— И быв у него вавель шветни, и вояцы хорубжи, и коньство поспешне…

А друзья все шли. Идти стало немного полегче, поскольку сосны стояли уже не так близко друг к дружке, и меж их кронами можно было даже разглядеть клочки неба. Призрак тем временем продолжал тарабанить:

— И об яд нешли му на шребле, а коляцию на злоче. И вин вшиських быво задуже, и фриток, и флячек, и бризолей, и парувок с кжимняками, и канапок, и…

Если б проголодавшиеся путешественники понимали хоть слово из речи призрака, они бы его пристукнули. Ведь у них уже почти сутки росинки маковой во рту не было, а тот битых полчаса описывал княжий стол. Торп и Турп мечтали о яичнице с ветчиной и чашке ароматного кофе. Сопер с тоской думал о сосисках, которые они жарили на костре в страшную ночь битвы с волками. Джон Кишо вспоминал о далеком шотландском детстве, когда он маленьким сидел за дубовым столом в столовой их родового замка и не хотел есть овсянку, а добрая мама его уговаривала:

— Ну, пожалуйста, милый Джон Кишо, съешь хоть немного!

Практичный Хамяк ни о чем не мечтал, не думал и не вспоминал. Он попросту оторвал здоровенный кусок сосновой коры и принялся его жевать, но тут же выплюнул.

«Какая гадость! — подумал он. — Хуже мяса»…

А призрак все не унимался. Теперь он рассказывал о страшной битве, в которой, по его словам, почти все его войско «впадло с коньства». Путешественникам грозило легкое помешательство, но, к счастью для них, лес в это время кончился, и началось болото.

— А ну, хватит, дед, — окрикнул призрака Турп. — Вишь, в болото забрели.

Призрак, остановившийся на моменте, когда его пронзило каленой вражеской стрелой, запнулся и удивленно глянул вниз.

— Что ты сказал? — спросил он.

— Он сказал, что началось болото, — ответил за друга Торп.

— Ты знаешь, что за этим болотом?

— Сие ведомо мне, — ответил призрак. И все, кажется впервые, обрадовались его привычной старомодной речи.

— За болотом сим море лежит. Посреди болота — остров. А на острове том — замок, а в замке том…

— Сундук с яйцом? — догадался Сопер, который очень любил сказки.

— Не перебивай меня, змий, — раздраженно сказал призрак. — В замке том — цель скитаний ваших, Картар злобный.

— А путь через болото тебе ведом? — спросил Джон Кишо, который старался говорить с призраком на его языке, считая, что тот так лучше поймет.

— Ведом, — важно отвечал призрак.

— И ты готов нам быть нитью путеводной и перстом указующим? — продолжал выяснять Джон Кишо.

— Указателем дорожным, — отвечал старик, хитро щурясь.

— Хамяк, не очень-то доверяющий призраку, сломал небольшую сосенку и сделал из нее себе шест.

— Не торопись, Хамяк, — сказал Джон Кишо. — Отдохнем часок-другой, а как стемнеет — отправимся дальше. Верно я говорю? — обратился он к призраку.

— Темнота — союзник наш есть, — подтвердил тот. — Дайте ж отдохновение членам вашим и вкусите сон. А в час урочный разбужу я вас окликом моим.

— Только звони погромче, будильник, — сказал Хамяк. — А то у меня сон — богатырский.

И в подтверждение своих слов он немедленно захрапел, как небольшой Ниагарский водопад.

Остальные последовали его примеру. Торпу и Турпу снилось, что они сидят в лавке весельчака Шампаки, и тот угощает их апельсиновым ликером. Соперу снилось, что он — большой дракон, и лучше всех в мире умеет пускать огонь. Джону Кишо, наоборот, снилось, что он маленький, и бегает по вересковым пустошам с миской овсянки и криками «Гоп-ля!»

Хамяку снилось, что он гуляет с Надюшей Хамяк по фисташковому полю. Хамяк держался этом сне необычайно галантно. Он придерживал Надюшу за лапку и ворковал в ее маленькое ушко: «Здесь, душенька, растут самые вкусные фисташки в мире. Не желаете ли откушать?» Надюша Хамяк кокетливо потупляла глазки и говорила, что желает, но самую чуточку, потому что вовсе не голодна. Тогда Хамяк срывал целую горсть фисташек и уж хотел было начать класть их по одной в Надюшин ротик, как тут над полем взвилась сигнальная ракета и дурным голосом завопила: «Час урочный настал! Настал час урочный! Откройте сомкнуты негой взоры!»

