С этими словами он подошел к Турпу и со всей силы двинул его ногой по ребрам. Бедняга, как в свое время Торп, не знал, что на Турпе одеты невидимые доспехи. Его стало немного жаль; с таким же успехом он мог стукнуть ногой по каменной стене.
— А-а-а! — заорал Картар, хватаясь за разбитую ногу и прыгая на месте. Жезл выпал у него из рук, и в тот же момент чудодейство рассеялось, поскольку «Глаз Ягуара» силен до тех пор, пока находится в руках хозяина.
Друзья разом повскакивали на ноги. Только Турп не смог подняться без посторонней помощи. Хамяк вмиг оценил ситуацию и схватил Картара за горло с криком:
— Убью!
Злодей, еще не отошедший от пинка по Турповым латам, только заверещал от страха.
Торп тем временем помог Турпу встать на ноги и сказал:
— Хамяк, отпусти этого мерзавца. Его нужно отвезти в Город и судить по закону.
— По морде его надо судить, — заявил Хамяк. — Ох, морда у него хитрая! А что он сделал с Джоном Кишо?
— Ничего не сделал, — ответил за его спиной Джон Кишо, который тоже пришел в себя. — Однако, почему я привязан к этому стулу? Что все это значит? Я что, проспал самое интересное?
— Выходит, что так, — сказал Торп, разрубая мечом путы. — Ну, Хамяк, отпусти же Картара. Он уже весь синий. А отсюда все равно никуда не деться: дверь заперта.
Хамяк нехотя отпустил злодея и пробасил:
— Подумаешь, синий стал! Он у меня еще зеленым будет.
Хамяк поднял с пола золотой жезл и хотел было его переломить на две части, но призрак остановил зверя:
— Посох сей есть скшавль магичный, и беречь его должно, ако себя самого. И беда, коли тот стик в руки сил темных помещен будет.
— Ну, правильно! — обрадовался Хамяк. — Я щас его сломаю, и он ни в какие руки больше не попадет.
— Не можно! — заволновался призрак и забормотал что-то уж совсем непонятное.
Тем временем Картар, никем не замеченный, отошел к стене, где у него был потайной ход, и нажал какую-то деталь орнамента. Затем открыл маленькую, неприметную дверь…
— Стой, держи! — завопил Турп, бросаясь в погоню. Все остальные кинулись за ним.
— Говорил я! — причитал на бегу Хамяк. — Эту жабу из рук нельзя выпускать!
Они поднимались все выше и выше узким лазом, проложенным между стен коварного замка.
— У него же воздушный шар на крыше! — вспомнил Торп, ужаснувшись собственной догадке. — Уйдет! Как пить дать, уйдет!
— Быстрее!
Они бежали из последних сил, но надежд задержать Картара становилось все меньше и меньше. Наконец, преследователи выскочили на крышу.
От утреннего солнца, заливавшего лучами окрестности, стало больно глазам. Все непроизвольно зажмурились, а когда глаза привыкли к яркому свету, взорам наших друзей предстала следующая картина.
На краю крыши стоял мрачный, злой и обиженный Картар, а над ним, метрах в шести, парил Сопер, держа в зубах веревку, не дающую воздушному шару улететь.
Увидев друзей, он яростно замахал крыльями и подтащил шар к ним.
— Сопер! — растроганно произнес Хамяк, заключая дракона в объятия. — Вот уж не ожидал… Вот уж, дружище…
Он замолк от недостатка слов и крепко пожал Соперу лапу.
А дело в том, что, когда все пошли в ворота замка, Сопер неожиданно вспомнил о шаре и решил слетать поглядеть, там ли он. И он полетел, причем безо всякой задней мысли.
Шар оказался наверху, но был привязан веревкой к перилам, а возле него стоял охранник. Увидев Сопера, тот вскинул арбалет и выстрелил. К счастью для дракона, он не сумел так быстро прицелиться, и стрела просвистела мимо. А Сопер стремительно спикировал и, подлетая к горцу, неожиданно для себя выпустил из пасти великолепный фонтан огня с искрами фиолетового цвета.
