- накануне путча в августе 91-го.

Вы не можете себе представить, с какой страстью предостерегали меня мои московские либеральные друзья, когда в 1991 - 92-м проводил я свою серию диалогов с лидерами оппозиции. Согласился

248

бы Томас Манн встретиться с Гитлером?— допрашивали меня перед встречей с Прохановым. Другие опасались, что после встречи с Зюгановым или с Жириновским уважающие себя москвичи перестанут подавать мне руку.

Я все-таки встретился, как знает читатель, с этими людьми. И со многими другими. Встречался в первую очередь потому, что не верил - и попрежнему не верю - во вторую гипотезу. Не думаю, что все генералы оппозиции — “коричневые”. Именно поэтому непременно нужно было мне разобраться, что же в таком случае ими дви-жет, какдалеко готовы они пойти, опираясь на “коричневую” люмпенскую армию и сотрудничая с ее вождями. Нужно было выяснить, с кем из них можно найти если не общий язык, то хотя бы общую почву для диалога. Кого можно, а кого нельзя рассматривать как “неоконсервативную” силу? Как конструктивную, если угодно, оппозицию? Если не среди “красных”, то, может быть, среди “белых”? Или “краснобелых”? Или хотя бы среди “перебежчиков”?

У всех своих собеседников я спрашивал: замечают ли они, что на все их отчаянные призывы спасать Россию откликаются лишь те, кто знает один только способ спасения - бить жидов? А если замечают, то не озадачивает ли их эта жуткая закономерность? И не страшно ли им опираться на фашистов, если там, где фашисты, всегда кровь, только кровь и ничего, кроме крови? Ни одного прямого ответа я не получил.

Верю я в нее или нет, но вторая гипотеза достаточно прочно подкреплена фактами и свидетельствами. Некоторые из них относятся к тем же двум событиям лета 92-го. “Один народ,

один рейх, один фюрер”

12 июня, отправляясь с Собора в Останкино, Александр Проханов заявил: “У нас один враг, одна мировая сионистская гидра нас гложет и жрет”8.

В те же дни, на том же Соборе заслуженный “патриот”, непримиримый парламентский боец оппозиции Николай Павлов упрекнул коллег: “90 процентов собравшихся здесь ругают, извините, евреев, и только 10 процентов учат русских, что надо делать”9. Его освистали и затопали.

Наблюдение Ольги Бычковой, корреспондента “Московских новостей”: “Все, что составляло обязательный фон выступлений на Соборе, что пережевывалось в кулуарах, прорывалось в докладах, но не вошло в программные документы… осело на останкинских турникетах”10.

А печать? Газеты и журналы оппозиции? Может быть, и не генералы их редактируют, но уж наверняка и не темные люмпены. Было подсчитано, что “в одной только Москве издается свыше 30 газет и 6 журналов фашистской и антисемитской направленности… В Вологде, Екатеринбурге, Златоусте, Иркутске, Магадане, Нижнем Тагиле, Новосибирске, Тюмени, Махачкале, Днепропетровске, Минске, Новгороде выходит еще 18… Суммарный тираж только сугубо антисемитских изданий достигает, по некоторым данным, нескольких миллионов экземпляров”12. “Направленность”— слово спокойное,

249

академическое. А открыли бы вы столичную газету “Русское воскресение”, которая выходит под девизом “Один народ, один рейх, один фюрер” и публикует “Справочник патриота-черносотенца” с подзаголовками “Жиды”, “Жиды у власти” и “Гитлер - человек высокой морали”12!

И “бравые ребятки”, как называет боевиков, Татьяна Яхлакова, один из самых чутких либеральных журналистов,— это тоже уже не толпа. “Одни собирают подписи за импичмент президенту, другие тем временем формируют штурмовые отряды. Рядом с боевиками “Памяти” уже подрастают “волонтеры” Национально-республиканской партии (НРПР),^ “рабочие дружины” РКРП (Российской коммунистической рабочей партии),14 казачьи формирования РОСа (Российского общенародного союза)15 и, что существенней, готовый рекрутироваться под патриотические знамена люмпен-резерв, пока еще играющий безобидную роль клакеров вокруг Анпилова и К░. Кто даст гарантии, что эти бравые ребятки не пойдут в один прекрасный день крушить офисы и квартиры “новой буржуазии”, как это уже сделали с машинами иномарок возле Останкино?“16

Действительно, контраст исчезает. Всю оппозицию, получается, можно подать в одной цветовой гамме.

