Лора бесстрастна.
– У вас есть проблемы посерьезнее моего эмоционального состояния, сэр. Сосредотачиваться на нем – роскошь, которую вы не можете себе сейчас позволить.
– Ладно, вернемся к этому позже. Но я хочу, чтобы ты зафиксировала, что я извинился.
– Ваша жена хочет с вами поговорить, сэр, – сообщает Лора.
– Сейчас? Это важно?
Она пожимает плечами, уходя. Обычно она так не делает. Джек не любит, когда она злится.
По иронии судьбы, когда он возвращается к себе в кабинет, экран показывает один из рекламных роликов его жены.
Ханна, с ее влажными глазами и идеальной прической, проникновенно смотрит на зрителя с искренностью, которая кому-то может показаться напускной, однако Джек знает, что она реальна. Столько лет спустя его сердце по-прежнему вздрагивает, когда он видит ее, даже на такой плоской картинке.
– Здравствуйте. Меня зовут Ханна Жак. На момент нашего разговора в городе насчитывается свыше двухсот тысяч альтернативно живых граждан, и это по самым осторожным оценкам. Лишь небольшой их процент находится под опекой родных, однако подавляющее большинство оставляют блуждать на улицах, заключают в тюрьмы или специальные отделения больниц, продают в сексуальное рабство, используют для забав или изгоняют в буш на границе города. Эти люди – наши мужья, наши жены, наши отцы, наши матери, наши близкие. Мы не должны забывать о них. Мы не должны отвергать их. Благотворительный фонд «Неушедшие» создает для таких людей надлежащие условия. Мы обеспечиваем их едой и кровом, бережным уходом, но всегда можно сделать больше. Позвоните по указанному номеру и сделайте удобное вам пожертвование. Вы никогда не знаете, что может случиться до следующего Открытия.
«Альтернативно живые»? Что, термин «реаниматы» попал в немилость? Джек знает, что в некоторых кругах их называют неупокоенными, а недавно четверо движимых ненавистью подростков подожгли одного из них, распевая «Zombie» Фелы Кути.
Он звонит Ханне.
– Милая?
– Как твой день? – спрашивает она.
– Не заставляй меня пересказывать этот ужас. А будет только хуже. Мне пришлось заключить договор с ведьмой, и не из добрых.
– Бедный малыш. Ты поел?
– Да. – Это ложь.
– Джек, я должна знать, есть ли у тебя план по защите реаниматов.
– Не «альтернативно живых»?
Она вздыхает.
– Эти сценарии пишут «Неушедшие». Я зачитываю то, что мне говорят, ты же знаешь.
– И кто это придумал?
– Не знаю, кто-то из сотрудников. Olu. Я не знаю. Так что, у тебя есть план?
– А это не может подождать?
– С учетом потопа и кто знает чего еще? Они умирают прямо сейчас.
– Они уже мертвы.
Молчание. Этот спор не утихает ни в их семье, ни в стране в целом, и никакого консенсуса нет до сих пор.
Джек вздыхает.
– Прости. Знаю, знаю, они дышат. Я понимаю. Но ты должна войти в мое положение.
– И какое у тебя положение?
– В первую очередь я должен позаботиться о… традиционно живых. А потом настанет черед реаниматов. Справедливо?
– Мы вернемся к этому разговору, супруг мой.
«Что-то женщины мне сегодня спуску не дают».
После разговора Джек моет руки. На этот раз он выбирает насыщенный ланолином крем без запаха. Но все равно инстинктивно подносит руки к носу. Они трясутся. Его отражение отрастило бороду, но у Джека нет ни времени, ни желания бриться. Сконструированный образ обернулся реальностью.
Его беспокоит, как развиваются события. Он не ожидал наводнения, хотя теперь этот ход кажется ему логичным – примерно так же поступил бы и он. Но больше всего Джека тревожит дыра в куполе. Пришелец – основа его стратегии. Если у президента есть оружие, способное убить или ранить его, тогда Роузуотер может сдаться сразу. Джек начинает думать о том, как обеспечить Ханне безопасность и не стоит ли отправить ее в Индию или в Дубай. Настоящая проблема – в том, что он не способен застать противника врасплох. Оборонная армия не атакует Нигерию, она защищает Роузуотер – это реактивная позиция, слабая с боевой точки зрения. Пришелец помог бы удержать равновесие.