Стражник от испуга вскрикнул, откинулся назад и, не удержавшись, полетел с крыши прямо в болото. Сопер же, ошалевший от собственной ловкости, попробовал пыхнуть огнем еще раз. И снова получилось! Тогда он, довольный собой, перекусил веревку от воздушного шара, взял ее в рот и стал ждать, кто появится первым.
Первым появился Картар, и Сопер еле-еле успел взлететь, увлекая последнюю надежду злодея за собой.
А потом подоспели друзья. Преступника связали, сели рядышком и стали делиться впечатлениями.
— Я бы все на свете отдал за хороший кочан капусты, — мечтательно произнес Хамяк, почесывая за ухом. — Или за пригоршню фисташек… Как давно я не ел фисташек!
— Подумать только, — сказал Турп. — Мы всего неделю путешествуем, а сколько приключений успели пережить!
— А домой-то как хочется! — сказал Сопер.
Только Джон Кишо ничего не говорил, потому что дописывал новое стихотворение. А закончив, встал и громко прочел его вслух:
Река плелась среди корней,
На лодке плыли мы по ней,
И путь был тих, и плавал пух,
И плеск волны ласкал наш слух.
И лес хранил нас, словно дом,
Где осень говорит о том,
Что время застилать постель
Багряным сохнущим листом.
Джон Кишо замолк и поклонился.
— Как, это все? — удивился Торп. — А где же упоминание о Джоне Кишо?
— Что? — всполошился Джон. — А-а-а! Вот ведь штука! Совсем позабыл!..
И он мгновенно дописал две строки:
… А вслед за лодкой стлался лед,
Но Джон Кишо смотрел вперед!
После прослушивания стихотворения, друзья засобирались в обратный путь. Добираться решили на Картаровом воздушном шаре, раз уж подвернулась такая возможность!
— Но прежде, — сказал Торп, — надо заставить негодяя изготовить раствор, который делал бы алюминий видимым!
— Вот еще, — огрызнулся Картар. — Стану я утруждаться!
— А ну, — пробасил Хамяк, — дайте его мне. Я из него живо душонку вытрясу!
Картар побледнел и пробормотал:
— Не давайте меня ему. Лучше отвезите назад в Город!
— Нет, дайте, — куражился Хамяк. — И немедля! Щас он узнает, как с Хамяком шутить!
— Нет! — закричал Картар. — Давайте, я вам приготовлю эликсир!
— А ну, идем в таком случае, — сказал Торп. — Где тут у тебя лаборатория?
Глава тринадцатая
А в это время в городе, из которого наши друзья отправились в свое необыкновенное путешествие, происходили очень странные вещи. Что-то непонятное случилось со всеми его жителями. Из прежних, славных веселых горожан они враз превратились в мрачных, озлобленных людишек. Даже весельчак Шампаки ходил угрюмый, как наводнение, и смотрел на всех волком.
Раньше, помнится, он обожал угощать своих друзей ликером, вином, яблочным сидром. А вот на днях отказался дать в долг бутылочку дешевого вина табачнику Спичу.
— Но, Шампаки, — сказал удивленный Спич, — я просто забыл дома свой кошелек. Я верну тебе все деньги завтра.
— Вот завтра и приходи за вином! — прорычал в ответ Шампаки. — Много вас тут шляется. Что, я всех задарма поить должен? Вот, гляди сюда, — он достал из-под прилавка газету и сунул ее Спичу под нос. — Читай, что здесь написано: «Во время большой грозы, пронесшейся недавно над нашей местностью в районе Фермы-за-Рекой, побило градом значительную часть урожая яблок, слив, абрикоса и винограда…» Вот! Понял? И винограда! Из чего я теперь вино стану делать? Особенно, ежели такие, как ты, будут все время приходить и клянчить задарма. По миру пустить меня хотите? Голодом уморить?
Спич и раньше-то не отличался приятностью в общении, но сейчас он был вовсе даже не человек, а какой-то мешок желчи. Правда, очень тощий мешок. С презрительной усмешкой оглядев толстяка-виноторговца, он заметил:
— Тебя, Шампаки, пожалуй уморишь голодом! Ты, поди, собственным жиром еще десять лет питаться сможешь.