Но не будем спешить с выводами.

Пора познакомить читателя с четвертым компонентом оппозиции - с промежуточным звеном между “красно-белым” генералитетом и “коричневой” армией, с уличными вождями люмпенской толпы. Красный Дантон

Здесь есть из кого выбрать. Александр Баркашов и Виктор Корчагин, провозгласившие, что все беды России - от евреев и учиненного ими “геноцида русского народа”, лидер НРПР Николай Лысенко с его мечтой о “великой империи”— каждый по-своему интересен, а иные уже и до генералов дослужились. Возьмем, пожалуй, самого популярного из этих вождей.

Еще до октябрьского мятежа, в котором он, естественно, играл одну из главных ролей, “неистовый Анпилов”, как характеризовала его “Правда”, был признанным организатором коммунистических масс, Красным Дантоном, если угодно. В отличие от ренегатов “Памяти” Лысенко или Баркашова, он клялся “пролетарским интернационализмом” и, как мы скоро увидим, очень обижался, когда его обвиняли в антисемитизме. И все-таки в минуту откровенности у него прорывалось: “Я хочу, чтоб услышали мой предостерегающий крик - как бы здесь не поддаться сионистскому течению современного мира… В этом смысле я больший националист, чем многие патриоты”17. Философия Виктора Анпилова предельно проста: “Лично мне социализм дал все - я получил возможность бесплатно учиться, от ремесленного училища до МГУ. Считаю, меня выучил рабочий класс, а потому… клевета на наш строй , попытки приклеить ему ярлыки вроде “казарменного социализма”, “империи зла”, “тоталитарного государства” вызывают у меня внутренний протест”18. Вот и все. Человеку 250

недурно жилось в брежневском СССР (Анпилов был корреспондентом московского радио в Никарагуа), он хотел его вернуть и делал для этого все, что мог: мотался по митингам, произносил пламенные речи, поднимал массы на демонстрации, а если надо, и на штурм (и теперь на его совести кровь погибших). Он научился разговаривать с массами, он прирожденный уличный демагог.

“Белых” он презирает, считает их предателями: “Лидеры соборов, еще недавно бережно гладившие свой партийный билет и обеспечившие себе карьеру именно благодаря этому билету, вдруг заявляют о том, что им с коммунистами не по пути”19. В отличие от таких оппортунистов, Анпилов “уверен, что без советской власти не навести порядка в собственном доме”20.

Об уровне его политической компетентности говорит хотя бы такой курьез. На одном из митингов он заверил толпу, что “оккупационному режиму” в Москве осталось жить не больше нескольких месяцев, поскольку в январе 1993-го “его главного спонсора Буша сменит в Вашингтоне товарищ Пьер Руссо”21.

Почему “красный” Анпилов систематически предводительствовал на “коричневых” вакханалиях? Ну, а почему бы тогда не спросить, как это он умудряется считать себя и пролетарским интернационалистом, и “большим националистом, чем многие патриоты”, одновременно? И почему не сомневается, что техасский миллиардер Пьер Руссо, то бишь Росс Перро, ему товарищ? Временами у меня складывалось впечатление, что Анпилов, живя архаическими догмами, просто не способен понять, что происходит - не только в мире и не только в стране, но даже у него перед глазами - в Останкино. Иначе вряд ли он мог бы настрочить в ответ на обвинения в шовинизме негодующую бумагу: “В связи с распространением средствами массовой информации клеветнических слухов, будто в Останкино идет борьба против евреев, движение “Трудовая Россия” считает необходимым заявить следующее. В Останкино под лозунгом “Слово - народу!” идет борьба против лжи, за честь и достоинство человека труда вне зависимости от национальной принадлежности”22. Действительно, “коричневые” шеренги, пропускавшие сквозь строй журналистов, называли жидами всех подряд