Сколько угодно мог заявлять Кургинян: “Я требую, чтобы партийный лидер Геннадий Зюганов, являющийся одновременно крупным лидером Русского национального собора и Фронта национального спасения, дал внятную политическую оценку высказываниям Александра Баркашова, ибо этот политик тоже занимает высокое место в иерархии”41. Ничего не ответил ему Зюганов, даже бровью не повел. А если ответил бы, то наверняка что-нибудь столь же невнятное и напыщенное, как Проханов: “Статья Кургиняна появилась в роковой для русской патристики миг, когда вся демократическая антирусская пропаганда осуществляет отвратительную, изнурительную для нас доктрину “русского фашизма”, согласно которой все формы русского национального возрождения ассоциируются или вплотную именуются фашизмом… Именно этот термин гонит сегодня в тюрьму патриотов, возвестивших о сионистской опасности. Именно жупел “русского фашизма” демонизирует целые слои русской общественности… Эта гнусная доктрина должна связать в сознании общества трагедию минувшей войны, истребившей цвет нации, и нынешнюю русскую патристику! Ибо фашизм для русского человека - непреодолимая кровавая категория, отрицаемая на бессознательном уровне… В этом мерзость идеологического удара демократов. Мы живем с топором в груди, всеми силами стараясь выдавить из себя это лезвие. Статья Кургиняна загоняет этот топор еще глубже”42.

Но помилуйте, ахнет читатель, разве Кургинян придумал Баркашова? Или Корчагина? Или Филатова? Или Дугина? Вы сами взяли всех этих дикарей в друзья и соавторы. Жить с топором в груди и вправду неудобно. Но зачем? Проще простого порвать с неподходящей компанией. Раззнакомиться. Выгнать этих людей из-за своего стола, как они сами друг друга выгоняют. При чем здесь демократы и их “гнусная доктрина”, когда оппозиция по собственной воле идентифицировала себя с фашистами? Когда сам Проханов заявил в интервью журналу “Страна и мир”, что готов к фашизму, если через фашизм возможно возрождение государства?

Впрочем и Кургинян понимает, что нормальная человеческая логика здесь не при чем. Он готов смириться с “просто коричневыми” в “патриотических” рядах: “Я могу понять и в чемто даже принять национализм Баркашова. Каждый волен иметь свои симпатии и антипатии.

4

Но если Баркашов еще может быть как-то если не оправдан, то понят с учетом сферы его деятельности, то интеллектуал Дугин ведает, что творит”43. Бог с вами, отпускает он грехи “патриотическим” генералам, хотите сотрудничать с российским Гитлером - я вам не судья. Но хоть российским Розенбергом ради общего дела пожертвуйте!

Но не тут-то было. И Розенбергом они не пожертвуют. Ибо на самом деле, если фашизм и топор, то не в груди реваншистов, как уверяет себя Проханов, а в их руках. Их главное оружие. Чего стоит оппозиция без “патриотических” масс? А массы эти неизменно превращают каждую их манифестацию в антисемитский шабаш. И доверяют эти массы лишь “коричневым” уличным демагогам, а вовсе не кабинетным идеологам, чьего и языка-то не понимают.

Вот почему любая объединительная идеология реваншистов, если и впрямь суждено ей родиться, обязана будет инкорпорировать в себя фашизм.

“Либеральный

испуг”

Идеология, идеология… А что, без нее никак нельзя объединиться? Ну, если ничего с ней не вытанцовывается? В принципе - можно. Появись у движения сильный харизматический лидер, подобный, скажем, Муссолини, то есть не испытывающий, в отличие от Кургиняна, отвращения к фашизму и способный, в отличие от Проханова, железной рукой подчинить себе движение,— он, без сомнения, решил бы эту проблему. А идеологический штаб, какой ему нужен, создал бы потом. Только вот где найти такого лидера? Оппозиция ищет его уже годы. Более того, она лихорадочно пытается его сотворить. Но не получается… Вот история одного такого несостоявшегося российского фюрера.

