“Москва перехватила инициативу объединения русской земли, потому что именно там скопились страстные, энергичные и неукротимые люди”34.

А теперь обозначим главные вехи рождения нового суперэтноса. Сначала возникают “пассионарии”, люди, способные жертвовать собой во имя возрождения и величия своего этноса, провозвестники будущего. Затем некий “страстный гений” сплачивает вокруг се

207

бя опять же “страстных, энергичных, неукротимых людей” и ведет их к победе. Возникает “контроверза”, новое борется с “обывательским эгоизмом” старого этноса. Но в конце концов “пассионарность” так широко распространяется посредством “мутаций”, что старый этнос сдается на волю победителя. Из его обломков возникает новый.

И это все, что предлагает нам Гумилев в качестве критерия новизны “суперэтноса”. И как бы ни хотелось нам его принять, нельзя не заметить, что это всего лишь универсальный набор признаков любого крупного политического изменения, одинаково применимый ко всем революциям и всем реформациям в мире. Проделаем маленький, если угодно лабораторный, эксперимент.

Проверим гипотезу Вспомним все, что нам известно о деятелях эпохи Просвещения, и пропустим эти сведения через предложенное Гумилевым сито. И тогда нам не останется ничего другого, как только объявить Вольтера и Дидро, и Лессинга “пассионариями”.

А как же иначе? Они отдали все, что имели, делу возрождения и величия Европы. Они были провозвестниками будущего. И “контроверза” со старым феодальным этносом у них возникла и приняла такие формы, что и слепому было видно - “наряду с процессами распада появилось новое поколение — героическое, жертвенное, патриотическое”. И дальше, и дальше: в 1789 г. дело дошло до Великой Революции, которая вывела на историческую сцену Наполеона, кого сам же Гумилев восхищенно описывает как “страстного гения”, поведшего к победе “страстных, энергичных, неукротимых людей”. Разве не сопротивлялся ему отчаянно “обывательский эгоизм” старых монархий? И разве, наконец, не распространилась эта “пасси-,, онарность” так широко по Европе, что старому этносу пришлось сдаться на милость победителя?

Все совпадает один к одному, за вычетом разве что татар, без помощи которых европейский “страстный гений” сумел как-то в своей борьбе обойтись. Значит, должны целиком совпасть и выводы. Значит, в XVIII веке на Европу изверглась биосфера, произведя соответствующий пассионарный взрыв. 14 июля 1789 г. надо считать днем рождения нового западноевропейского суперэтноса — по прямой аналогии с 8 сентября 1381 г., которое Гумилев провозгласил днем рождения великорусского. Или нет? Объявим этот взрыв этногенеза недействительным из “патриотических” соображений? Не можем же мы, в самом деле, допустить, что загнивающий Запад, вступивший, как мы выяснили на десятках страниц, в “зону обскурации”, моложе России на целых пять столетий!

Смех смехом, а ведь и в самом деле отсутствие объективного-и верифицируемого, то есть доступного проверке - критерия новизны этноса не только делает гипотезу Гумилева несовместимой с требованиями естествознания, но и вообще выводит ее 208

за пределы науки, превращая в легкую добычу “патриотического” волюнтаризма.

Забудет на минуту про Запад: слишком болезненная для Гумилева и его “патриотических” последователей тема. Но что, право, может помешать какому-нибудь, скажем, японскому “патриотическому” историку объявить 1868-й годом рождения нового японского этноса? Ведь именно тогда произошла в Японии знаменитая реставрация Мэйдзи, страна одним стремительным броском вырвалась из пут многовековой изоляции и отсталости. Уже через полвека она смогла разгромить великую европейскую державу Россию, а еще полвека спустя бросила вызов великой заокеанской державе Америке, На каком основании, спрашивается, сможем мы отказать японцам в почетном звании, вместе со всем что к нему прилагается?

