стало днем, когда впервые русские интеллигенты и рядовые русские рабочие объединились вместе не для того, чтобы защищаться от погибельной власти, а чтобы идти на нее в атаку… Отныне русская интеллигенция готова не только критиковать оккупационный режим, но и бороться с ним. Готова она искать и единения с народом”3.
Разумеется, и дата события была символической. Ровно год назад, 12 июня 1991 г., народ России впервые в истории избрал свободным голосованием своего президента. Русский Собор вместе с митингом в Останкино предназначен был опротестовать этот выбор народа.
Речи с трибуны Собора были тоже символическими. О единении были речи: интеллигенции с народом, левых с правыми, белых с красными. Один из молодых идеологов оппозиции Сергей Казеннов
Митинг так их по свежим впечатлениям суммировал: “Не на второй, на десятый план [должна отойти] извечная вроде российская проблема левых — правых, красных - белых. Причем это отнюдь не должно быть “временным перемирием” в период борьбы с общей угрозой. Участникам различных движений, входящих в ОПО [объединенную патриотическую оппозицию], давно пора понять, что их разделяют символы прошлого, но отнюдь не задачи будущего”4.
А теперь посмотрим, о чем были речи в Останкино - о “задачах будущего” или о “символах прошлого”. Нам поможет в этом прекрасная запись русской эмигрантки Марины Хазановой, оказавшейся в эти дни в Москве.
“Когда я подошла к площади возле телецентра, там уже стояли тысячные толпы с сотнями лозунгов. Я стала обходить группы и читать лозунги. Вот наиболее типичные: “ТВ и радио - публичный дом. Заражение сионизмом гарантируется”, “Сплотись, обманутый народ, и с трона свалится урод”, “Проклятье матерям, давшим жизнь ублюдкам Горбачеву и Ельцину””. Далее Хазанова рассказывает о речи генерала Макашова, прибывшего на митинг с Собора. Он “сразу заявил, что, увы, ему очень не повезло, так как его угораздило родиться 12 июня, вдень национального позора России. Толпа начала скандировать “Ельцин Бушу продал душу”, а потом “Долой Ельцина!” и “Да здравствует Макашов!”
Генерала сменил поэт Гунько, поставивший толпу в известность, что “Ельцин - фекалии партии, и он отравил ими всю страну… Иудушка Ельцин предал нас. Но Иуда, по крайней мере, удавился. А этот палач народа удавит нас”. И опять толпа скандировала “Долой Ельцина! Долой! Долой!”
Я видела, как увеличивается заряд ненависти, как наливаются яростью лица, как сжимаются кулаки… Чуть поодаль стояли чернорубашечники, представители Союза русской молодежи. Когда я подошла, слушателям предлагалось записываться в отряды народного ополчения, дабы бороться за восстановление на престоле руского православного царя, а не… жидовских наймитов. Поднятые над толпой лозунги предлагали удушить одной веревкой Абрама Яковлева и Козырева Андрея Абрамовича [речь об архитекторе перестройки 246
Александре Николаевиче Яковлеве и министре иностранных дел Андрее Владимировиче Козыреве]. И здесь тоже скандировали “Иуду повесить!” и размахивали хоругвями с изображением Христа… Эмоции накалялись. Толпа с криками “Долой жидов с телевидения!” кинулась штурмовать телецентр. Началась потасовка с милиционерами. Какая-то взлохмаченная дама с глазами, вылезающими из орбит, лупила древком знамени милиционера, который не пропускал ее в здание телецентра. Группа рядом со мной старалась разбить линию металлических барьеров и громко кричала “Сионистов к ответу!” и “Где прячется жид Яковлев?” [Здесь уже речь о Егоре Яковлеве, тогдашнем председателе телерадиокомпании]”.
После драки с милицией группа митингующих прорвалась в телецентр и была принята Егором Яковлевым, который согласился начать переговоры, но в понедельник, 15 июня. На следующее утро Марина Хазанова вернулась в Останкино. “Перед моими глазами рядом с телецентром раскинулся палаточный городок, обвешанный лозунгами… Я задала вопрос одному из палаточников: “Скажите, пожалуйста, а что вы сделаете, если вам не дадут время на телевидении?” Ответили однозначно: “Перебьем всех жидов”.
