Требуется, очевидно, нечто третье, примиряющее в себе и “красный” детерминизм, и “белый” волюнтаризм. Что-то, с одной стороны, 210
ученое и систематическое, гарантирующее, что будущее просто не может не быть за новой оппозицией, а сдругой - зажигательное, мобилизующее и способное поднять массы. Что-то, иначе говоря, не совсем социалистическое и не совсем националистическое, не “красное” и не “белое”, а национал-социалистическое, если хотите - “коричневое”.
Но только не в вульгарной и скомпрометированной форме “монархического фашизма” Дмитрия Васильева или “православного фашизма” Александра Баркашова, вся идеология которых списана с нацистских учебников и сводится, по сути, к площадному антисемитизму. В России, положившей миллионы своих сыновей в борьбе с нацизмом, серьезные политики остерегаются пользоваться его отбросами. Читатель, может быть, помнит: Проханов, Кургинян, Жириновский — каждый по-своему решает эту проблему как важнейшую для собственного политического имиджа.
Нет, новая “коричневая” идеология должна быть совершенно оригинальной — русской, а не германской. Она должна выступить и в роли “единственной серьезной исторической школы в России”, и в то же время “опьянить страну”.
Если бы учения о “пассионарности” не существовало, то именно сейчас им стоило бы его выдумать. Разумеется, для массового потребления, для пропагандистских брошюр и газетных передовиц его можно освободить от громоздкого “биосферного” аппарата. В конце концов, в каждом идеологическом храме есть свои потаенные углы, доступные только священнослужителям, свои сакральные тексты, непонятные массам верующих, и свои темные истины, толкуемые жрецами. Разве не так оно было и в марксистской церкви? Много ли “красных” проштудировало трехтомный “Капитал” со всеми головоломными хитросплетениями его диалектики? Да и была ли в том нужда? Что достаточно было усвоить рядовому “красному”? Что капиталисты эксплуатируют трудящихся, присваивая себе прибавочную стоимость. И что единственным способом положить конец этому безобразию является диктатура пролетариата. Всей остальной “биосферой” учения успешно занимались жрецы.
Что достаточно будет усвоить рядовому “красно-белому”? Что история работает против “загнивающего” Запада и на самый молодой в мире этнос, сохранивший безнадежно утраченную Западом пассионарность. Что, попросту говоря, “никаких контактов нам с латинами иметь не надо, так как они народ лукавый, лицемерный, вероломный, и притом не друзья России, а враги”3б. Или на ученом языке (для интеллигентов): “как бы ни называть эти связи: культурными, экономическими, военными, они нарушают течение этногенеза… порождают химеры и зачинают антисистемы. Идеологические воздействия иного этноса на неподготовленных неофитов действуют подобно вирусам, инфекциям, наркотикам, массовому алкоголизму… губят целые этносы, не подготовленные к сопротивлению чужим завлекательным идеям”37. Или того хуже: контакты с чуждыми этносами ведут “к демогра211
фической аннигиляции… только этнические руины остаются в регионах контакта”38.
И все это было бы освящено непререкаемым авторитетом большого ученого, притом своего, отечественного, а не чужеземного, сына великой Анны Ахматовой, мученика сталинских лагерей, “патриотического” святого.
Я не знаю, удастся ли жрецам “красно-белой” оппозиции превратить уязвимую, как мы видели, гипотезу в “учение Гумилева”, т.е. в мощный идеологический инструмент управления массами. А почему, собственно, это невозможно? Удалось же большевикам проделать аналогичную операцию с уязвимой марксовой гипотезой, провозгласив при этом, что “учение Маркса всесильно, потому что оно верно”? Но я знаю, что если это случится, у демократии в России не останется ни малейшего шанса. Ее ведь первую изобразят как “чужую завлекательную идею”…
Все ли есть в “учении Гумилева”, чтобы оно могло стать надежным фундаментом российской “коричневой” идеологии? Блуждающий
этнос Проведем краткую ревизию. Вопервых, оно синтезирует жесткий детерминизм с вполне волюнтаристской пассионарностью, снимая, таким образом, глубочайшее противоречие между идеологическими установками “красных” и “белых” (в чем Жириновский, будучи человеком малообразованным, совершенно очевидно не преуспел). Годится!
