Писал Харитон часто. Только до обидного коротко. «Летаю. Сам учусь и учу других». В общем, обыкновенная жизнь рядового военного летчика.

По некоторым деталям Илита поняла: Харитон на фронте, дерется с белофиннами.

И, поняв это, она стала еще больше беспокоиться за Харитона: только бы с ним ничего худого не случилось!

В письмах Харитон был сдержан. Но сквозь эту мужскую, типично горскую сдержанность порой прорывалась нежность. Она сквозила в интересе Харитона к учебе Илиты. Она была в вопросе, который волновал Харитона: удалось ли Илите постичь грамматику русского языка?

Илита писала в ответ длинные письма. Сообщала, как идет учеба, делилась новостями из Фарна. Ей хотелось рассказать Харитону о своих чувствах. Но она всякий раз останавливала себя: что зря волновать его, мешать службе. Ведь от того, что Илита скажет «хочу тебя видеть», их встреча не приблизится.

Как-то в школу проездом заглянул летчик. Он привез письмо от Харитона и коробку шоколадных конфет. В разговоре с Илитой летчик сказал, что Харитона недавно наградили орденом.

— Звездочку получил, — объяснял приезжий. «Звездочкой» военные называли орден Красной Звезды. — А за что получил, сам расскажет. За дело, в общем. — Он доверительно склонился к Илите и, улыбаясь, проговорил: — Я-то раньше думал, что вам повезло: Харитон у нас герой, таких смельчаков, как он, один на сотню. А теперь вижу, что и ему повезло: любимая девушка — летчик! И не просто летчик, а красавица летчик!

Он уехал. А Илита снова и снова вспоминала его слова: «Харитон — герой. Таких смельчаков, как он, один на сотню». Гордость за Харитона стесняла грудь: вот какой человек ее любит — герой, смельчак!

Учеба в школе близилась к концу. Пришлось поднажать на русский язык. И тут Илите опять, как и раньше, помогла Ганна Саенко.

В общем-то, экзамены не пугали Илиту, только одного русского она опасалась. Ну что за напасть такая — не дается ей русский, и все!

На выпускном экзамене по русскому языку Илита получила «удовлетворительно». Но начальник школы, полковник, присутствовавший на экзамене, не корил ее за это. Он сочувственно подмигнул Илите и сказал, обращаясь больше к преподавателю, чем к ней:

— Зато летает Даурова на «отлично»!

Днем позже Илита показала, что летает она действительно на «отлично». «У-2» беспрекословно слушался ее. Она лихо проделала ряд виражей, несколько сложных фигур высшего пилотажа, а напоследок дважды прошла на бреющем, чуть не скосив винтом траву аэродрома.

Полковник был доволен. Он повторял:

— Наша осетинка с грамматикой на «вы», а с самолетом на «ты»! Что делать, у каждого свои талант…

Он намекал, что талант вождения самолета для него, старого летчика, важнее всего.

Сразу же после экзаменов Илита получила письмо из Осетии. Президиум Верховного Совета республики от имени избирателей просил Даурову приехать в Осетию: депутату надо отчитаться перед своими избирателями. Есть и еще одно немаловажное соображение: Илита стала летчицей, первой женщиной в Осетии, севшей за штурвал самолета, так ведь людям хочется поглядеть на нее, словом перемолвиться…

— Ну что ж, Илита Кирилловна, — с добродушной усмешкой развел руками полковник. — Воля народа — для нас закон. Придется и вам подчиниться. Дадим вам отпуск… — Он хитровато прищурил глаза. — И, пожалуй, знаете, что я вам предложу? Летите на своем любимом «У-2»! Будет сюрприз землякам. Найдется там хорошая площадка для приземления? — И сам же ответил: — Уверен, найдется!

Илита была счастлива. Ну что может быть радостнее — прилететь на родину в самолете? Да, полковник это хорошо придумал, лучше некуда! Ей-то и в голову не пришло бы просить начальника школы дать для полета «уточку». Впрочем, до сих пор не было случая, чтобы курсантам разрешали полеты на такое расстояние.

Она представила себе, как появится в небе над родным Фарном, как покружит над аулом, как пойдет на посадку, а потом, заглушив мотор, выскочит из кабины в пилотском шлеме и попадет в объятия друзей. Она представила себе все это и задохнулась от радости. Как это чудесно — прилететь в Фарн на самолете! Да она мечтать о таком чуде не могла!

