– Доброе утро, господин мэр. – Лора со своим ментальным планшетом уже готова к работе.

– Нам придется изменить расписание, чтобы уместить в него посещение пострадавших в больницах…

– Уже сделано, – говорит Лора.

– И я хочу, чтобы вечером прошел митинг. Только в северных районах – в южных можно и завтра.

– Сэр, а это разумно?

– Нам нужно преимущество. Пока что этим поездом управляет президент. Мне нужно время в кабине машиниста.

– Да, я понимаю. Я все организую.

– После брифинга по вопросам безопасности можно будет устроить обмен идеями.

Лора неловко мнется.

– Что такое?

– Брифинг отменен.

– В этом нет нужды. Взрыв не помешает нам его провести.

– Это не мы отменили брифинг, сэр. Команда президента заявила, что до окончания выборов информация, касающаяся вопросов национальной безопасности, нам сообщаться не будет. Они сказали, что это якобы предоставит нам несправедливое преимущество.

– Но мне же нужно ебаным городом управлять!

– Простите, сэр. Никакие мои слова их не убедили.

Джек кивает, берет себя в руки и продолжает идти по коридору.

– Расскажи мне, что нам известно о Ранти, – о том человеке, который надеется меня заместить.

– Он урод, – говорит Лора.

– Необязательно в таких выражениях.

– Я… имела в виду, с медицинской точки зрения. Он – из тех перестроенных, с которыми что-то пошло не так.

Лора проводит рукой над телефонной ладонью Джека, и вибрация оповещает его о передаче информации. Он видит молодого мужчину в костюме и тюрбане. Выглядит тот вполне обыденно.

– А что под тюрбаном?

– Смахните влево.

Лицо остается тем же, однако выше линии роста волос череп Ранти превращается в кратер. Никакого мозга, лишь холмы и долины розовой плоти.

– А чем он…

– Смахните влево.

На следующей фотографии Ранти заснят без рубашки. Вместо живота у него огромное лицо. Два глаза – по одному под каждым соском. Плоский нос и рот, протянувшийся от одного бока к другому.

– Это борода или лобковые волосы?

Лора пожимает плечами.

– Над верхним лицом у него контроль минимальный. А глаза, кажется, вообще не видят, поэтому он носит специально сшитую одежду.

– И каков в данном случае дипломатический этикет? Мне ему на голову смотреть или на живот?

– Не знаю, сэр. Это его первая проба сил в политике.

– А кем он был до вчерашнего дня?

– Продавцом автомобильных аккумуляторов.

Иисусе.

– У вас назначена встреча со специалистами по качеству воздуха, сэр.

– Зачем? У нас прекрасный воздух и низкий уровень атмосферных загрязнений.

– Да, сэр. Из-за этого они и просят о встрече. Они хотят знать почему.

– Я не могу сейчас об этом думать, но поговорю с ними потом. А пока – можно я доберусь до кабинета и усядусь в своем личном пространстве с чашечкой горячего кофе?

Но этому не суждено случиться. В его офисе, в его кресле, сидит сногсшибательная женщина. Высокомерная, опьяненная властью, которая позволяет ей застать его врасплох. Кажется, наступила неделя сюрпризов. Джек бросает на Дахуна взгляд, в котором читается: «Разве я не для того тебе деньги плачу, чтобы ты не давал случаться вот такому?»

– Господин мэр, меня зовут Феми Алаагомеджи.

Джек слышал об Алаагомеджи. Таблоиды прозвали ее ведьмой, потому что она якобы убила своего мужа. Джек знает, что это не так, – однако она осквернила его останки, сымитировав массовое захоронение. Она уже давно стала главой О45 – после того как неподалеку отсюда Полынь уничтожила всю верхушку отдела. А еще она прекрасна, точно грех. Джек недовольно стоит перед собственным столом и ждет.

Она указывает на потолок и цокает языком.

– Узор вашей лепнины содран с «Большой волны» Хокусая. Кич.

– Внутренней отделкой занимался не я. Простите, но зачем вы здесь?

– У этой встречи будет еще один участник, – говорит Алаагомеджи.

– И кто это? – спрашивает Джек.

Дверь открывается, и входит Ранти.

– Вот кто, – отвечает Алаагомеджи.

Джек взрывается.

