Если бы они знали, куда приведет их эта поблескивающая в лучах клонящегося к закату солнца, невинная на первый взгляд речка! Если бы они знали, как неожиданно будет нарушен их спокойный размеренный образ жизни! Если бы они знали!..
Но ни Турп с Торпом, ни их попутчики даже не догадывались об этом. И все, казалось, были вполне довольны столь мирным путешествием. Оно напоминало им обычную прогулку с традиционным пикником на лоне природы в конце, и сыщики все попыхивали сигарами, браво стряхивая пепел за борт.
Хамяк достал свою зеленую сумку, вытащил из нее клубок шерсти, спицы, и принялся мирно вязать что-то.
— Ого! — удивился Турп. — Так ты еще и вяжешь?
Хамяк буркнул в ответ что-то невнятное, не отрываясь от работы. Спицы так и мелькали в его умелых лапах.
— Вяжет! — шепотом сказал Турп. — Лопни моя душенька, вяжет. Не верю своим глазам.
— Вяжу, — громко сказал Хамяк. — Ну и что же здесь плохого? Или ты что-то имеешь против?
— Брось, — смутился Турп. — Я просто… Честное слово, ни разу не видел Хамяка, который вяжет.
Хамяк обиженно фыркнул.
— В кои-то веки он увидел Хамяка, который вяжет, — пробасил он, — и еще недоволен этим!
Клубок шерсти постепенно разматывался, а полотно на спицах все более и более приобретало вид носка. Наконец, носок был готов, и Хамяк с видимым удовольствием нацепил его себе на лапу.
— Изумительно сидит, — проговорил он. — Как будто…
Фразу закончить он не успел, ибо окрестности огласились свистом подлетающего артиллерийского снаряда, и, мгновение спустя, на корму лодки шлепнулся взмыленный Сопер с криком:
— Хамяк! Ты бросил меня ОДНОГО в доме?! Ты бросил меня на съедение призраку?! Да?!! Я тебя другом считал, а ты, ты…
— Ну, — сурово прервал Сопера Хамяк, мелькая, как ни в чем не бывало, спицами. — Ну же!
— А ты… ты… — все не унимался дракон. — Я, конечно, могу тебя понять: чего тебе дома-то торчать… Но! — он встрепенулся. — В таком случае я сидеть дома не намерен. Куда все — туда и я. А один в пустом доме я не останусь.
— Послушай, Сопер, — удивился Джон Кишо. — А кто за вещами смотреть будет?
— Я дверь на ключ закрыл, — сказал дракон. — Вот.
Посоветовавшись, решили Сопера не прогонять. Крылатая разведка, все же.
Последний раз река дала плавную излучину, последний раз лучи заходящего солнца блеснули в окнах едва видимого из-за деревьев Дома-на-Холме.
На ночь решено было пристать к берегу…
Глава девятая
— Что ж, прекрасное место, — проговорил Джон Кишо, поблескивая моноклем. — Я бы сказал — поэтическое. «Ночлег Джона Кишо на реке»! Чудесно звучит, не правда ли?
— Кстати, о ночлеге, — отозвался практичный Турп, не разделявший, как видно, поэтические умонастроения шотландца. — Как мы разместимся на ночь?
— А «Полундер» мой на что? — удивился вопросу Хамяк. — Для ловли бабочек? Вы с Турпом уляжетесь вот под этим тентом, а мы с Джоном и Сопером уж как-нибудь в каюте разместимся.
— А не холодно ли будет ночью под тентом? — обеспокоенно спросил Торп.
— Не баре, — отрезал Хамяк. — Оденетесь потеплее да закутаетесь в одеяло. И вообще, шерсть нужно отращивать, если холода боитесь. Вот так, — Хамяк любовно потрепал свой густой коричневый мех.
Устроив себе некое подобие постели, Торп и Турп сошли на берег и принялись разводить огонь.
— А ну, с огнем подальше, — повелительно крикнул Хамяк, узрев это.
— Что? — переспросил Турп.
— А ничего! «Полундер» мне еще опалите, вот что. В лесу костер разводите!
Сыщики послушно удалились в лес и продолжили прерванное занятие там. Сложив шалашиком тонкие сухие хворостинки, прикрыв их сверху ветками потолще, они облили все сооружение бензином и подожгли.
Сопер наблюдал это из-под ствола здоровенной сосны и тяжко вздыхал.