… В это время от дверей телецентра послышалось много раз повторенное: “Жид, жид, жид”. Я бросилась туда. По обе стороны от входа в две шеренги стояли субъекты, часть которых не вполне твердо держалась на ногах. Они рекомендовали себя представителями Русской партии. Каждый входящий и выходящий из телецентра подвергался оскорблениям. При мне девушка явно славянской внешности попыталась не идти сквозь строй, а выскочить сразу наружу. Не тут-то было, партийцы взялись за руки и прогнали голубоглазую красотку под крики “жид” через весь коридор. Большинство телевизионщиков шли сквозь строй молча, стараясь не поднимать глаз. Я стояла около получаса и ничего, кроме выкриков: “Жид, убирайся в Израиль!” - не слышала. Скандировали громко, с лихостью, чувствуя свою безнаказанность… Существует мнение, что пикетчики только и мечтали о том, как спровоцировать власть, как обрести своих мучеников, о которых заговорит весь мир, а власти не хотели им дать эту возможность и поэтому бездействовали. Дальнейшие события во многом подтверждают эту версию. Но все-таки миллионы людей видели по телевизору, как избивали милиционеров, как издевались над телевизионщиками, как громилы плевали женщинам в лицо, как журналистов избивали палками за то, что они стара
Две гипотезы Контраст - вот что, наверное, прежде всего бросается в глаза. Цветовой, если угодно, контраст. “Красно-белые” генералы и кабинетные стратеги произносят благочестивые речи о единении с “патриотическим” народом, собравшись в центре Москвы, в то время как этот самый “патриотический” народ беснуется поодаль в приступе фашистской эпилепсии. Не было в Останкино ни “красных”, ни “белых”— одни “коричневые”. И язык, на котором они говорили, был
24
язык расовой войны: “Жид! Жид! Жид!” Все для них “жиды”— и “Абрам Яковлев”, и “Абрамович Козырев”, и даже “Барух Эльцан” (Борис Ельцин). Оказалось, что солдаты оппозиции, завербованные своими уличными вождями, просто не знают другого политического языка.
Конечно же, “пассионарии” Собора, вопреки обещаниям, не присоединились к митингу. Только командированные визитеры, как “красно-белый” генерал Макашов, которого упомянула Хазанова, или Проханов, или Жириновский со своим стандартным заклинанием “не забывать о нашем последнем средстве - ядерном шантаже”6. Ни один из них не сделал ровно ничего, заметьте, чтобы унять разбушевавшуюся люмпенскую толпу. Короче, генералы и армия говорят на разных языках, мыслят в разных терминах и даже окрашены в разные цвета. Как объяснить этот поразительный контраст?
Тут возможны две гипотезы. Первая. “Красно-белые” генералы не контролируют свою “коричневую” армию. Стоит ей выйти на простор самостоятельного действия, она начинаетжить своей отдельной, совершенно независимой от них жизнью.
Если эта гипотеза верна, “патриотическая” интеллигенция играет с огнем. Ибо, когда ей удастся выпустить из бутылки “коричневого” джинна, он, руководимый своими уличными вожаками и инстинктивным животным антисемитизмом, сметет ее со своего пути вместе со всем ненавистным ему “малым народом”. Ибо политического языка он не понимает. Только расовый. Понравится ей “Абрам Макашов” или “Абрамович Проханов”? К этому вопросу, впрочем, мы еще вернемся. Вторая. К этой гипотезе все больше склоняется либеральная публика в Москве. Никакой пропасти между “красно-белой” интеллигенцией и “коричневыми” массами на самом деле не было. Было разделение труда. Одни произносили парламентские речи и разыгрывали спектакль единения “белых” с “красными”, вербуя таким образом колеблющееся большинство. А другим просто не было нужды маскироваться, вот они и раскрыли истинную сущность оппозиции. Да и не умеют люмпены притворяться, как убедилась 3 октября 93-го вся страна. Одним словом, фашизм - и вверху, и внизу. Как позже, после кровавых событий 1 мая 93-го, сформулировал известный московский либеральный юрист Андрей Макаров, “многие люди, несмотря на предупреждения, не верили, а может, просто не хотели верить, что фашизм в нашей стране возможен. 1 мая мы увидели, что и в России он стал реальностью”7. Хазанова увидела это в Останкино. Другие, включая бывшего вице-президента Руцкого, в феврале 92-го, на Конгрессе гражданских и патриотических сил в кинотеатре Россия, о чем речь у нас впереди. Третьи, включая зрителей CNN во всем мире, во время октябрьского мятежа. А многие и задолго до всего этого