Вообще у Гумилева после XIV века биосфера повела себя как-то странно. Сразу после того, как извержение ее чудесным образом подарило “второе рождение”35 умиравшей славянской Руси, она вдруг прекратила свою “пассионарную” деятельность. Капризы

биосферы Конечно, биосфера непредсказуема. Но все-таки даже из таблицы, составленной для читателей самим Гумилевым, видно, что раньше она никогда еще так подолгу не простаивала - чтобы шесть веков прошли без единого взрыва этногенеза! Как раз напротив, если вести счет с VIII века до н.э., промежутки между извержениями сокращаются, а не увеличиваются. Первый взрыв (Эллада) и второй (Персия), разделяют пять веков. А между предпоследним (монголы) и последним (Россия) прошло только два.

Кто же поручится, что следующее извержение не подарит “второе рождение” ненавидимому Гумилевым Западу? Или, скажем, Китаю? А еще бы лучше Африке, которую биосфера вообще по совершенно непонятным причинам до сих пор игнорировала.

Но что станется тогда со статусом самого молодого из “суперэтносов”, российского, чей возраст выступает у Гумилева как единственное, но решающее преимущество перед всем миром?

Либо что-то серьезно забарахлило в биосфере, если она не смогла за шесть столетий произвести ни одного нового “суперэтноса”, либо Гумилев искусственно ее заблокировал - из “патриотических” соображений.

Чертовски жаль замечательно талантливого и эрудированного человека, но стоит подойти к его гипотезе с самыми элементарными требованиями,предъявляемыми к любому научному открытию, как она распадается прямо под руками. И ничего не Гумилев и

оппозиция остается, кроме невообразимой смеси наукообразия, гигантомании и

“патриотического” волюнтаризма. 209

Чертовски жаль, что не было у него возможности представить свою работу городу и миру, когда было еще время что-то исправить, что-то переделать, что-то передумать. Еще одна трагическая жертва советской системы, искалечившей его, изолировав от мира. Политика-таки достала его, как ни старался он от нее убежать.

Однако, если за все эти годы никто в России не подверг его гипотезу элементарной научной проверке, то теперь, в годы развала, это и вовсе стало неактуально. Другая выдвинулась на первый план проблема. Гипотеза, по выражению “Литературной газеты”, “пьянит страну”. Самые разные люди в сегодняшней России вдохновенно твердят за Гумилевым: “пассионарность”, “суперэтнос”. “Наш современник” объявил его лидером “единственной серьезной исторической школы в России”. Книги его стали бестселлерами.

Гумилев оказался нужен растерзанной стране, разом утратившей все — своих святых и пророков, мучеников и мудрецов, традиции и символы. Есть глубокая внутренняя потребность в освященном авторитетом науки подтверждении, что великую страну, корчащуюся в муках очередного смутного времени, еще ждет великое будущее. Научны, полунаучны или вовсе ненаучны его теории, но Гумилев эту потребность удовлетворяет.

А больше всех Гумилев оказался нужен реваншистской оппозиции. Мы уже видели, как взаимно уничтожают друг друга марксизм и “русская идея”. Ну, что между ними общего? Ровно ничего. Кроме… Гумилева, гипотезу которого сравнительно просто превратить в синтетическое “учение”, родственное и марксизму, и “русской идее”.

Может ли Гумилев дать такую общую идеологическую душу сегодняшней, расколотой, как сама Россия, оппозиции? Не знаю. Но то, что

его теории идеально для этого приспособлены, я постараюсь сейчас показать.

“Красные” привыкли опираться на сложную, наукообразную и строго детерминистскую систему взглядов, не оставляющую сомнений, что история на их стороне и, сколько бы дров они ни наломали, будущее принадлежит им.

“Никаких контактов с

латинами” “Белые”, напротив, всегда опирались

на традиционный волюнтаризм “русской идеи”, на твердую веру, что ровно ничего предопределенного в истории нет и при большом желании всегда ее можно повернуть вспять. Зачем далеко ходить - удалось же “красным” разрушить великую царскую империю при помощи жидо-масонского заговора! Стало быть, чтобы вернуть ей величие, нужно что? Правильно, подготовить столь же мощный “патриотический” контразговор. Как с такими взаимоисключающими идеями вступать в союз, однако?