— Только… — Полковник помедлил. — Одну я вас не отпущу. Полетите с инструктором. Как говорится, на всякий случай. Да и веселее будет с инструктором… Петров с вами отправится. Передайте ему: пусть готовится к полету.

— Есть передать! — повторила Илита.

По чести сказать, она уже настроилась лететь одна, и то, что полковник «привязывает» ее к инструктору, даже к такому милому и веселому парню, как Петров, чуточку обидело Илиту. Но что делать? Как говорил в свое время Харитон, приказ начальника — закон для подчиненных. Полетит Илита с инструктором. Все равно здорово — она будет парить над Фарном!..

К середине следующего дня «У-2». который вела Илита, уже летел над горами Северного Кавказа. Горы были покрыты зеленым ковром лугов. Сверху все казалось новым, не таким, каким привыкла видеть это Илита. Отары овец — словно облака, упавшие на землю. Плоскокрышие каменные сакли — будто брошенные кое-как спичечные коробки. В легком розовом тумане вились над печными трубами синеватые дымки, они напоминали слабые ростки цветов, выросших в ущельях.

Ага, вот и аулы избирательного округа Илиты! Они раскинулись по отлогим краям широкого Даргавского ущелья.

Вот и река Гизельдо́н. Сверкает будто серебряная. А вокруг горы, горы и горы — одна гора выше другой. Глядя на них, сразу и не разберешься в этой каменной сумятице, в этом исполинском нагромождении скал.

Под крылом самолета проплывают отроги хребтов, похожие на древних чудовищ, проносятся светлые ниточки ручьев, искрятся в солнечном свете, словно драгоценные камни, водопады…

Петров не мешал Илите. Он, казалось, даже заснул в своей кабине. Илита обернулась, поглядела на него и снова приникла к штурвалу.

Она сделала несколько кругов над родными местами, различая аулы. Вот Дарга́вс. Вот Джима́ра. А это что такое? Какаду́р или Ламардо́н? Ну точно, Какадур!..

Самолет снижался. Илита искала подходящее место для посадки. Но, разыскивая взглядом достаточно большое и ровное поле, она одновременно видела, как по улицам аула бегут люди, как они взволнованно жестикулируют. Шутка ли, впервые многие из них видят так близко самолет — эту крылатую машину, летящую в воздухе так быстро, как не может ехать по земле ни одна арба!

Илита улыбалась. Она могла бы пересказать все, что думают ее земляки, видя в небе самолет. Седобородый чабан, опирающийся на длинную ярлыгу, спокоен. Прищурившись, приложив к глазам ладонь, он неотрывно смотрит на самолет Илиты. Многое он видел в жизни: черствых и злых алдаров, злобные пасти голодных волков, нищету, кровавые сражения бедняков с полками Деникина, обрезы кулаков. Новая жизнь — это сказка, ставшая былью. Новая жизнь каждый день рождает чудеса. Ну вот разве это не чудо — крылатая машина спускается с неба прямо к дедовским саклям! А что думает парнишка, выросший уже при Советской власти? Он тоже не отрывает взгляда от самолета. Он завидует летчику: ведь у парнишки мечта — летать!

Да и сама Илита, быть может, впервые так остро почувствовала сейчас, что́ сделала для нее Советская власть. Не будь ее — была бы Илита последней батрачкой. Не на самолете бы летала, а шла бы за сохой, понукала волов. Спасибо тем, кто, не жалея крови и пота, построил новую жизнь! Эта жизнь сделала Илиту хозяйкой своей судьбы. Илита — летчик. Илита — депутат. Илита — человек, выдвинутый народом решать большие, государственные дела. Скажи об этом землякам Илиты лет двадцать тому назад, все бы только рассмеялись. А то бы и рассердились: нечего, мол, нам голову глупостями забивать, чудес на свете не бывает!

Теперь — бывают!

Но пора и приземляться.

Внизу, по берегу реки и на скалах ущелья, не видно ни одной сколько-нибудь удобной площадки. Вот, кажется, что-то есть! Нет, это поле, засеянное ячменем. Нельзя сажать самолет на поле. Илита хорошо знала, сколько труда нужно положить, чтобы вырастить ячмень на этой недружелюбной земле. Собственно, и землей-то нельзя назвать ее. Там, внизу, — камень, на который крестьяне — поколение за поколением — укладывали пласты чернозема, того чернозема, что носили они на себе из долин.