К.: Я вам отвечаю. Вы хотите невозможного. Я.: Но оказалось же это возможным и в Японии, и в Германии. Что же, только Россия такая заколдованная страна, где демократия невозможна?

К.: А я вам говорю, что процесс, происходящий здесь, ставит веху: через два года в Германии придут к власти силы, которые будут для США гораздо страшнее сил 33-го. Осталось совсем недол226

го, практически это уже началось. Мировая экономическая война уже идет.

Я.: Право же, это совершенная чепуха, ну поверьте мне, чепуха. К.: Я хочу только одного. Вот того момента, пообещайте мне, когда вы сами, вы лично убедитесь, что это серьезно, вы позвоните мне и скажете: “Вы были правы”. Вот и все21.

Прошло два года. Пока что обошлось без звонка. Геополитика, которая так неприлично подвела в 1986 г. Бжезинского, шесть лет спустя обошлась с Кургиняном не лучше.

Нужны ли белые вороны? И все-таки эксперимент по “фальсификации” - в терминах Поппера - моего тезиса состоялся. У нас, т. е. у академиков и политиков, да и вообще у всех, кто заинтересован в том, чтобы узнать наверняка, возможно ли сотрудничество с российской националистической оппозицией, появился практический материал для суждения. Мы теперь можем попытаться ответить на все наши трудные вопросы не на основе исторических аналогий или природного оптимизма, но с помощью конкретного опыта.

Можно ли в сегодняшней России кардинально и эффективно повлиять на позицию серьезного националистического идеолога? Можно, если это не Дугин и не Шафаревич, а талантливый и честолюбивый перебежчик, белая ворона в “патриотическом” стане. Другими словами, Кургинян. Если, говоря о “хороших” националистах, оппоненты “тезиса Янова” имели в виду таких людей, они были правы. При всех ли условиях влияние это может быть эффективно? Нет. Изменение, которого вы добиваетесь, должно совпадать с личным интересом “хорошего” националиста (в нашем эксперименте-с необходимостью элиминировать конкурента). Во всех остальных случаях ум его, как мы только что видели, остается герметически закрытым для постороннего влияния.

Можно ли, повлияв на такого “хорошего” националиста, изменить общую тенденцию оппозиции к фашистскому перерождению? Нельзя. Антифашистский мятеж Кургиняна ни на минуту не остановил неумолимого дрейфа “патриотической” оппозиции к фашизму. Не расколол движения. Не создал внутри него сильного антифашист-. ского крыла. Не заставил задуматься над угрозой фашистской дегенерации даже самых чутких из националистических генералов - ни Александра Руцкого, ни Александра Проханова. Мои оппоненты и тут оказались неправы.

Снизились ли после антифашистского мятежа Кургиняна темпы фашистского перерождения националистической оппозиции? Нисколько. Как вела она непримиримую психологическую войну против демократии в союзе с открытыми фашистами, так и продолжает ее после разоблачений Кургиняна. Тоже - вопреки ожиданиям моих оппонентов.

Сократил ли публичный протест Кургиняна хотя бы влияние фа227

щизма на оппозицию и - через нее - на более широкие слои российской бюрократии?

Нет, не сократил. Открытая схватка парламента с президентом осенью 1993-го, т. е. много месяцев спустя после кургиняновского мятежа, свидетельствует об этом неоспоримо. Даже сам Сергей Ервандович признал это, когда, анализируя ход схватки, писал о “значительной роли”, которую играли в осажденном парламенте “пресловутые баркашовцы”. Он даже предположил, что “около 30 сентября внутренний переворот в Белом доме привел к власти вовсе не тех, кто имел ее де-юре”22. (Более того, 30-го же сентября сам Кургинян был под дулами автоматов выдворен из Белого дома молодыми людьми с фашистскими нашивками на рукавах.)

