204
извергающего на землю потоки неведомой и невидимой энергетической лавы. Гумилев называет ее “пассионарностью”. Извержения пассионарности произвольны. Они не подлежат никакой периодизации.
Новые нации (этносы) и цивилизации (суперэтносы) рождаются в момент извержения. А когда пассионарность постепенно их покидает (“процесс энтропии”14), они умирают. А между рождением и смертью с этносами происходит примерно то же, что и с людьми. Они становятся на ноги (“консолидация системы”), впадают в подростковое буйство (“фаза энергетического перегрева”), взрослеют и созревают. Ну, а затем, естественно, стареют (“фаза надлома”), уходят как бы на пенсию (“инерционная фаза”) и,наконец, испускают дух (“фаза обскурации”).
Так выглядит открытый Гумилевым этногенез. То есть живет себе народ тихо и мирно в состоянии “гомеостаза”, а потом вдруг обрушивается на него “пассионарный толчок”, или “взрыв этногенеза”15, и он преобразуется в этнос. А это уже явление природы, а не просто социальный коллектив. И “моральные оценки так же к нему неприменимы, как ко всем явлениям природы”16. Он собою не распоряжается. На ближайшие 1200-1500 лет (столько продолжается этногенез, по 300 лет на каждую фазу) он сдан в плен собственной пассионарности. Все, что с ним отныне случается - это исключительно возрастные изменения. И вся его история расписана наперед, детерминирована с жесткостью, соперничающей с фаталистическими конструкциями Шпенглера. Приложим эту схему - ну, скажем, к Западной Европе. XVI век, Реформация, рождается протестантизм, появляется буржуазия, начинается так называемое Новое время. Почему? Многие ученые пытались объяснить этот феномен земными и историческими причинами. Возобладала точка зрения Макса Вебера, связавшая происхождение буржуазии с протестантизмом.
Ничего подобного, говорит Гумилев: “Реформация была не бунтом идеи, а фазой этногенеза, переломом [характерным] для перехода от фазы надлома к инерционной”17.
Инерционная фаза - это упадок, потеря жизненных сил, постепенное умирание. Описание этого неотвратимого конца я уже представил читателю в виде визитной карточки Льва Николаевича. Благосостояние и процветание могут сопутствовать периоду одряхления, но это не более чем утешительный самообман. “Последняя фаза этногенеза деструктивна. Члены этноса… предаются грабежам и
алчности”18. Это, как понимает читатель, относится к
западноевропейскому суперэтносу. 300 лет после вступления в “инерционную фазу” миновали, и вот он агонизирует на наших глазах, он — живой мертвец. И если мы еще этого не видим, то лишь по причине “утешительного самообмана”.
Совсем другое дело - Россия. Она намного (на пять столетий, по подсчетам Гумилева) моложе Запада. Ей, в отличие от него, предстоит еще долгая жизнь. Но и с ней, конечно, происходит только то, что
205
положено по возрасту. Люди ломают себе голову: с чего это вдруг грянула перестройка? А на самом деле ровно ничего загадочного в ней нет: “Мы находимся в конце фазы надлома (если хотите - в климаксе), а это возрастная болезнь”19. Такими же несерьезными кажутся Гумилеву и попытки Арнольда Тойнби сформулировать некие общеисторические причины исчезновения древних цивилизаций. В своей двенадцатитомной “Науке истории” Тойнби лишь “компрометирует плодотворный научный замысел слабой аргументацией и неудачным его применением”20. Сам же Гумилев, вместо всех этих безнадежно любительских попыток, предлагает Науку, позволяющую не только объяснить прошлое, но и предсказывать будущее: “Феномен, который я открыл и описал, может решить проблемы этногенеза и этнической истории”21.
Пора, однако, переходить к доказательствам.
Логика гипотезы нам уже ясна: исторические явления (рождение новых этносов) ) объясняются природными (извержениями биосферы). Но чем подтверждается само существование этих природных возмущений? Оказывается, той же историей: “Этногенезы на всех фазах - удел естествознания, но изучение их возможно только путем познания истории”22.
