66

И что же можно будет противопоставить грозным силам имперского реванша? Уж не картонный ли геополитический барьер, который м-р Бжезинский предлагает воздвигнуть в бывших советских провинциях? Но ведь полная неспособность такого барьера сдержать экспансию России была уже доказана экспериментально после 1917-го. “Геополитический плюрализм” тогдашнего образца блистательно провалился во времена Ленина и Троцкого. Так почему он должен оказаться более состоятельным во времена Жириновского и Дугина - в случае, если им будет позволено овладеть Кремлем?

Я далек от мысли, что взгляды, которые я кратко здесь изложил, исчерпывают всю палитру мнений западных экономистов, политологов, историков и практических политиков, занимающихся Россией. Многие захотят отмежеваться от них - и с полным правом. Однако, вовсе не факт, что при этом они готовы будут согласиться со мной. Большинство американских экспертов проявляют поразительное равнодушие к опасному ослаблению демократических сил в России, не связывают с ним мыслей об историческом выборе Запада и потому не испытывают никакой потребности включаться ни в какие серьезные дискуссии, не говоря уж о более конкретных шагах.

Диалог глухих Причины могут не совпадать. Одним российская демократия представляется не более чем функцией, производным от рыночной реформы и западных кредитов. Другие просто не верят в ее перспективы. Но едины все в одном - имперский реванш в России не существует для них в качестве особого, самостоятельного фигуранта на политической сцене. Никто не знает его аргументов, не понимает его языка, не говоря уже о природе его влияния на страну. И, главное, никто не хочет знать. Ну давайте попробуем смоделировать диалог, скажем, Мартина Мэлия с Сергеем Кургиняном. Мэлия радостно констатирует: общество оказалось монетаризованным, реформы идут вперед, и эти процессы уже неостановимы. А Кургинян в ответ только что кулаками не машет: для него происходящее не реформы, а война против России, а успех реформ

- не победа, а деструкция, дезинтеграция и регресс, ведущий к национальной катастрофе. И что же Мэлия? Объясняет, почему Кургинян не прав? Доказывает, что в планы Запада вовсе не входит постепенное превращение России в “Верхнюю Вольту без ядерных ракет”? Ничуть. Мэлия просто не подозревает об этих аргументах. Понятия не имеет, какой ужас, какое отчаяние, какая боль за ними стоят. И как заразительны эти чувства.

Нет, это даже не извечный российский диалог изоляционистов и западников. Там стороны, по крайней мере, вслушивались в аргументы друг друга - хотя бы затем, чтобы точнее ответить. Тут западники вообще не слышат голоса противной стороны, просто поют, как тетерева на току, - о кредитах, о приватизации, об успехах и неудачах шоковой терапии…

Одни говорят о “войне миров”, о сознательном “разрушении России”, столкнувшейся с обреченной, “тупиковой” цивилизацией при67

рожденных убийц, о неотвратимой угрозе того самого иностранного ига, которое не сумел навязать Гитлер. И что отвечают им другие? Что общество монетаризовано? Что нужны западные кредиты? Или что надо было подождать с шоковой терапией еще лет десять—пятнадцать? Изобретают новую “политику сдерживания” России? Просто руки опускаются. Диалог глухих!

Люди, принимающие решения на Западе, вовсе не обязаны верить мне на слово. Слава Богу, Россия пока что свободная страна. И силу имперского реванша, и его влияние на массы, на армию и политические элиты, и нарастание — в результате этого влияния - антизападных, в особенности антиамериканских настроений в стране вполне возможно измерить по данным опросов. Почему бы, в самом деле, не организовать в России соответствующую всем западным стандартам социологическую службу? И следить за динамикой этих настроений, улавливать их истоки. Прервать диалог глухих! Наладить своего рода обратную связь с публикой России и каждую неделю получать полную информацию, как отразилось в ее общественном мнении любое действие - или бездействие - Запада.