Вовторых, оно подчеркивает именно то, что их объединяет - ненависть к Западу и приоритет нации (этноса) над личностью: “Этнос как система неизмеримо грандиознее человека”39. Тоже подходит. В-третьих, наконец, оно остерегает массы не только от каких бы то ни было контактов с Западом, но и от “химерической” свободы: “Этнос может… при столкновении с другим этносом образовать химеру и тем самым вступить в “полосу свободы”, [при которой] возникает поведенческий синдром, сопровождаемый потребностью уничтожать природу и культуру”4”. Ну, это уже вообще - “в десятку”. Все есть. И все-таки чего-то пока не хватает для полной “коричневости”. И нетрудно вычислить - чего именно. До сих пор ни одной уважающей себя “коричневой” идеологии не удавалось обойтись без любезного “патриотическому” сердцу брутального антисемитизма. Неужели же здесь у Гумилева прокол?
Но не спешите расстраиваться. Общепринятую в современном мире концепцию единой иудеохристианской традиции Гумилев решительно отвергает - в пользу ее средневековой предшественницы, утверждавшей, что 212
“смысл Ветхого и смысл Нового заветов противоположны”41. В его интерпретации носители Ветхого завета, изгнанные с родины и рассеявшиеся по свету в поисках пристанища, - это самое чудовищное из порождений биосферы, “блуждающий этнос”. Нет страшнее напасти для нормального этноса: незванные пришельцы, “проникая в чуждую им этническую среду, начинают ее деформировать. Не имея возможности вести полноценную жизнь в непривычном для них ландшафте, пришельцы начинают относиться к нему потребительски. Проще говоря - жить за его счет. Устанавливая свою систему взаимоотношений, они принудительно навязывают ее аборигенам и практически превращают их в угнетаемое большинство”42.
Разумеется, евреям это не везде удается. Например, “власть и господство над народом халифата были для них недоступны, так как пассионарность арабов и персов была выше еврейской. Поэтому евреи стали искать новую страну… и обрели ее в Хазарии”43, в низовьях Волги. Правда, есть у него и другая версия, по которой “маленькому хазарскому этносу довелось испытать мощное вторжение еврейских мигрантов, бежавших в Хазарию из Персии и Византии”44, а вовсе не из арабского халифата. Но это, в конце концов, неважно. Откуда бы ни бежали в Хазарию евреи, участь окружающих народов все едино была предрешена. Ибо с момента, когда захватили они в ней “власть и господство, Хазария
- злой гений древней Руси”45.
Сама по себе Хазария слова доброго не стоила, будучи “типичной этнической химерой”46. Но это не помешало ей, однако, “не только обложить Киев данью, но и заставить славяно-руссов совершать походы на Византию, исконного врага иудео-хазар”47. На ту самую, заметьте, Византию, “которой суждено было дать нашей Родине свет Христианства”48.
Выходит, иго древняя Русь все же пережила. Но только не тата-i ромонгольское, как мы по невежеству считали, а иудейское. “Цен-i ности Руси и жизни ее богатырей высасывал военно-торговый спрут Хазария, а потенциальные друзья византийцы… были превращены во врагов”49. Но и это еще не все! “Славянские земли в 1Х-Х веках стали для евреев источником рабов, подобно Африке XVII-XIX веков”50. Вот что такое блуждающий этнос! Естественно, сокрушение “агрессивного иудаизма”51 стало для Руси делом жизни и смерти. “Чтобы выжить, славяно-руссам нужно было менять не только правителей, но и противников”52 и, на наше счастье, “наши предки нашли для этого силы и мудрость”53. Святослав, князь Киевский, устроил тогдашним иудеям такой погром, что “вряд ли кто из побежденных остался в живых”54.
Но этот славный погром, вызвавший, “распад иудео-хазарской химеры”, покончил не со всем “блуждающим этносом”, а только с восточными евреями, сбежавшими в Хазарию то ли из Халифата, то ли из Византии. “Помимо них остались евреи, не потерявшие воли к борьбе и победе и нашедшие приют в Западной Европе”55. 213
