— Тихо, товарищи!

— Кто там трогает?..

— Посмотрите антенну, антенну!..

«...освобожден Харьков...»

— Ура!..

— Товарищи! Товарищи!.. Тихо!

«...В этой великой битве под Курском вражеские войска потеряли более пятисот тысяч человек, тысячу пятьсот танков, три тысячи орудий и свыше трех тысяч семисот самолетов...»

— Кто там прерывает?..

— Батареи сели... Давай новые батареи!..

«В этой великой битве под Курском...» Антон немного понимал по-русски. Будучи гимназистом, он изучал русский язык. Однако учительница русского языка госпожа Маркевич предпочитала насаждать немецкий язык. Входя в класс, она еще с порога восклицала:

— Гутен таг!

Из России она уехала еще в детстве, когда от советской власти бежал ее отец — белогвардейский офицер.

— Девочки и мальчики, — любила повторять она, — империя фюрера растет, так что немецкий язык станет основным. Поэтому необходимо изучать язык фюрера...

Ее муж ушел с немцами на Восточный фронт. Она прожила три года в Дрездене. Затем...

В вещевом мешке Антона находились важные документы. Однако грош им цена, если они будут лежать мертвым грузом. Но когда представится возможность передать их по назначению? И все-таки он обязательно доставит их. Союз молодежи будет доволен. Партизанам сейчас необходимо оружие, нужны мука и обувь. Те три парня из Кременя, которые принесли собранные в общине двадцать пар резиновых царвуль и шестьдесят метров шерстяной ткани, сделали больше, чем шесть гимназистов, решивших самостоятельно, с одним пистолетом и старым ружьем, пробиться к партизанам. Правда, потом они стали настоящими бойцами. А сейчас партизанам нужно много бойцов, чтобы армия и полиция отступили. Но надежные люди нужны теперь и в селах, и в городах...

«...Сегодня, первого сентября, войсками болгарской Повстанческой армии занято пятнадцать деревень и сел...» — так сообщалось по Московскому радио...

Сколько он проспал? Вылез из пещеры взволнованный. Сердце билось учащенно. Разбудил его яркий свет. И теперь, глядя на необычайное сияние на ясном, голубом-голубом небе, он стоял, пораженный волшебством утренней зари. Восходящее солнце затопило своими лучами равнину и белоснежные вершины гор, и многоцветная панорама заиграла всеми цветами радуги. Такую красоту Антон увидел впервые в жизни. Он долго стоял неподвижно, стараясь навсегда запомнить божественный восход солнца над умытыми дождем пробуждающимися горами. Небо светилось таким ласковым и мягким светом, что Антон даже подумал: «А не во сне ли все это?» На ветках и листьях деревьев и кустарников, искрясь и переливаясь бриллиантами, висели миллионы дождевых капель. Трава напоминала ковер, расшитый жемчугом и бирюзой. И Антону казалось, будто природа всего земного шара, всех времен, которых он не мог себе даже представить, пробудилась сегодня, чтобы приветствовать его и вселить в него уверенность и спокойствие. Он теперь твердо верил в то, что Бойко и Люба живы. Это он еще вчера определил по выстрелам пистолетов и пулеметным очередям. А полицаи стреляли, чтобы прогнать страх, подавить свою злобу и бессилие... Без сомнения, его товарищи живы, а это значит, что их отряд пополнится десятками новых бойцов. И он тоже жив и невредим, так что обязательно доставит документы, которые наполнят завтрашний день смыслом борьбы. Это торжественное утро вселяло в него радость и уверенность. И он был преисполнен веры в то, что его мукам скоро наступит конец и к закату солнца он выйдет победителем...

Но почему они не идут? Может, заблудились?

Антон сделал несколько приседаний, чтобы размяться, но тут же остановился. Торопиться было нельзя. Разве можно идти сразу? Внизу наверняка устроены засады, да и путь в лагерь отряда тоже небезопасен.