Джек надеется, что этот Кааро действительно окажется так полезен, как, судя по всему, думает Алаагомеджи, но прямо сейчас ему нужно рассчитывать на перспективу, в которой он будет полагаться исключительно на солдат, дроны и роботов. Тайво, крестный отец, сдержал обещание. Он контролирует всю криминальную прослойку и стал, по сути, генералом. Если верить Дахуну, произошло уже десять убийств, приписываемых гангстерам, которые борются с Тайво за власть. Не все негодяи охотно примыкают к преступным организациям и соглашаются кому-то подчиняться. Но от военного обучения они не отказываются.
– Что вы будете делать, когда война закончится и у вас на руках окажутся бандиты с начальной спецназовской подготовкой? – спрашивает Дахун.
Ответа у Джека нет. Это одна из тех ситуаций, когда решение проблемы нужно будет подыскивать позже.
Телефон напоминает ему о послеобеденном сне. Джек его игнорирует. Ему кажется, что все выходит из-под его контроля, и он подавляет желание снова помыть руки. Вместо этого он читает отрывки из Светония и Цицерона, которые хочет перефразировать в своей грядущей речи.
Кабинет оповещает его о том, что у двери кто-то стоит, показывает, что это Алаагомеджи, и Джек разрешает ее впустить. Она одна.
– Где охранник, который должен за тобой присматривать? – спрашивает Джек.
– Ты забываешь, кто я. Не собаке учить леопарда охотиться. Не будем тратить время на разговоры о дилетантах. Тебе нужно отправить команду, чтобы взорвать плотину, иначе наводнение не закончится.
– Я думал об этом.
– Я прослушала свои сообщения. Моя… агент попала в ловушку наводнения. Она нужна нам по двум причинам. Во-первых, у нее есть кое-что, представляющее ценность для пришельца, а во-вторых, у нас появится рычаг влияния на Кааро.
– Подожди, так он на тебя не работает?
– Если бы работал, я бы просто приказала ему явиться сюда, а не отправляла бы за ним убийц. Не тупи. Как долго ты планируешь здесь оставаться?
– «Здесь»?
– Уж конечно ты понимаешь, что этот особняк станет целью бомбардировки?
– Это осада, – говорит Джек. – Это не горячая война.
– Пока нет, – отвечает Алаагомеджи. – Но дай ей время.
Отрывок из романа
Уолтера Танмолы «Куди»
Это была Сандрин, и даже в тусклом свете Кристофер видел, что глаза у нее выпучены, а руки подрагивают.
– Его нет, – сказала она. – Он вылез в окно.
– Дай мне… подожди минутку. – Кристофер оделся и последовал за ней на улицу, в гостиницу по соседству, к номеру, в котором должен был сидеть Сулейман.
– Он все повторял «ana araby, ana araby», а когда утих, я подумала, что он наконец уснул.
Ночной ветерок трепал занавески; стекла не было. Кристофер оглядел пол, потом высунулся наружу. Никаких осколков. Как будто кто-то установил оконную раму без окна.
Стена с той стороны была теплой.
– Я не виновата. Никто не говорил мне, что он может сбежать. – В голосе Сандрин слышался намек на нытье.
Сулейман раньше был рабом. Освобожденным, в отличие от большинства современных рабов, массово отпущенных на волю в тридцать втором. Он должен был дать свидетельские показания, и их наняли за ним присматривать. Нигерия любила селить тех, кто представлял опасность, в Роузуотере, потому что он не являлся юридическим субъектом, а значит, здесь можно было… игнорировать протесты защитников прав человека против пыток, тем более что любые травмы исцелялись во время Открытия. Правительство предпочитало использовать местные таланты – так Кристофер и стал частью команды. Эмека назвал его предателем.
Вахта Кристофера прошла без происшествий, а Сандрин зевала и слушала его отчет вполуха.
– Ты знаешь, что это за язык? – спросила Сандрин.
– Арабский, – ответил Кристофер. – Я выхожу из игры.
Он бросил свое удостоверение на пол и пятясь вышел из номера.
– Подожди. – Сандрин уперлась руками в дверной косяк. – Что он говорил? Что это значит?
– Это значит «я – араб».
Но если арабы найдут Сулеймана или если это они его похитили, с него сдерут кожу живьем.
Кристофер зажег сигарету и отправился на поиски Куди. Ее – с такими яркими волосами и буйным характером – будет несложно найти. Придется драться с целой толпой, но он выдюжит. Там, где Куди, будет и Эмека.
А именно Эмека ему и нужен.