62. Сказать это из угроз святых пророков достаточно: однако немногое из премудрости Соломоновой, выражающее призывы к королям или обличения их (не менее чем угрозы), я счел необходимым ввести в сие писаньице, чтобы не сказали, что я желаю возложить на плечи людей тяжелые и непереносимые бремена слов, а пальцем своим, то есть утешительною речью, пошевелить не желаю. Послушаем же, таким образом, что говорит пророк.
«Любите, — говорит он, — справедливость, судьи земли»[903]. Если бы одному этому свидетельству служили всем сердцем, то изобильно было бы достаточно для исправления вождей родины. Ибо если бы они любили справедливость, то любили бы Бога, как исток и начало всякой справедливости. «Право мыслите о Господе и в простоте сердца ищите Его»[904].
Увы тому, кто победивший будет, как сказал кто-то до нас, когда такое совершается гражданами, если, однако, доселе это могло быть совершено: «ибо Он обретается неискушающими Его и является не неверующим Ему»[905]. Ибо эти без уважения искушают Бога, чьи предписания строптивым презрением презирают и вере не служат, чьими льстивыми предсказаниями или немножко суровыми спину поворачивают, а не лицо. «Ибо неправые умствования отдаляют от Бога»[906]. И это в тиранах нашего времени отчетливо можно заметить. Однако что наша посредственность смешивается с этим столь откровенным смыслом? Пусть же говорит вместо нас, как мы уже сказали, Тот, Кто единственно правдив, — то есть Дух Святой, о котором теперь говорится: «ибо Святой Дух [...] уклонится от неразумных умствований»[907]. И опять: «Дух Господа наполняет вселенную»[908]. И ниже, противопоставляя прозорливым суждением конец злых и добрых, говорит: «Ибо надежда нечестивого исчезает, как прах, уносимый ветром, и как тонкий иней, разносимый бурею, и как дым, рассеваемый ветром, и проходит, как память об однодневном госте. А праведники живут вовеки; награда их в Господе и попечение о них у Всевышнего. Посему они получат царство славы и венец красоты от руки Господа, ибо Он покроет их десницею и защитит их мышцею»[909].
Значит, праведные и нечестивые не равны по природе — и очень сильно, что неудивительно, как говорит Господь: «ибо Я прославлю прославляющих Меня, — говорит Он, — а бесславящие Меня будут посрамлены»[910].
63. Но перейдем к прочему: «Итак, слушайте, цари, — говорит [Иезекииль], — и разумейте, научитесь, судьи концов земли! Внимайте, обладатели множества и гордящиеся перед народами! От Господа дана вам держава и сила от Вышнего, Который исследует ваши дела и испытает намерения. Ибо вы, будучи служителями Его царства, не судили справедливо, не соблюдали закона и не поступали по воле Божией. Страшно и скоро Он явится вам, — и строг суд над начальствующими, ибо меньший заслуживает помилование, а сильные сильно будут истязаны. Господь всех не убоится лица и не устрашится величия, ибо Он сотворил и малого и великого, и одинаково промышляет о всех; но начальствующим предстоит строгое испытание. Итак, к вам, цари, слова мои, чтобы вы научились премудрости и не падали. Ибо свято хранилище святое освятится, и научившиеся тому найдут оправдание»[911].
64. До этого места мы рассуждали с царями отечества не менее пророчествами пророков, чем нашей речью, желая, чтобы они знали, что сказал пророк: «Беги от греха, — говорил он, — как от лица змея; ибо если подойдешь к нему, он ужалит тебя. Зубы его — зубы львиные, которые умерщвляют души людей»[912]. И опять: «Как велико милосердие Господа и примирение с обращающимися к Нему!»[913] И если в нас нет этого апостольского, чтобы мы сказали: «Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих»[914], однако мы могли бы от всего сердца сказать это слово пророка: «Увы, когда душа погибает!»[915]. И опять: «Испытаем и исследуем пути свои и обратимся к Господу. Вознесем сердце наше и руки к Богу, сущему на небесах»[916]. Однако и это, апостольское: «Бог — свидетель, что я люблю всех вас любовью Иисуса Христа»[917].