Само уже отсутствие такой социологической службы вполне, мне кажется, красноречиво говорит о том, как варварски распоряжается он, то есть Запад, тем единственныым реальным капиталом, который есть у него сегодня в России, — капиталом моральным, капиталом прозападных симпатий ее народа. В конце концов, все благодеяния, о которых хлопочут Джеффри Сакс и Мартин Мэлия, — кредиты, помощь в финансовой стабилизации, технологии - все может быть в один прекрасный день повернуто против благодетелей. И только моральный капитал - никогда. Как же можно позволить себе не интересоваться тем, в каком он состоянии, растет или оскудевает, и если верно последнее, то почему?

Но просто регистрировать еженедельное падение акций на рынке российского общественного мнения - этого, конечно, мало. Нужно еще научиться противодействовать этому падению, противопоставить идеологам реваншизма свои аргументы и свои объяснения. И нужен для этого совершенно другой инструмент. Назовем его условно “службой диалога”. Диалога с российской интеллигенцией и с массами, расколотыми, растерянными, дезориентированными марсианским 92-м, индифферентностью Запада и реваншистской пропагандой. Ни один поступок Запада в отношении России не должен остаться необъясненным в процессе этого диалога. Беспардонная ложь, распространяемая реваншистами (“Верхняя Вольта без ядерных ракет”), должна быть нейтрализована убедительными картинами великого европейского будущего демократической России. Все мифические “заговоры” и “войны против России” должны быть беспристрастно расследованы ведущими интеллектуалами и политиками Запада - только так может быть развеяна горечь, накопившаяся в ходе диалога глухих. Люди должны понимать, куда они идут и что их ждет, какие жертвы от них еще потребуются и какое будущее строят они для своих детей. И об Америке им тоже надо знать больше - и глубже - нежели преподносит им массовая продукция Голливуда. (Скажем, “12 рас68

серженных мужчин” несопоставимо предпочтительней в этом смысле очередного фильма ужасов).

Но я, кажется, увлекся. Откуда, на самом деле, возьмется социологическая служба и тем более “служба диалога”, если догмы веймарской политики продолжают царить и русский кризис попрежнему сводится к новым кредитам и шоковой терапии? А с другой стороны - откуда взяться переменам, если у людей, единственно способных их стимулировать, нет даже желания собраться вместе и обсудить происходящее?

Единственная надежда, моя во всяком случае, - на то, что за пределами этого круга есть достаточно талантливых, серьезных и мужественных потенциальных еретиков, способных оценить опасность веймарской политики и бросить вызов ее догмам. И союзников я сегодня ищу - среди них.

Глава четвертая Гадкий утенок

Я упрекаю западных экспертов, а читатель может обидеться

- за российских. Разве нет в России своих моральных и научных авторитетов? Нет сильной либеральной интеллигенции, нет свободной прессы? Вблизи виднее, как наращивает мускулы имперский реванш, меньше вероятность ошибок. Так почему же в поисках союзников я так мало смотрю в сторону России? Пришло время объясниться. Хотя бы потому, что решающие схватки с силами имперского реванша еще предстоят российской демократии. До сих пор были цветочки. Ягодки впереди.

Если по веймарскому календарю августовское противостояние в Москве 1991 г. было эквивалентно Капповскому путчу в Берлине в марте 1920-го, то кровавая попытка фашистского переворота в октябре 93-го соответствовала, скорее всего, фашистскому “маршу на Берлин” ноября 23-го. Открытые мятежи всегда производят очень сильное впечатление. Но по сценарию апогей конфронтации, пик психологической войны, должен наступить лишь после них.

И ведь точно! Не прошло и года после октябрьского “похода на Москву”, как разразился чеченский кризис. Если веймарский сценарий все еще нуждается в доказательствах, трудно представить себе более убедительное. В самом деле, что произошло в высших эшелонах власти? “Партия войны”, локализованная прежде, в период путчей и мятежей, в непримиримой оппозиции, стремительно передвинулась вверх, в само президентское окружение, превратившись в “клику” или “мафию”, как после начала чеченских событий окрестили ее в Москве.