Оно вам знакомо.

Да. Оно с Дома. Наши первые эксперименты с опорами показали, что в отсутствие контроля они способны захватывать целые планеты, не оставляя места для нас. Вид-516 – растение-контролер, сдерживающее распространение опор. Его семена есть в каждой опоре, но меня удивляет, что они оказались за пределами купола.

Один из представителей этого вида растет около дома носительницы. В ксеносфере это мертвая зона. Как от него избавиться?

Не знаю. Заставь землян его уничтожить. Они могут уничтожить все что угодно.

Люди так не работают.

Может быть, однако мы должны заполучить носительницу неповрежденной. Она [важная персона]. Вид-516 не нанесет вреда опоре, он лишь замедлит ее рост.

Пришлите [спецификации/биологические характеристики Вида-516].

[Ложь] недоступны/слишком сложно/не имеют значения/исполняй приказ [иерархия].

Возражение! [Не задавать вопросов/исполнять порученное задание].

Не ставь под угрозу реализацию великой миссии/исполняй свое предназначение.

Передача обрывается.

Энтони не в силах даже поддерживать связную беседу. Он болен как никогда, потому что повреждена, похоже, даже его нейрологическая матрица.

Его одолевает невыносимое желание сплюнуть, но рта у него пока что нет. Его любовница/подруга сказала бы, что это исключительно человеческая реакция, что избавление от физических излишков – это способ исторгнуть из себя психологическое отвращение, вызванное беседой. У опор нет собственного мнения, они всегда служат Дому. Энтони – не Полынь. Может, он чувствует все это, потому что Полынь больна? Их связь уже не так крепка, ослаблена Видом-516? Может, поэтому его и смогла убить человеческая женщина? Энтони знал, что экстремальная нагрузка может сжечь тело, и все-таки пошел на это. Почему? Верит ли он безоговорочно в свою миссию? Ему кажется, что верит, но провал огорчает его не так сильно, как должен бы. Энтони отправляет в ксеносферу импульсы запросов, пытаясь подстегнуть Полынь.

– Что здесь происходит?

Молара возникает перед ним в облике нагой женщины с синими крыльями бабочки. На вкус Энтони, она излишне мускулиста и холодна.

– Ничего, – отвечает он. – Я планирую следующий ход.

– Носитель скрывается от тебя? Остальным интересно.

– Остальные пусть у меня отсосут. Fanculo! Раньше они мной никогда не интересовались.

Молара мысленно – и эротично – касается его.

– А хочешь, я у тебя отсосу? Может быть, это тебя мотивирует?

К собственному ужасу, Энтони отзывается на ее прикосновение; однако он понимает, что это будет значить, – Молара заполучит над ним контроль, а этого Энтони не хочет, потому что их цели не всегда совпадают.

– Уходи, Молара. Все в порядке.

Его ноги обретают свободу, и он выбирается из отверстия, борясь с вязкой жидкостью, как будто спасается из болота. Энтони чувствует, как его тело на ходу обретает форму. Глаза начинают видеть лучше, рот открывается, хотя челюсти еще недостаточно широки. Он прогоняет через свою кровеносную систему дозу анандамида. Полынь до сих пор молчит. Энтони нужна одежда, но он пока еще не может ее вырастить. Он в кромешной темноте пробирается по туннелям к каналу, в котором свирепствует ветер, и его подхватывает могучий поток воздуха. Энтони проводит в нем около часа, а потом поток выбрасывает его сквозь вентиляционное отверстие неподалеку от Киншасы, но за пределами города. В земле сотни отверстий, которые нужны опоре для терморегуляции. Они открываются и закрываются, напоминая рты вытащенных из воды рыб. Вокруг валяются иссохшие трупики мелких животных, которым не повезло провалиться в тоннели только для того, чтобы их выстрелило обратно, как из пушки.