65. Однако я бы даже охотнее замолчал бы в этом месте, сдерживаемый застенчивостью, словно бросаемый морскими течениями и привезенный веслами в желанную гавань, если не видел бы воздвигнутые против Бога, словно свидетели, горы стольких и таковых злодеяний епископов, или прочих священников, или клириков даже и в нашем чине[918]; и их всеми силами необходимо бить камнями сначала, мне, согласно Закону, жесткими камнями слов[919], а потом народу (если, однако, он связан законами), не так, чтобы они погибал телесно, но, умерев для пороков, жили бы для Бога (и пусть я не буду оспорен исключениями отдельных личностей). Однако я прошу дать мне позволение, как я уже сказал выше, у тех, чью жизнь я не только одобряю, но даже и предпочитаю богатствам всего мира, и причастником которой, если это только возможно, до дня смерти хоть на какое-то время желаю и жажду [стать], ибо пусть теперь, в наши бока, окруженные двумя непобедимыми щитами святых, и спину, утвержденную при здании истины, голову, покрытую вместо щита вернейшей помощью Господа, летят частым полетом камни справедливых порицаний!
[Обличение священников]. 66. Есть в Британии священники, но неразумные; множество священнослужителей, но бесстыдные; клирики, — но коварные хищники. Их называют пастырями, но они — готовые для убийства душ волки, ибо они не заботятся о благе народа, а ищут полноты своего собственного желудка. Они имеют дома церковные, но подходят к ним для позорной наживы. Они учат народы, но дают им наихудшие примеры — пороки и дурные нравы. Они служат редко и никогда не стоят между алтарей с чистым сердцем.
Они не порицают народ за грехи, потому что творят такое сами. Они презирают предписания Христовы и всеми молитвами заботятся об исполнении своих прихотей. Они нечистыми ногами захватывают престол апостола Петра, но по заслуге жадности попадают на чумоносную кафедру Иуды предателя. Они ненавидят истину, как врага и привечают лжецов, как возлюбленнейших братьев. Они взирают на неимущих праведников с перекошенными лицами, как на огромных змей, и безо всякого уважения к стыду почитают богатых преступников, как ангелов небесных. Они одними кончиками губ проповедуют, что надо давать милостыню нуждающимся, а сами и гроша медного не дают. Они молчат о нечестивых преступлениях народа и раздувают свои обиды, словно они были нанесены Христу. Они выгоняют из дома даже благочестивую мать или сестер и непристойно украшают[920] или, скорее, унижают посторонних знакомых женщин, словно для более секретного служения (уж скажу нечто неподобающее — не для меня, а для тех, кто делает такое). Они защищают церковников, добивающихся очередной степени, нежели Царствия Небесного, и получивших ее тираническим обычаем, не освещающих ее, однако, праведными нравами. Они разевают рот, как идиоты, на предписания святых, если они их, которые они должны слушать как можно чаще, вообще когда-либо слушают, а представлениям и нелепым басням светских людей, как будто это путь жизни (каким к смерти расстилают!), усердно и внимательно внимают. Они как быки, рыкающие из-за тучности своей, несчастным образом готовы к недозволенному[921]. Они надменно имеют лицо ввысь, а чувства погружены с угрызениями совести к низкому или к тартару. Они скорбят даже из-за одного потерянного динария и радуются из-за одного приобретенного. Относительно апостольских предписаний — из-за невежества или бремени грехов они даже затыкают рот тем, кто знает их. Эти «глухие» и «немые» — самые большие знатоки змеистых обманов мирских дел. Многие из них просто вторгаются в священство из сообщества преступников или выкупают то, что присвоили, почти всеми деньгами, и валяются в той же старой и злосчастной грязи невыносимых преступлений, подле священнического престола епископа или пресвитера, те, кто раньше никогда бы там не сидели, словно недостойным обычаем свиней, похитив, однако, имя священническое, но не достоинство, подобающее сану, или, приняв апостольское достоинство, но будучи, однако, не способными к чистой вере или раскаянию в грехах, подходят к любому церковному, не скажу уже — высшему — чину и, добившись [чина], который принимают только святые и совершенные и подражатели апостолов, и, скажу словами учителя язычников, «непорочные»[922], законным образом, и не совершив большого кощунства?
