– До сих пор, но именно здесь, в этом месте, в лагере Роузуотер я могу реализовать нашу мечту. Я чувствую это. Ему понадобится местное самоуправление.

– Через месяц там никого не будет.

– При всем уважении, я не согласен.

Роузуотер заселяется в два приема. Пришедшие первыми оборванные массы обосновываются в южных районах, рядом с Йеманжи. Позже начинается приток больных богачей, тех, кто перепробовал все и нуждается в чуде. У этих людей есть деньги, и они строят жилые кварталы, и первые банки, и собор, и центральную мечеть. Северо-восток и юго-запад растут по направлению друг к другу и сливаются в точках встречи. Идея разделить город на районы и назначить советников от каждого из них принадлежит Джеку. Идея использовать близнецов для поддержания покоя и контроля над преступностью принадлежит Лоре.

Джек привлекает транснациональные компании для создания инфраструктуры, хотя поначалу народ относится к этому враждебно. Они с Лорой наблюдают из-под капюшонов, как охранные боты отгоняют протестующих от стройки.

Джек говорит:

– Надо изменить планировку дома правительства. – Убийство губернатора еще свежо в его памяти. – Нам нужны бункеры. На случай, если за нами придут, пока мы будем в здании.

– На это уйдет значительный кусок бюджета, – предупреждает Лора.

– Я не собираюсь погибать от рук лающей толпы. Свяжись с подрядчиками.

– Полагаю, мы сможем возместить это за счет налогов.

Джек качает головой.

– Тысяча девятьсот шестнадцатый.

– Что, сэр?

– Первые налоги в Йорубалэнде ввели в тысяча девятьсот шестнадцатом году британцы, прикрывавшиеся местными правителями. Это привело к исейинским протестам. Роузуотер до сих пор был свободен от налогов. Нам нужно, чтобы он оставался таким, пока наша власть не устоится.

– Исейинские протесты были подавлены, сэр.

– Ты не понимаешь. Налоги для йоруба – штука относительно новая. У нас даже нормального слова для них нет. Первобытное отторжение никуда не делось.

– Сэр, налоги ненавидят все и всюду.

– Просто свяжись с подрядчиками.

Джек оказывается прав, и по мере того как идут годы, протесты Уставших стихают и в Роузуотере воцаряется власть закона.

До этого дня.

– Сэр, президент не оставил мне выбора, – объясняет Джек.

– Интересно. Он говорит то же самое о тебе.

– Вы с ним общались?

– Тебя это удивляет?

– Нет, сэр. Но он…

– Он Уставший. Один из нас.

– Президент?

– Он сбился с пути, но да. Недавно он возобновил контакт. Мы прощаем блудных детей. Таких, как ты.

Надо же, президент. Неужели?

– Это ты убил президентского кандидата?

– Это была случайность, и я не…

– Ты ни разу не побеждал на выборах, сын мой. Со своими случайностями и декларациями независимости ты начинаешь походить на одного из тех лидеров, против которых мы выступаем.

– Я знаю, как это выглядит, но это не так. Поверьте мне.

– Как ты планируешь разрешить эту проблему?

– А президент не хочет поговорить?

– Мы не посредники, Джек Жак.

– А кто же еще? Вы постоянно выступаете медиаторами.

– Но не в этот раз.

– Почему?

– Потому что нам кажется, что ты неправ. Сдайся, публично объяви, что совершил ошибку, и покинь Роузуотер. Тебя ждет убежище, сын мой.

И наверняка переобучение.

Предложение заманчиво. Стрельба еще не началась, а Джек уже вымотан. Инопланетный купол, единственный туз в его рукаве, пробит неизвестным способом. Сдаться, вернуться в лоно Уставших, отдохнуть, найти себе другую миссию. Это был бы самый простой курс действий.

– При всем уважении, сэр, я не согласен.

Слышен медленный выдох, как будто его собеседник курит.

– Я буду трактовать это так, что тебе нужно поразмыслить над ответом, сын мой. Используй время с умом.

Щелчок.

Это что, был намек на Лору? «Асико» значит «время».

В моем вольере трое агентов О45 и один человек в военной форме; никто из них не представляется. Когда они входят, я читаю «Куди» Уолтера Танмолы. Я оставляю книгу раскрытой на кофейном столике и переключаю все внимание на гостей.