Он шел осторожно, чтобы не обнаружить себя и не попасть в ловушку. Горы он знал как родной дом. Он был в полном неведении относительно того, сняты ли засады, но знал по опыту: опасность возникает тогда, когда думаешь, что она уже позади. Бесшумно ступая, он пробирался сквозь молодую лесную поросль и далеко обходил открытые поляны. И вдруг остолбенел от неожиданности. В десяти шагах от себя Антон увидел полицейского с ручным пулеметом на плече. Тот стоял в перепачканных глиной сапогах, в сдвинутой на затылок фуражке и расстегнутой куртке. Прятаться было поздно. Антон решительно направился прямо к полицейскому и в одно мгновение оказался с ним лицом к лицу. В глазах полицейского отразилось изумление, а точнее, ужас. Антон имел преимущество: в руке он сжимал старый парабеллум, а кобура полицейского была застегнута; из пулемета же он не мог бы упредить выстрела Антона.

Антон думал только о том, чтобы не утратить своего преимущества первого выстрела. Страх мгновенно сковал полицейского. Он был примерно одних лет с Антоном, а может быть, несколько постарше, светловолосый, черноглазый. Лицо его стало белым как мел и покрылось крупными каплями пота. Он сначала, видимо, принял Антона за одного из полицейских, укрывавшихся за скалами и деревьями.

— Брось пулемет! — тихо, но повелительно приказал Антон.

Металл глухо шлепнулся в траву. С таким чудо-пулеметом можно было бы задержать целый жандармский батальон и такое устроить против полицаев, засевших в засаде!..

— И пистолет! — коротко добавил Антон, не спуская глаз с рук полицейского.

Любая попытка к сопротивлению означала выстрел, и полицай прекрасно это понимал. Он покорно расстегнул широкий ремень и вместе с кобурой швырнул его к ногам партизана. Антон про себя отметил, что ему крайне необходим еще один парабеллум с полным комплектом патронов. Но это — потом. Сначала надо пристрелить полицая. И чем быстрее, тем больше у него останется шансов уйти от других полицейских. Нет, это не так-то просто. Немного озадаченный, Антон отметил про себя, что полицаи, находившиеся в засаде, опоздали сделать то, что им необходимо было предпринять в подобной ситуации. Осторожно оглянувшись по сторонам, он никого не обнаружил. Значит, другие полицейские где-то далеко, не меньше ста — двухсот шагов. Нет, видимо, значительно дальше, иначе, услышав голоса, они бросились бы на помощь.

— Стреляй! Чего медлишь? — пересохшими губами прошептал полицейский.

— Не беспокойся, еще успею. Когда мне стрелять — это мое дело, — сурово ответил Антон. — Ты находишься перед судом, а судья твой — я. Мой приговор короткий: ты — слуга убийц, которые не имеют права на милость.

Антон кивком показал направление, куда должен идти полицейский, и тот понял его знак. Стараясь обезопасить себя, Антон в то же время совершенно не знал, что может произойти в следующее мгновение: раздастся ли выстрел, застрочит ли пулемет, или разнесутся над долиной автоматные очереди. А в вещмешке у него хранились документы, равноценные многим годам борьбы.

— Ты, кажется, новенький? — спросил Антон.

— Так точно... закончил полицейское училище полтора месяца назад... — поспешно ответил молодой пристав, стараясь избавиться от ужасающего чувства безысходности и казаться спокойным. — Меня назначили сюда... Я первый раз вышел в горы...

Антон пожал плечами: «Боевое крещение? Огонь из пулемета по Любе и Бойко... Может, вчера именно этот стрелял по ним из своего пулемета?..»

— А где все ваши?

— Если бы я знал, господин...

— Если бы знал, давно бы сделал то, что делаю я с тобой сейчас, — как бы заканчивая его мысль, сказал Антон.

Они вышли на пригорок, откуда открывался хороший обзор местности. Антон уже был уверен, что на расстоянии пистолетного выстрела полицейских нет. Но они непременно где-то близко. И если сейчас он пристрелит этого молоденького господина с новыми, еще не потерявшими блеск погонами, ему вряд ли удастся уйти от преследования. Как ему хотелось избавиться от этого только что вылупившегося убийцы, который если не сегодня, то завтра обагрит свои руки кровью народной!..

— Слушай, какие силы направлены для карательной операции в горы? Говори, но только — точно!