“Контроверза” Другими словами, мы ровно ничего о работе биосферы по производству этносов не знаем, кроме того, что она их производит. Появился где-нибудь на земле новый этнос - значит, произошло извержение биосферы. А появление нового этноса, как оно дает о себе знать? Да все так же: произошел “пассионарный взрыв”, извержение биосферы, - значит, ищите на земле новый этнос.
Объясняя природные явления историческими, мы в то же время объясняем исторические явления природными. Это экзотическое круговое объяснение, смешивающее предмет естественных наук с предметом наук гуманитарных, требует, разумеется, от автора удвоенной скрупулезности. По меньшей мере, он должен совершенно недвусмысленно объяснить читателю, что такое новый этнос, что именно делает его новым и на основании какого объективного критерия можем мы определить его принципиальную новизну.
Но никакого такого объективного критерия в гипотезе Гумилева просто нет. Чтоб не показаться голословным, я попытаюсь сейчас показать это на примере “великорусского этноса”.
Его рождение Гумилев описывает в контексте своей яростной полемики с концепцией татаро-монгольского ига. “В XI веке европейское рыцарство и буржуазия под знаменем римской церкви начали первую колониальную экспансию — крестовые походы”23. Рыцари завоевали на время Иерусалим и Константинополь. И все же - это было не главное направление “колониальной экспансии”. Главным была Русь. Наступление шло из Прибалтики, “она являлась плацдармом для
206
всего европейского рыцарства и богатого Ганзейского союза немецких городов. Силы агрессоров были неисчерпаемы”24. “Защита самостоятельности государственной,
идеологической, бытовой и даже творческой означала войну с агрессией Запада”25.
“Русь совершенно реально могла превратиться в колонию, зависимую территорию Западной Европы… наши предки могли оказаться в положении угнетенной этнической массы без духовных вождей, подобно украинцам и белорусам в Польше. Вполне могли. Один шаг
оставался”26. Но “тут, в положении, казавшемся безнадежным, проявился страстный до жертвенности гений Александра Невского. За помощь, оказанную Батыю, он потребовал и получил помощь против немцев и германофилов… Католическая агрессия захлебнулась”27.
Вот такая история. Татаро-монголы, огнем и мечом покорившие Русь, разорившие ее непомерной и унизительной данью, которую платила она на протяжении многих столетий, оставившие после себя пустыню и продавшие в рабство цвет русской молодежи, - вдруг превращаются в пылу полемики, в ангелов-хранителей русской государственности от злодейской Европы.
Сведенная в краткую формулу российская история XIII-XIV веков выглядит у Гумилева так: когда “Европа стала рассматривать Русь как очередной объект колонизации… рыцарям и негоциантам помешали монголы”28.
Какой же здесь может быть разговор об “иге”? Какое иго, когда “Великороссия… добровольно объединилась с Ордой, благодаря усилиям Александра Невского, ставшего приемным сыном Батыя”29?
На основе этого добровольного объединения возник “этнический симбиоз”30 Руси с народами Великой степи - от Волги до Тихого океана. А из этого “симбиоза” как раз и родился великорусский этнос - “смесь славян, угро-финнов, аланов и тюрков слилась в великорусскую национальность”31. (Привет, как говорится, Жириновскому. А заодно и Солженицину, который настаивает, что украинцы и белорусы - часть русской нации.) Конечно, старый, распадающийся, вступивший в “фазу обскурации” славянский этнос сопротивлялся рождению нового: “обывательский эгоизм… был объективным противником Александра Невского и его боевых товарищей”32. Но в то же время “сам факт наличия такой контроверзы показывает, что наряду с процессами распада появилось новое поколение - героическое, жертвенное, патриотическое… В XIV веке их дети и внуки… были затравкой нового этноса, впоследствии названного великорусским”33.
