Снова пустота

Это

Это

Вот что такое смерть в ксеносфере. Падение.

«Я не хочу умирать».

Целая куча сраного оружия, с которым Аминат не умеет обращаться, и ни одного солдата, потому что они все разошлись по домам, – вот с чем ей приходится работать. Растение стало еще больше, а пушки, судя по тому, что ей говорили, против него бесполезны. Она беспомощно стоит. И думает. Ну ладно, не думает, просто беспомощно стоит и предается унынию. Потом несколько раз стреляет из своей винтовки, и пули отскакивают от лоз, даже не оцарапав наружный покров. Она пробует разрывные пули, плазму, химические заряды – бесполезно. Нулевой результат.

На улице стоит четверка реаниматов, безвольных, пустых; херувимы пикируют с неба, вцепляются в них и уносят вглубь растения. Реаниматы не сопротивляются. Все логично: Бейнон растет, а для роста нужно питание.

Потом два херувима бросаются на Аминат. Она стреляет в них зажигательными пулями. Они продолжают лететь, лишившись голов. Она вновь стреляет, рассекая их пополам. Они падают, но все равно продолжают корчиться.

Им на смену прибывают новые. Аминат заметили.

Это плохо кончится. «Чем я думала? Без подкрепления – на эту… штуку, чем бы она ни была?»

Дроны и кибернаблюдатели подлетают ближе – явно для того, чтобы лучше запечатлеть ее кончину. Месяцев через шесть какой-нибудь аналитик наткнется на эту запись и сольет ее в Нимбус в качестве снафф-фильма, на который будут дрочить дегенераты. Над машинами рассекает небо гусиный клин – а потом останавливается и повисает в воздухе.

Дроны не парят; они неподвижны. Их пропеллеры не вращаются, однако дроны не падают. Ничто не движется, все застыло, даже воздух.

– Не бойся, – говорит позади нее Кааро.

Он в облике грифона, и он линяет; повсюду летают перья.

– Милый, – говорит Аминат. – А ты разве не должен…

– На самом деле меня здесь нет, и мир не остановился, он просто о-о-очень медленно движется, пока ты воспринимаешь эту информацию. Я оставил в твоей нервной системе крошечный комочек ксеноформ, чтобы он активировался при определенном сочетании эмоций и мыслей. Итак. Вскоре ты увидишь Гнилорыба…

– Подожди, когда ты успел…

– Милая, ты должна меня выслушать. Прости, но времени нет. Гнилорыб знает много странных вещей, и он задолжал мне услугу. Ну, то есть на самом деле нет. Я вроде как его шантажирую, но суть в том, что он сделает это для меня. Как только я его нащупаю…

– Кааро, это вторжение в личную жизнь, – заявляет Гнилорыб. Он возникает, одетый в белую мантию, бугрящуюся на животе, такой же озадаченный, как и Аминат.

– Аминат в опасности. Помоги ей – и больше обо мне не услышишь. – Кааро умолкает и начинает почесывать лапы.

– В чем причина вашего беспокойства, миледи? – интересуется Гнилорыб.

Аминат указывает на причину пальцем.

– Огромный фикус – жрет людей, убивает пришельцев, сопротивляется всему, что у нас есть, и, возможно, собирается меня убить.

Гнилорыб оборачивается, внимательно изучает все детали открывшейся перед ним сцены, поглаживает подбородок.

– У тебя сохранился тот ИД-хак, который я для тебя сделал? – спрашивает он.

– Да.

– Отлично. Мне потребуется пять минут, и я не знаю, сработает ли мой план, но тебе придется тут немножко повыживать. Ты бегать можешь?

– Могу, но не буду. Я не собираюсь растрачивать свои последние часы на земле, от кого-нибудь или от чего-нибудь убегая. Пять минут я могу и подраться.

– Сойдет. Удачи тебе, Аминат. А ты, Кааро, как всегда иди в жопу.

– Ты совершил хороший, добрый поступок, Гнилорыб. Я куплю тебе подарочек – в красивой бумажке, с бантиком, как положено. – Грифон словно мурлычет. – Аминат…

– Я с тобой не разговариваю, – обрывает она. – Поехали. Запускай все обратно.

– Я тебя люблю, – говорит Кааро.

– Заткнись. Запускай.

Время снова ускоряется.

Ну ладно.