— Простите, душенька, — с досадой произнес Хамяк, — но я вынужден покинуть вас ненадолго.

И Хамяк… проснулся.

— Чего ты разорался, старый репродуктор? — зло крикнул он призраку. — Не видишь, что ли, — Хамяк проснулся. И вы вставайте! Нечего тут разлеживаться, — живо растормошил он всех остальных.

Заспанные путешественники, позевывая и ежась от ночной прохлады, отправились в путь. Каждый вспоминал прерванный сон и вздыхал.

Призрак, очевидно, действительно неплохо знал дорогу. Путешественники перепрыгивали с кочки на кочку, ползли в некоторых местах по-пластунски, но ни разу не увязли. Исключение составил только Турп. Самый легкий из всех, кроме, разве, Сопера, он то и дело проваливался в болото, и Хамяку приходилось вытаскивать его оттуда своим шестом.

— Ты что, издеваешься? — не выдержал, наконец, он, вытаскивая Турпа в пятый раз. — Я, такой Хамяк-здоровяк, не проваливаюсь, а ты, кожа да кости, разнырялся, понимаешь, как оляпка.

— Это я-то кожа да кости? — возмутился Турп. — Да на мне, если хочешь знать, целые доспехи, плюс меч впридачу.

— Какие еще доспехи? — подозрительно спросил Торп, начавший кое-что понимать. — Ты что, балбесина, нацепил-таки Палубников скафандр?

— Ну, — потупился проболтавшийся Турп.

— Вот дурак, так дурак! — сказал Торп. — Лезть в болото с головы до ног в железяках! Какого лешего, спрашивается?

— А вдруг на нас нападут, — нашелся Турп. — Тут-то эта штуковина и пригодится. А ты, чем ругаться, помог бы лучше, и взял у меня меч.

— Да уж давай сюда, — сказал Торп. — А то еще напорешься на него. У тебя, я вижу, ума хватит.

Он забрал у Турпа меч, и путешественники отправились дальше.

Вопреки опасениям предусмотрительного Турпа, никто на них не напал, и единственной их задержкой в пути был сам Турп, которого пришлось еще раз шесть выуживать шестом из болота.

— Славную ты мне работенку придумал, — ворчал Хамяк. — Не будь я таким безнадежным добряком, лежал бы ты в своей жестянке на дне, как консерва.

Было уже далеко за полночь, когда путешественники ступили, наконец, на твердую почву.

— Может, передохнем немножко, — предложил Турп. — Что-то я устал в своих доспехах.

— В крематории отдохнешь, — оборвал его Хамяк. — В следующий раз умнее будешь. Ну, пошли!

Все направились вглубь острова. Призрак летел впереди, мерцая зеленоватым огнем. Друзья прошли шагов триста, когда он вдруг остановил их.

— Вот! — произнес призрак дрожащим шепотом, вытянув вперед тощую руку. — Вот он, замок Картара!

Стена, темнее мрака, окружающего ее, уходила наверх, к, казалось, самым облакам.

— Хм, — сказал Хамяк угрюмо. — Вот мы и на месте. Теперь осталась самая малость — внутрь попасть.

— За мной следовать надлежит, — пробормотал призрак, — ибо вход в чертоги зла — со стороны моря.

Они медленно пошли вдоль стены, на ходу счищая болотную грязь с одежды. Один лишь Турп не мог этого сделать, так как жижа просочилась под доспехи, и стряхнуть ее было невозможно. Раздосадованный, Турп чертыхался себе под нос.

Процессия огибала черную башню, внимательно вслушиваясь в ночные шорохи. Все, как будто, было спокойно. Не доходя до ворот, призрак остановил отряд и велел затаиться, а сам отправился на разведку. Через несколько минут он вернулся и обеспокоенно поведал, что у ворот стоят два стражника, и еще несколько стражников бдят внутри, в коридорах. Раньше такого не было, — объяснил призрак. Раньше Картар жил один, в затворничестве. Видимо, почуял недоброе, раз нанял побольше охраны.