумать, я с этим спорю, - иронично выгнул бровь эрхан. Подцепив длинную прядь вьющихся, темных волос эльфийки, он пропустил ее через пальцы, наслаждаясь ее шелковистостью, и задумчиво протянул, склоняя голову на бок, будто к чему-то прислушиваясь. – Но ты иногда забываешь, что у нашего сына есть тот, кого не было у нас.

- Например? – продолжая недовольно хмуриться, не чувствуя то, что ощущал он, спросила Селениэль.

Но Повелитель эрханов, на чью ауру была закреплена защита родового замка, лишь многозначительно усмехнулся в ответ.

Откат от чужого перемещения он почувствовал сразу. И если появление собственного сына, для которого путь домой всегда был открыт, он еще мог пропустить, то проникновение чужака он засек в то же мгновение – собственные ошибки демон учитывал всегда и никогда не совершал их повторно.

Впрочем, чужака ли?

Даже он, Шайтанар сейт Хаэл, за столь короткое время не смог не понять – кто бы что ни говорил и не сомневался, но маленькая жрица Латимиры, похоже, уже вошла в его семью навсегда. И, к собственному удивлению, жестокий, предусмотрительный демон ничего против этого милого ребенка не имел.

Она… да. Пожалуй, хоть самому себе, хотя бы сейчас, он мог признаться в том, что ему импонирует эта юная леди. И что ее искреннее тепло, добро и мягкая укоризна во взгляде как раз то, что буйной династии Сайтаншесса всегда не хватало.

Учитывая кого его дочь, похоже, собралась принять в качестве избранника.

- Шай, - так и не дождавшись ответа, принцесса лунных эльфов нетерпеливо дернула его за рукав рубашки. – О ком ты говоришь?

- Тише, - так и не объяснив, демон улыбнулся краем губ, легким поворотом головы заставляя свою супругу замолчать. – Ты слышишь?

- Что? – до сих пор не понимая, Ниэль нахмурилась еще больше. – Что ты…

И вынуждена была замолчать, когда ее чувствительный эльфийский слух, наконец, уловил их – первые, далекие ноты знакомой до боли скрипки.

И она узнала ее сразу. Не могла не узнать! И тихо охнула, неверяще зажимая рот ладонью, почти не чувствуя, как гулко забилось материнское сердце в ее груди, моментально отзываясь на далекий, казалось, померкнувший, но не забытый зов.

Зов своего ребенка…

А на узких перилах крошечного балкончика самой высокой, главной башни замка правящей династии Сайтаншесса, тем временем, стоял сам объект ее бесконечных терзаний. Как когда-то в Академии Некромантии, распахнув угольно-черные крылья, не глядя в распростертое под ним небо и раскинувшуюся столицу под ногами, Ариатар сжимал в руках свой собственный музыкальный инструмент.

Еще недавно, отчаянно сомневаясь, опасаясь и переживая, сейчас он, едва взмахнув кистью, легко коснулся появившимся из ниоткуда смычком золоченых струн… И первые, грустные, жалобные звуки зачарованной скрипки разнеслись над спящей, едва озаренной огнями столицей. Плачущие, тревожные ноты будто каялись, взывали и плакали одновременно обо всем. О невысказанной грусти, печали, разочаровании… они будто просили прощения, заранее зная, что не найдут отклика в закаменевших сердцах.