— Вот огонь, так огонь… — тихонько приговаривал он. — И ничего-то сложного тут нет… Пых-пых… Почему же у меня ничего не получается? Пых-пых… Может, попробовать залить себе в ноздри бензину?
Хамяк, напротив, смотрел на «огненные» манипуляции сыщиков крайне неодобрительно.
— Лентяи, — бурчал он. — Ищут себе легкой жизни, а топором как следует поработать — это дудки. Не то воспитание…
И Хамяк, не переставая недовольно ворчать, улегся на корме, подперев щеку рукой. На носу лодки с совершенно отрешенным видом сидел Джон Кишо. Снятый с головы цилиндр покоился на его коленях, дабы ветер мог беспрепятственно развевать густые желтовато-рыжие волосы поэта.
— Ну что? — сказал Торп Турпу, когда костер разгорелся вовсю. — Приготовим что-нибудь на ужин?
— Угу, — согласился Турп. — Как насчет жареных сосисок?
— Недурно. Скромно, и со вкусом.
И Торп с Турпом принялись за дело. Оба друга считали себя отличными кулинарами. И, надобно заметить, не без основания. Никто не сумел бы лучше них заварить кофе или поджарить яичницу с ветчиной, луком и всем, что полагается.
Наломав тонких веток, друзья насадили на каждую, как на вертел, по сосиске, концы которых разрезали на четыре части и смазали внутри горчицей.
Вскоре по всей округе распространился изумительно аппетитный аромат. Сопер жадно ловил вкусный запах ноздрями и громко сопел. Даже Джон Кишо вышел из своей поэтической задумчивости.
— Не поэзией единой жив человек, — провозгласил он и направился к костру.
Один лишь Хамяк остался совершенно равнодушным к соблазнительному запаху.
— Дикари, — только и буркнул он, — каннибалы.
Выругавшись, Хамяк нырнул в каюту, но вскоре вылез оттуда с двумя пакетами в руках.
— Варвары, — пробурчал он снова и направился к костру, прижимая ношу к груди.
У костра, в предвкушении трапезы, уже сидели Сопер, Джон Кишо и Торп с Турпом. Над углями дымились аппетитные румяные сосиски.
— А ну, подвинься, — велел Хамяк Соперу. — Троглодит…
Сопер испуганно захлопал глазами.
— А что такое «троглодит»? — робко спросил он.
— Ты и есть троглодит, — пояснил Хамяк. — И остальные не лучше. Ну, кому я сказал? Подвинься. Хамяк что, два раза повторять должен?
Сопер живо потеснился. Хамяк уселся между ним и Джоном Кишо и, бросив презрительный взгляд на сосиски, развернул оба принесенных пакета. В одном оказался кочан капусты, в другом — фисташки.
— Вот эта пища — для настоящего мужчины, — удовлетворенно, едва ли не первый раз за вечер, произнес он и захрустел сочным капустным листом.
С удивлением покосившись на Хамяка, Торп и Турп взяли с костра по сосиске. Сопер и Джон Кишо последовали их примеру. Через миг ночная тишина огласилась дружным щелканьем челюстей.
— Тьфу ты, черт, — неожиданно выругался Турп. — Про хлеб забыли. Сидите, я сейчас принесу.
Он поднялся и направился к берегу.
— Хлеба ему захотелось, — снова недовольно пробасил Хамяк. — Может, еще масла сливочного? — и он бросил в пасть пригоршню фисташек.
Торп тем временем доел свою сосиску и с удивлением почувствовал, что сыт.
Звездное небо, раскинувшееся над лагерем наших путешественников, мерное покачивание сосен и тихий плеск реки за деревьями навевали на него иные, далекие от еды мысли.
«До чего все-таки удивительно хорош мир, — подумалось ему. — Каким, однако, надо быть мастером, чтобы сотворить такие простые, и в то же время прекрасные вещи. Вот небо, вот звезды, вот лес, вот костер… И мы сидим у костра. И… Об этом, право, надо написать что-нибудь такое-растакое, раззамечательное!»
Тут его взгляд упал на Джона Кишо, с аппетитом уплетавшего свою сосиску, и Торп вдруг припомнил, что сказал тот по поводу его поэтических опытов.
«Нет, — подумал он, — если я хочу написать НАСТОЯЩИЙ СТИХ, то придется вставлять туда Джона Кишо, черт бы его побрал. Как, бишь, он там советовал? «Мой шотландский друг»? Что ж, попробуем.
И Торп принялся сочинять:
