— К-кровь… кхе… и… честь… — выдал он напоследок.

— Кровь и честь? — задумался я, — ты из фон Миллеровых? что ли? Это их девиз.

Мужик аж поменялся в лице. Секунду назад, даже умирая, он смотрел на меня со злобным укором, теперь же, в первый раз за наш поединок, на его лице блеснул настоящий страх.

— Откуда… знаешь?.. — прохрипел он и умер.

— Что-то у меня отпало всякое желание ехать на вечер, — сжавшись проговорила Вика, — да и посмотри на Стаса. Она весь бледный!

До начала мероприятия оставалось полчаса. Было ясно, что мы опоздаем, однако глава дома Фоминых сообщил через Веронику, что не сочтет наше опоздание оскорблением, а даже, напротив, пойдет навстречу и в списке тех, кого будут титуловать, меня переставят последним.

— Как раз успеем добраться, — пискнула Вероника, с отвращением бросив взгляд на ряд тел, укрытых черными покрывалами.

На место происшествия довольно быстро прибыла родовая гвардия Фоминых: семеро вооруженных солдат и трое магов из домов средней и малой руки. Их бронированные машины стали рядом с искареженным лимузином. Немного позже приехала скорая и жандармы. Потом подоспели следаки.

Всех осмотрели врачи. Как ни странно, из выживших, а именно, меня, Стаса, Вики Томы, Владимира и Вероники, раненным оказался только я. Остальные отделались легким испугом, синяками и испорченным макияжем.

Руку мне обработали и почти сразу залечили магией. Проблема была с трупом главаря фон Миллерова.

Я знал старого герцога Ефима фон Миллерова. В прошлом, отличный дуэлянт и бретер, он был иконой среди молодых бретеров, когда эта профессия стала популярной. Определенным примером он стал и для двадцатидвухлетнего меня, в то время. Девиз его дома “Кровь и честь” означал, что для фон Миллеровых приемлемо расстаться с кровью, но не с честью. Как ни странно, бритоголовый бандит поступил в духе предков. Он предпочел смерть.

Проблема же заключалась в том, что этот козел сожрал, чтобы сдохнуть. Некая таблетка превратила его тело в лужу какой-то жижи еще до того, как на место прибыли стражи порядка.

Сейчас я наблюдал, как сотрудники тщетно пытались собрать фон Миллерова в пластиковые чашки. Жижа легко впитывалась в дорожное покрытие.

— Если вы не хотите, — я отряхнул свой фрак, — можете ехать домой, — посмотрел я на Вику, — вы многое пережили сегодня вечером. И я понимаю, что вам сложно. Езжайте, отдохните.

— Я останусь, — решительно заявила Тома, смотрясь в зеркальце и поправляя макияж, — все в порядке, — улыбнулась она мне.

В ответ я лишь кивнул.

— Я тоже пойду, — Стас, все еще бледный, смотрел на меня, — Игнат в одиночку перебил кучу народа, и то едет. А я что? я д-даже не поранился, — немного нервно проговорил он.

— Т-ты уверен? — заикнулась Вика, — я думала т-тебе плохо.

— Выдержу, — улыбнулся Стас, — Игнат все выдерживает.

— Значит, едите все вместе? — Вернулась откуда-то из-за гвардейской машины Фоминых Вандерляйн. Девушка выглядела бодрой и посвежевшей. Надо было отдать ей должное, ее стрессоустойчивость на высоком уровне. Страшно подумать, как там, у Фоминых, гоняют эту девчонку.

Ответом Веронике было вразнобой сказанное “да”.

— Отлично! Тогда дождемся новой машины.

— Я бы хотел узнать о результатах расследования, которое пройдет после нынешнего нападения, — посмотрел я на Веронику.

— Я не уполномочена давать такой ответ, — серьезно проговорила она, — но вы можете спросить об этом князя. Или же одного из его сыновей-прокураторов.

Поджав губы, я кивнул.

— А теперь! — продолжал главный комиссар сословного министерства империи, — пришло время титуловать последнего, по списку, но не по значению из сегодняшних достойных. Игнат Сергеевич Орловский! Прошу вас, поднимитесь на сцену!

В большом светлом и очень богатом зале собралась целая куча знатного народу. Весь зал был уставлен аккуратными круглыми столиками, за которыми разместились высокородные. Были там и большая сцена с кафедрой, за которой стоял толстенький комиссар в классическом европейском костюме и парике, и пьедесталом, на которым следовало находиться титулованному.