12-13 июня 1992 г. в Колонном зале Дома Союзов, самом престижном из всех дворцов в центре Москвы, собрался первый съезд Русского национального собора, на который съехались 1250 делегатов, представлявших 117 городов и 69 политических организаций из всех республик бывшего СССР. Все звезды оппозиционного небосвода сияли здесь. Пиджачные пары парламентариев перемежались в зале с черными сутанами священников, экзотическими казачьими черкесками и золотопогонными мундирами генералов. В первых рядах клубился “патриотический” бомонд: знаменитые писатели перешептывались с еще более знаменитыми кинорежиссерами и тележурналистами. С трибуны призывали к свержению “правительства измены”. “Факт налицо,— уныло констатировали “Московские новости”,— в полку националпатриотов респектабельное пополнение”44.

16 июня Югославское телеграфное агентство распространило комментарий своего спецкора в Москве, где, в частности, говорилось: “Кто присутствовал на съезде Русского национального собора (РНС), не может больше утверждать, что оппозиция не взяла бы в свои руки власть, если бы выборы состоялись завтра”45.

“Русский собор выбирает третий путь”46,— провозгласила газета “Правда”. “День” согласился с такой оценкой. Третий путь означал, по их мнению, что новое “соборное” правительство в России высту

48

пит одновременно “и против интернационального коммунизма, и против космополитической западной демократии”47. В статье “Либеральный испуг” известный либеральный журналист Валерий Выжутович писал: “Мне не кажется сенсационным вывод Андрея Козырева, чье интервью “Известиям” почему-то наделало шума, хотя для вдумчивых наблюдателей уже совершенно очевидно: “То, что происходит сейчас у нас, похоже на 1933 год в Германии, когда часть демократов стала переходить на националистические позиции““48.

Словно специально подыгрывая Козыреву, Собор открывал профессор Шафаревич, бывший диссидент. И приветственное слово его было обращено к бывшему генералу КГБ Александру Стерлигову, новому вождю оппозиции, новому кумиру, которого она решила себе сотворить.

Спустя месяцы после съезда корреспондент “Дня” объяснял, интервьюируя Шафаревича, тогдашнее отношение “патриотов” к Стерлигову: “Он казался единственным профессионалом, способным на решительные радикальные действия”49. Однофамилец и дальний родственник генерала Герман Стерлигов, тогда - крупнейший русский предприниматель, писал: “Я хорошо отношусь ко многим политикам оппозиции, но генерал Стерлигов - единственный из них, кому я безоговорочно верю”. До такой, между прочим, степени, что, как объяснял он дальше, “теперь я работаю на Собор по 18 часов в сутки и трачу на него все свои деньги”50.

Справедливости ради скажем, что полного единодушия в рядах не было. Известный “перебежчик” Виктор Аксючиц заявил, например, что “затея с Собором — очередная попытка паразитировать на патриотических идеалах. Мы не хотим иметь дело с генералом Стерлиговым”51 . Но в момент летней эйфории

- преувеличенных надежд в одном лагере на фоне преувеличенных страхов в другом - это выглядело комариным укусом, неспособным, разумеется, омрачить героическую репутацию человека на белом коне, ставшего в мгновение ока символом “преодоления исторического раскола России на красных и белых”52. Да, летом 92-го многим казалось, что “патриотическая Россия” обрела нового вождя. Закат новой

“звезды” Ошибка генерала Стерлигова заключа

лась в том, что он в это поверил. Лето сменилось осенью - и оппозиция оказалась на перепутье. Парламентская ее фракция, как мы помним, взяла твердый курс на разгром правительства “чикагских мальчиков”, ответственных за шоковую терапию. Падение Гайдара считалось делом предрешенным. Но что дальше? Как развивать успех? Устранив Гайдара, переходить в генеральное наступление и попытаться свалить самого Ельцина? Или, договорившись с центристами из “Гражданского союза”, предложить Ельцину вместо “правительства измены” альтернативное коалиционное правительство, составленное из людей Александра Руцкого (ГС) и Александра Стерлигова (РНС)?