– В Роузуотере нештатная ситуация, – сообщает военный.

– Мы хотим, чтобы ты отправился туда, – добавляет другой. – У тебя есть опыт.

– Мы хотим, чтобы ты ликвидировал Джека Жака, – говорит третий. – Шанс исправить свою давнюю ошибку и одновременно спасти жизни людей.

– А где миссис Алаагомеджи? – спрашиваю я.

– В Роузуотере. Легла на дно.

– А Кааро?

– Он в этом не участвует, – говорит военный.

– Разве я не умру, если отправлюсь туда?

– Мы так не думаем. Нам кажется, что проблема с вымиранием подобных тебе закончилась в прошлом году.

– Вам кажется? Это обнадеживает.

– Если тебе нужно время…

– Нет, не нужно. Идем, – говорю я.

Первый шаг – хирургия. Они удаляют мой ИД-чип и заменяют его обычной гражданской моделью, на которую не среагируют системы безопасности. Никто не говорит, что О45 будет отрицать свою причастность, но это подразумевается.

Мне велят поставить подпись и отпечаток пальца на нескольких документах – письмах в правительство, безумных излияниях сумасшедшего ультрапатриота, который видит в отделении Роузуотера пощечину стране. Я надеюсь, что на этот раз они не собираются ориентироваться на мой чип при наведении ракеты.

В те несколько дней, когда я восстанавливаюсь после операции, мне приходится ознакомиться с целой кучей материалов. Я был оторван от реальности, а там, куда я отправляюсь, неловкая фраза может меня убить. Похоже, Джек Жак в полной мере воплотил свой потенциал долбоеба. Возможно, если бы я убил его тогда, всего этого не было бы?

Поразительное ощущение дежавю. Они говорят, что мне придется отправляться туда безоружным, но в город уже внедрены люди, мутящие воду. Меня заверяют, что подпольщики предоставят мне оружие.

Передо мной голограмма Роузуотера. Поверить не могу, что он так сильно вырос. Купол больше, чем десять лет назад. Он достиг тридцати миль в диаметре и ста восьмидесяти футов в высоту и перестал быть гладким, отрастив шипы и сделавшись похожим на булаву или шар моргенштерна. В городе есть собор, мечети, стадион, кинотеатры и небоскребы. У них есть классовые различия, и пригороды, и школьные автобусы. А еще у них есть повсеместное здоровье и бесперебойный поток энергии от пришельца, хотя разведка доносит, что у самого́ чужого дела́, возможно, идут не очень хорошо.

Я проникну в город с юго-востока, рядом с Йеманжи, через болота и трущобы Она-око, и встречусь со связным. О любом недомогании я должен сообщать своему куратору, Эурохену, который стоит во главе О45. Президент приказал ему разобраться с этим делом лично.

– Сэр, а что насчет миссис Алаагомеджи?

– Она в поле и не выходит на связь. Не беспокойся о ней. – Левый глаз Эурохена дергается. Возможно, ему не нравится находиться в ее тени. Возможно, он лжет.

– А если я ее встречу?

– Притворись, что не знаком с ней.

– Сэр… – я колеблюсь.

– Говори свободно, агент.

– Что, если она не захочет, чтобы я убивал Жака?

Любой, кто участвовал в полевой операции, скажет вам, что реальность в зоне конфликта способна меняться. Что, если Алаагомеджи видит другую реальность?

– Ты исполняешь волю канцелярии президента. Твой приказ – ликвидировать Жака. Если кто-то встанет на твоем пути – ликвидируй и его тоже. Тебе ясно?

– Да, сэр.

Я бреду по болоту в темноте. На ладони светится приложение-компас, выводящее меня к Она-око. На меня садятся москиты, но я не беспокоюсь, потому что у меня есть пластырь, предохраняющий от малярии. Он казенный, а значит, скорее всего, ненадежный, но я полагаюсь на то, что нужен им живым. Какой-то мудила попытался искоренить малярию, изменив гены вызывающих ее плазмодиев. Для большинства видов это сработало, но возник живучий, устойчивый к лекарствам плазмодий, который попросту убивает тех немногих, кто им заражается. Так что заболеваемость упала, а вот смертность возросла. Сильно возросла.