Играла тихая и ненавязчивая живая музыка. Официанты незаметно юркали между столиками, наблюдая, чтобы у высокородных не закачивалась выпивка. В больших арочных окнах время от времени мерцало. По черному, покрытому тучами ночному небу бежали молнии. Однако, никого это не беспокоило.

Мы прибыли на вечер буквально за десять минут до моего титулования. Девочка-служка в белом беретике и пышной юбке быстро провела нас по широким и пустым залам Гнезда — родового имения Фоминых. Все гости уже давно сидели в торжественном зале.

— Благодарю за помощь, Петунья, — проговорил высокий дворецкий средних лет, когда девочка привела нас к дверям зала, — дальше я позабочусь о господах сам.

Тихонько, чтобы не нарушать торжественной атмосферы, нас провели внутрь и усадили за одним из столов. По пути к своему месту я встретился взглядом с Мирой. Драконица уже была здесь. Видимо, уже вернулась из поездки. Белокожая, с красиво уложенными в светлые косы волосами, Миртабракке носила белое прозрачное одеяние в восточном стиле. Сквозь легкую ткань было видно стройный животик девушки. Маленькие остренькие грудки скрывались за топом, а стройные ножки — в шароварах.

Драконица улыбнулась мне и помахала ручкой, унизанной кольцами. Рядом с ней сидел ее маленький братик Глеб. Остальные места занимали люди, которых я не знал.

— Ну что Игнат, — с улыбкой посмотрела на меня Тома, когда со сцены проговорили мое — удачи! Это знаковый день!

Я кивнул и посмотрел на Вику, проговорил:

— Дому орловских возвращается его статус.

— Спасибо, — утерла она слезу и улыбнулась.

Заиграла торжественная музыка. Я встал и направился к трибуне. Мой поход сопровождали аплодисменты.

— Я, как уполномоченный самим императором, — трубно заговорил комиссар, когда я взошел на пьедестал, — спрашиваю у вас, господин Орловский, клянетесь ли вы быть верным державе и Его Императорскому Высочеству, и в жизни, и в службе, и в бизнесе?

— Клянусь, — проговорил я.

— Клянетесь ли вы хранить связь с маной в своем роду и поддерживать его свет для аристократии Российской Империи?

— Клянусь.

— Клянетесь ли вы, если наступит нужда, встать на защиту отечества против врагов его? — произнес комиссар последний вопрос ритуальной клятвы.

— Клянусь, — ответил я.

Он кивнул, а зал разразился аплодисментами. Тогда комиссар взял с кафедры лакированную шкатулочку красного дерева и раскрыл. Внутри лежал дворянский орден. Я даже удивился, когда увидел римскую II под имперским орлом. Вторая степень.

— Поздравляю вас, — передал он мне орден, — граф Орловский.

Сразу граф. Надо же. Я ожидал присвоения баронского титула, а тут графский. Кажется, мои дела серьезно впечатлили тех, кто принимал решение. На самом деле, на моей памяти перескакивал через ступень только один человек. И звали его Павел Замятин. То есть, я в старом теле.

— Ваш герб, — он отошел в сторону, и слуги вынесли на сцену большой щит с изображением герба, который был предварительно изготовлен по моим наставлениям, — красный орел на черном фоне. Он держит в когтях две серебряные змеи, а в клюве — серебряную звезду. Символизирует путь рода к светлому будущему, через борьбу с ложью и врагами!

Снова последовали аплодисменты. Вика, даже встала. Бросив на нее взгляд, я по-настоящему удивился. Лицо девушки выглядело счастливым. Настолько, что я даже не припомнил, видел ли ее раньше такой.

— Ваш девиз, — продолжал торжественно комиссар, — “Мы правим судьбой”, — проговорил он подготовленные мной слова, — и он, — комиссар как бы обратился в зал, — говорит сам за себя. О независимости рода и его стойкости перед лицом невзгод.

Я тоже обратил лицо к аудитории. Аристократия аплодировала. Кто-то активно, кто-то скромнее, кто-то лениво. Я видел молодых аристо, кто смотрел на меня самодовольно или с завистью. Видел привлекательных девушек-аристократок, которые пожирали меня глазами. К слову, пожирали не только они. Были среди таких и зрелые дамы, некоторые даже в возрасте. Когда я заметил это, виду не подал, но внутренне поморщился.