Лежа в тишине, я вдруг особенно сильно ощутил острый запах травы и хвои. Взглянул на часы: светящиеся стрелки показывали ровно двадцать три часа. В тот же миг в долине раздались удары колокола. Я машинально сосчитал — одиннадцать. Меня вдруг охватило беспокойство: то ли от звона колокола, разнесшегося далеко вокруг, то ли от неизвестности. По всему телу побежали мурашки. Я решил больше не ждать: ведь время уже полностью истекло. «Неужели я ошибся?» — сверлило в мозгу.
Но в следующий момент, когда я прятал пистолет за пояс, кто-то в ста шагах от меня засвистел. Я прислушался. Да, насвистывали мелодию песенки «Кольо Кольо, мамин Кольо!». Это был наш условный сигнал. Значит, он все-таки пришел. Но почему он так отрывисто и осторожно насвистывал мелодию?..
Я молчал, решив подать ответный сигнал, как только мой «беглец» подойдет поближе ко мне. Через некоторое время он вышел из кустов, остановился, огляделся и снова стал насвистывать. Теперь у меня уже не оставалось никаких сомнений, что это был он.
Я вышел из укрытия и остановился у скалы. Он молча подошел ко мне, медленно снял фуражку и, шумно вздохнув, хриплым голосом доложил:
— Прибыл по вашему приказу, господин... — И замолчал.
Мы сели. Собираясь с мыслями, он сначала молчал время от времени глубоко вздыхая. В его глазах я читал надежду и мольбу. Глядя на него, я почувствовал себя увереннее. Может, оттого, что сознавал себя представителем народной власти в этом отдаленном родопском краю? Или, может, оттого, что почувствовал рядом человека в этой пустыне? Не знаю. Но настроение у меня быстро поднималось, а это в свою очередь придавало смелости и «беглецу»...
Говорили мы долго, детально обсуждая план наших дальнейших действий. Определили порядок связи, место и время будущей встречи. Наконец мы обо всем договорились и, расставаясь, пожелали друг другу успехов.
Несмотря на ранний час, в околийском управлении царила напряженная деловая обстановка. Тревога, объявленная в связи с побегом заключенного, не отменялась, и крестьяне все уши прожужжали, спрашивая, не пора ли снимать засады, потому что пришло время идти на работу, не поймали ли бандита и до каких пор они будут сидеть голодные в горах. Мой заместитель кому-то что-то объяснял, давал указания и никак не мог оторваться от телефона, чтобы доложить о случившемся этой ночью. Он и не подозревал, что вся эта суматоха вызвана мной. Закончив телефонные переговоры, он, весь мокрый от пота, сел на диван и, чертыхнувшись, сказал:
— Ну и работа!.. Всю ночь не удалось сомкнуть глаз из-за какого-то паршивого полицая!
— Плохо работаем, — заметил я.
Он посмотрел на меня, словно хотел сказать: «Легко тебе говорить!» — а вслух пробормотал:
— Послушай, Калин, ведь я запретил выводить их на работу. Я теперь буду выяснять у начальника тюрьмы, почему не выполнили мое требование...
— Откуда он сбежал? — спросил я, продолжая делать вид, будто ничего не знаю.
— Они работали на огороде. Вот сейчас дождусь, когда приведут его...
— Так вы что, уже поймали его? — вскочил я словно ошпаренный.
— А ты как думаешь? Мы что, бездельничали здесь? — с подчеркнутой гордостью ответил он. — Правда, его ранили в ногу. Находившиеся у моста в засаде наши люди приказали ему остановиться, но он стал убегать, намереваясь уйти за границу. Пришлось стрелять...
— Когда это произошло? — с волнением спросил я.
— Часов около трех ночи. Я уже послал машину, и его должны вот-вот привезти...
На душе у меня сразу стало легче, словно свалилась гора с плеч. Я понял, что это был не мой «беглец», поскольку в три часа ночи он находился со мной, а после того, как мы расстались, ему предстояло еще преодолеть около сорока километров, чтобы выйти к месту этой засады.
— Этот заключенный не из нашей тюрьмы, — спокойно сказал я, но, заметив иронический взгляд своего заместителя, добавил: — И хорошо, что не наш.
Мой заместитель вскочил с места и убежденно заявил:
— Бьюсь об заклад, что заключенный из нашей тюрьмы!
— Не будем спорить. Для меня не имеет никакого значения, откуда бежал этот человек, — сказал я и тут же спросил: — А как идут дела у дезертира?.. Есть ли какие новости?