– Вы не смеете…

– Сядьте оба. Жак, завали ебало. Тебе будет полезно это выслушать. Всем помощникам и телохранителям покинуть помещение. Сейчас же.

Лора смотрит на Джека, и тот кивает.

– Я хотел бы выразить формальный протест. Меня не поставили в известность, – говорит он, главным образом для того, чтобы дать себе время подумать.

– Ранти тоже не поставили, однако он не жалуется; впрочем, твой протест услышан.

– Я рад здесь быть, – говорит Ранти, точно послушная марионетка.

Его губы не двигаются, а голос приглушен и доносится из складок агбады[17]. Как хоть он под ней дышит? Эта… маска на его голове улыбается, показывая зубы. Они ослепительно-белые. Должно быть, для еды он верхний рот не использует.

– Вы оба здесь, потому что президент хочет, чтобы я передала вам сообщение. Считайте меня рефери в этом соревновании. Ему нужна чистая и честная борьба.

– Не сомневаюсь, – говорит Джек.

– Мой отдел – мои агенты – проверят вашу благонадежность. Жак через это уже проходил. Результаты проверки будут обнародованы. Ранти, есть ли что-то, что я должна знать на этом этапе? Что-то такое, что может помешать вам занять государственный пост?

Марионеточная голова медленно качается из стороны в сторону.

– Мне нечего стыдиться. Вы можете получить доступ ко всем моим системам, взять мою кровь на анализ и опросить всех, кого пожелаете. Я хочу только служить Роузуотеру.

– Этого-то я и боялась, – говорит Феми Алаагомеджи. А потом поднимает руку с колен и стреляет Ранти в голову.

Джек ошеломлен, он моргает от кровавых брызгов и шока. Рука Феми все еще вытянута, неколебима. Револьвер старый, должно быть, двадцать второго калибра, антикварный, с перламутровой рукоятью; он курится дымком. Окровавленный тюрбан Ранти валяется в двух футах от него. Его тело все еще сидит, а Алаагомеджи, похоже, ждет, когда оно упадет.

– У него мозг в животе, – сообщает Джек.

– Знаю, – говорит Алаагомеджи. – Я хотела узнать, известно ли это тебе и поделишься ли ты со мной.

Она вскакивает на стол Джека – четырехсотлетний, из черного дерева – и снова стреляет, но промахивается, потому что Ранти приходит в движение: ползет по-крабьи, на четвереньках, виляя из стороны в сторону, – и попасть в него оказывается на удивление непросто.

– Дахун!

Дверь распахивается, и Дахун, вооруженный, оглядывает происходящее. За его спиной стоит Лора.

– Мы стреляем на поражение? – спрашивает он.

– Теперь – да, – отвечает Джек.

Агбада превращает Ранти в бесформенную массу, и понять, куда нужно стрелять, трудно. Дахун поражает его из плазменного пистолета. Запах ионизированного газа наполняет комнату, пока они разрезают одежду, чтобы убедиться, что Ранти действительно мертв. Местами он сгорел, местами – тошнотворно прожарился.

Дахун методично разрезает агбаду на мелкие полоски, а потом проводит над ними и над трупом каким-то прибором. Когда он подтверждает, что никаких записывающих устройств нет, Джек поворачивается к Алаагомеджи.

– Какого хуя ты творишь?

– Спокойно. Должна сказать, вживую ты разочаровываешь. Мне говорили, что ты куда более… сдержан.

– Ты только что убила президентского кандидата.

Алаагомеджи грозит ему пальцем.

– Не я, а мы. Мы только что убили президентского кандидата.

– В каком это смысле?

– В тот момент, когда ты сказал мне, где у него мозг, Джек, ты стал моим сообщником. Джек Жак – что надо вожак, верно?

Джек отвешивает ей пощечину тыльной стороной ладони. Алаагомеджи валится назад, скатывается со стола и приземляется рядом с мусорной корзиной; утрата достоинства сопровождается промельком белых трусиков. Когда Джек подходит к ней, Алаагомеджи наставляет на него револьвер.

– Чего ты добиваешься? Что тебе приказал президент?

– Я немножечко преувеличила свою роль. Президент знает, что я в Роузотере – и все. – Она умолкает, чтобы слизнуть кровь из уголка губ совершенно змеиным движением. – Мне нужно было, чтобы ты стал моим сообщником. Это важно.