Аминат обкладывается оружием – лишь тем, которое знает или понимает, как использовать. Из остального она сооружает примитивные условные баррикады, молясь о том, чтобы ничего не взорвалось или не брызнуло ей в лицо удушливыми химикатами. Аминат работает споро, прислушиваясь к шуму крыльев и подмечая, насколько он далек. Она поворачивается и одновременно вскидывает оружие. У этого херувима нет головы, зато есть все шесть крыльев и шипастые лапы, которыми он размахивает, приближаясь к ней, как будто падает, а не летит. Аминат стреляет, болас с шариками из сверхплотного металла спутывает крылья, и херувим низвергается на землю.

Он сражается с тросом и, похоже, отрывает куски своего тела, лишь бы добраться до Аминат. Она меняет оружие и стреляет в него белым фосфором. Времени посмотреть, насколько тот действенен, у нее нет, потому что к ней пикируют еще два херувима, слишком быстро, чтобы она могла прицелиться. Аминат выжидает, а когда первый из них оказывается на расстоянии фута, бьет его прикладом, и оглушенный херувим начинает беспорядочно дергаться. Второй набрасывается на нее прежде, чем она успевает развернуться.

Его хватка подобна огню, он вцепляется в Аминат и рвет ее кожу там, где она не прикрыта броней. Аминат не кричит. Она дышит, прогоняя панику, как ее учили. Кажется, будто ее окружили джунгли, где всякий листок, всякая лоза и всякий шип пытаются ее убить. Аминат выхватывает охотничий нож и начинает рубить; сперва ее движения скованы, а деревянистые части не поддаются, но постепенно она высвобождается настолько, что может достать пистолет, заряженный патронами «Магнум». Перемазанная соком и кровью, она рубит и стреляет, пока не оказывается на свободе. А они все шевелятся у ее ног. А новые все прибывают.

Аминат разбрасывает дистанционно управляемые заряды и отступает назад. Когда херувимы снижаются, она активирует заряды и распластывается на земле. Сплетенные из листьев и веток конечности разлетаются во все стороны.

А они все прибывают, порождаемые Бейноном, воняющие гнилью.

Черт возьми, здесь ведь и турели есть, но она не знает, как с ними управляться. Где это ебаное чудо, обещанное Гнилорыбом?

Управляющий растением разум заметил Аминат, и теперь херувимы не выползают из него спорадически, а наступают на нее единым фронтом. Десятками. Здесь, на открытом пространстве, сражаться с ними невозможно.

– Гнилорыб, гондон, какого хуя ты тянешь? – Но Аминат все равно стреляет в зеленую стену, понимая, что узкое окошко выживания существует, но не зная, сумеет ли она в него протиснуться. – Дерьмо. Я же сдохну тут. Дерьмо.

Сперва перемена в воздухе даже приятна. Он становится теплее, наэлектризовавшиеся волоски на теле встают дыбом. Мурашки, ощущение, будто ангел щекочет лобную долю мозга, желание засмеяться, бурление мочи в мочевом пузыре. А может быть, Аминат все это себе воображает, сражаясь с растительными марионетками-убийцами.

Растение с его листьями, лозами, стеблями и летающими херувимами, а заодно и парящие над ним дроны с кибернаблюдателями, озаряются золотым светом, потом чернеют и развеиваются по ветру, оставив после себя лишь дождь из пепла.

Херувимы, от которых отбивается Аминат, теряют боевой запал и бестолково дергаются, живые, но бездумные. Аминат оставляет их копошиться на земле и бросается туда, где раньше было растение, чтобы убедиться, что от него и вправду ничего не осталось. Ее телефон звонит.

– Ты еще жива? – спрашивает Гнилорыб.

– Это что за хрень такая была?

– Ха-ха, я так рад, что ты еще с нами. Кааро бы мне голову оторвал. Это, дорогая моя, была пучковая пушка «Наутилуса». Ну что, сработало, или мне еще раз стрельнуть? На этот раз заряжаться будет дольше, полчаса где-то.

Аминат смахивает пепел с кончика носа.

– Нет, все нормально.

– Рад слышать. Ну, будешь в Лагосе…

Аминат усаживается, поджав под себя ноги, на краю зоны поражения. Она молчит, но это громкое, оглушающее молчание. Ее сердце кажется ей голым, лишившимся всяких чувств, годным только на то, чтобы гнать холодную кровь по ее усталому телу. Она не до конца понимает, где находится, и куда несет ее Земля, и зачем она существует.