Подтверждает это в более общем плане и Егор Гайдар. Он так формулирует главную опасность, угрожающую России: “Легитимная политическая и бюрократическая элита может двинуться в сторону нацизма, переродиться, прорасти “коричневым загаром”. Пример такого перерождения у нас перед глазами - Руцкой, Хасбулатов, Верховный Совет. Это была модель. Теперь представьте подобное перерождение в большем масштабе - и сами оцените масштабы возможной катастрофы”23. Так что и в этом отношении оказались неправы мои оппоненты.

Стоило лив таком случае огород городить, т. е. затевать весь этот тяжелый, длившийся много месяцев эксперимент с попыткой компрометации собственной гипотезы?

Стоило. Чтобы ни у западной, ни у российской публики не осталось никаких иллюзий относительно влияния, веса и значения “хороших” националистов в русской оппозиции. И наконец последний - и самый главный — вопрос: можно ли положиться на “хорошего” националиста как на потенциального партне-‘ ра в общей борьбе против русского фашизма? Или, другими словами, может ли “патриот” стать антифашистом? !’ Нет, не может. И вовсе не только потому, что он, как мы видели, не делает погоды в “патриотическом” лагере и оттого неизбежно оказывается исключением, лишь подтверждающим общее правило. Не может он стать партнером еще и потому,что у него есть собственная идея “консервативной революции” в современном мире, которая при определенных условиях сама может трансформироваться в фашизм. Пусть не связанный с “черным” интернационалом, как дугинский, пусть скорее русский, даже советский по своим интеллектуальным корням, но все-таки фашизм — милитаристский и агрессивный.

В этом - решающем пункте - оппоненты “тезиса Янова” снова, и теперь уже окончательно, оказываются неправы. Но это мне еще предстоит доказать.

После скандала

Представим на минуту, что сокровенная мечта Сергея Ервандовича сбылась, и он действительно оказался за пультом режиссера грандиозного политического спектакля. Как будет выглядеть его “консервативная революция” и по какому пойдет она сценарию? Не забудем, что, в отличие от Дугина, за плечами у Кургиняна не стоят

228

знаменитые сценаристы Третьего Рейха. И сегодняшний “черный” интернационал на него не работает тоже. Он сам и философ своей “консервативной революции”, и ее историк, ее экономист и геополитик. Сам себе, короче, и Карл Шмитт и Юлиус Эвола. И даже Аллен де Бенуа.

Кургинян, надо отдать ему должное, не отшатывается от этой титанической задачи. Три тома его докладов, статей и интервью как раз и предназначены ответить на все вопросы “патриотической” общественности - от теологических и абстрактно-философских до сиюминутно-политических. Ровно месяц спустя после октябрьской трагедии он снова выступил с резкой публичной критикой своих союзников, сформулировав пять “обвинений в адрес оппозиционных вождей”. Главными из них ‘были обвинения в “преступной идеологической всеядности”24 (читай:

продолжали водиться с фашистами Дугиным и Баркашовым после январского скандала), а также в “концептуальной бесплодности и в отсутствии образа будущего”25.

Если без пафоса, то Кургинян обвинил вождей оппозиции в том, что они не приняли его концепцию “консервативной революции” (хотя само название и было навсегда похищено у него Дугиным). А без нее вожди эти оказались бессильны “определить вектор развития России в случае прихода оппозиции к власти”26.

Разумеется, оппозиционные вожди и на этот раз не удостоили его ответом. Надо полагать, не в последнюю очередь потому, что они, точно так же, как и либералы, никогда всерьез не занимались курги-няновским “образом будущего” и понятия не имели о предложенном им “векторе развития”. Как мы уже говорили, для подавляющего большинства в Москве Кургинян вместе со всеми его идеями и по сей день - загадка. Она вызывает сильные эмоции гнева, отвращения, подозрения и зависти, но каким-то образом остается за пределами серьезного анализа. Но что позволено утонувшему в повседневной политической склоке оппозиционному истеблишменту, что простительно затравленным московским либералам, того не может допустить историк русской оппозиции. Особенно после сенсационного взлета Жириновского, заставшего врасплох весь мир. Текучесть, неустойчивость и непредсказуемость ситуации в Москве заставляет внимательно разобраться и в кургиняновском “образе будущего”, и в его “векторе развития”.