Энтони пускается в путь. Он находит выброшенное кем-то меланжевое трико, которое зацепилось за сук и полощется на ветру, словно флаг. Энтони надевает его, хотя оно ему мало. Идти становится неудобно и приходится разорвать трико в промежности. Он пробует ксеносферу на вкус – свежий и сильный после дождя – и замечает новые черные пятна. Земля покрыта крошечными следами – сперва Энтони думает, что их оставили дети, но потом чует в воздухе запах токсинов: гомункулы. Он оглядывается, но не замечает ни одного. Поддавшись мимолетному порыву, какое-то время идет по следу. Он уже несколько месяцев не видел ни одного гомункула, а они его забавляют. Вскоре Энтони натыкается на приверженцев человеческого религиозного культа, проводящих церемонию шрамирования. Он не присоединяется к культистам, но одалживает у них нужную ему одежду. Потом глубоко вздыхает, улыбается, немного фотосинтезирует на солнышке и направляется в город. Обуви на нем нет – нужного размера не нашлось, – но Энтони отращивает слой мозолей. Он проходит мимо людей – одиноких и в группах, пеших или едущих на машинах, автобусах, ослах, лошадях. Время от времени встречаются солдаты, передвигающиеся отрядами по десять человек; их целеустремленные движения и выражения лиц говорят о том, что у них секретные приказы.

На окраинах города скапливаются и кибернаблюдатели – вороны, кошки, собаки и стервятники. Энтони отмечает, что это ненормально, однако не пытается выяснить, в чем причина. Подвозящий его водитель разражается монологом о вспышках на Солнце, и о выбросах плазмы, и о влиянии улучшенных средств связи, и о неэффективности поглотителей углеводородов, и о необычайной распространенности экзотических заболеваний. Особенно его беспокоит таяние вечной мерзлоты.

– У тебя нет обуви, – замечает наконец водитель.

Он останавливает машину, подходит к багажнику, копается в нем и возвращается с парой мокасин. Они оказываются впору. Водитель отмахивается от благодарности Энтони. Он, скорее всего, отдал бы ему ботинки, даже если бы Энтони не контролировал его выработку дофамина.

Алисса просыпается первой.

Аминат и ее подруга – как там ее звали? Эфе? Они упомянули ее имя лишь однажды – проговорили большую часть ночи; ничего серьезного, простая фатическая болтовня двух подружек. Потом они утихли – точнее, нет, они перестали разговаривать, однако Аминат громко храпела.

Алисса бродит по дому. Гостиная увешана фотографиями в рамках, и Аминат на них встречается часто. На паре снимков обе подруги запечатлены с партнерами-мужчинами – спутник Аминат немного старше ее, но они, похоже, любят друг друга. Алисса вспоминает о Сатклиффах, муже и дочери, Марке и Пэт; ее не мучит ощущение утраты, не терзает чувство любви или вины из-за того, что она не связалась с ними. Она подходит к окну и глядит на предрассветное небо. Алисса знает, что она – не человек. Это единственное объяснение: она не человек и не больна, не чувствует себя сумасшедшей – хотя разве она чувствовала бы себя сумасшедшей, если бы и вправду сошла с ума? А вот следующий вопрос оказывается сложнее. Кто она, если не человек? Инопланетяне существуют, и жители Роузуотера знают это лучше, чем кто-либо на свете, но есть ли среди них гуманоиды? Такие, которые могут выглядеть, как Алисса? Нет, это неверный ход мысли. Пришельцу нужно всего лишь обладать совместимым разумом. Этот разум будет перемещен в тело Алиссы. Тело у нее человеческое – порезы и кровь это подтверждают. Но как ее переместили? Откуда? И зачем? Как она должна относиться к людям? Время от времени к ней до сих пор возвращаются воспоминания. Планета, лишенная растительности; густой, как суп, воздух; углерод сожжен, продукты сгорания выброшены в атмосферу; небо замусорено тем, что осталось от сверхуспешной космической программы. Повсюду развалины и следы истощенной, загнанной промышленности. Заводы, которые ничего не производят, дороги без машин, дома без жильцов, ветры, беспрепятственно проносящиеся по планете. Задача Алиссы – снимать показания приборов. К этому времени все население планеты – те, кто выжил, – обитает в космосе. Имени своего она пока не помнит, но воспоминания продолжают прибывать. Алисса не настолько испугана, чтобы не суметь самой о себе позаботиться.