— Пока никаких. Придется еще подождать, — ответил он несколько скептически.
Помолчав немного, я стал подробно рассказывать ему о «беглеце». Теперь об этом должен был знать и мой заместитель, поскольку я один уже не мог осуществлять задуманную мною операцию.
— Но об этом, кроме нас с тобой, никто не должен знать! — предупредил я в заключение и добавил: — Прикажи сегодня же арестовать троих его приятелей. Пусть их допросят, а потом извинятся перед ними и отпустят. Семью «беглеца» надо выселить в ближайшие же дни!
— Если б я знал, не стал бы посылать в оцепление столько людей, — ответил он с нотками упрека в голосе.
— Ничего! — сказал я. — Зато все прошло естественно и убедительно. Теперь никто не заподозрит подлога...
В этот момент кто-то постучал в дверь. Один из оперативных работников доложил:
— Около здания вертится какой-то человек, пытается заглянуть в окна управления. Похоже, что это один из приятелей Бакоты.
Мой заместитель, выглянув в окно, воскликнул:
— Да это же Чилик!.. Иди приведи его! — сказал он оперативному работнику, а затем обратился ко мне: — Давайте поговорим с ним и посмотрим, что у него!
Вошел заросший, оборванный мужчина лет пятидесяти, сильный, мускулистый, с белой повязкой, затянутой узлом на затылке. В руках он держал пустую сумку. Его голубые как небо глаза бегали по сторонам.
— А, Чилик, здравствуй! Как поживаешь? — встретил его на пороге мой заместитель. — Заходи, поговорим...
— Мне нужен дядя Коце! — ответил смутившийся пришелец.
— Дяди Коце нет. Я буду вместо него. Садись, рассказывай, что там у тебя.
— А почему его нет? — испуганно спросил Чилик.
— Он здесь больше не работает. Его назначили в другое место. Если у тебя что-то важное, можешь сказать обо всем мне...
— Я пойду, раз нет дяди Коце. Я пойду... — твердил Чилик, отступая к двери.
Было яснее ясного, что Чилик пришел сообщить что-то важное, но не имел полномочий передать это кому-то другому, а мы никак не могли убедить его довериться нам. В тот момент когда Чилик собирался уже выйти из кабинета, мой заместитель вдруг вспомнил:
— А Данче, жена дяди Коце? Она ведь еще здесь! С ней ты не хочешь поговорить?
Голубые глаза Чилика заблестели. Он так обрадовался, будто ему сообщили о рождении сына, и, вздохнув с облегчением, сказал:
— Она здесь?.. Так я пойду к ней.
Продолжать разговор с Чиликом было бесполезно. Оставалось только отвести его к Данче. Она не раз сталкивалась с подобного рода секретами, наверняка знала Чилика, и, конечно, ей он скажет, что его привело сюда.
С ним пошел и мой заместитель. А когда возвратился, был так возбужден, что начал докладывать, не успев закрыть за собой дверь:
— Послушай, золотой человек этот Чилик... Ты даже не представляешь, какой он артист! Ох-хо‑о, загадал он мне загадку, я тебе скажу...
Затем, сев в кресло, мой заместитель закурил и, немного успокоившись, стал рассказывать. Я слушал его затаив дыхание, не перебивая.
Чилик был самым бедным в деревне. В его маленькой, старенькой избенке не нашлось бы ничего, что можно было спрятать под замок. У него было пятеро детей, мал мала меньше, исхудавшие от постоянного недоедания. С утра и до поздней ночи работал он в горах, чтобы заработать копейку и прокормить семью, но никак не мог свести концы с концами. Однажды зашел к нему Бакота — наш бывший заместитель начальника околийского управления госбезопасности. Он знал Чилика с давних пор. Бакота отвел его в кооператив, купил ему мешок муки, три бутылки оливкового масла, пять кусков мыла и проводил домой. Чилик от радости был на седьмом небе: за всю свою жизнь он не имел столько муки! С тех пор Бакота, высокий, сильный, на вид суровый, а в сущности мягкий и добросердечный человек, стал его самым большим другом. И все в управлении знали: если Чилик прибыл в город, то сначала зайдет к своему приятелю и скажет: «Рад видеть тебя, дядя Коце! Как здоровье? Все ли благополучно в семье? Дай вам бог здоровья!» Бакота каждый раз приглашал его к себе на обед, но Чилик всегда отказывался, ссылаясь на то, будто только что пообедал в гостинице. Соглашался он зайти лишь на чашку кофейного напитка из ржи, мастерски приготовленного Данче, женой Бакоты...
