34. Разве потом, когда тебе, как ты и хотел, досталась роскошь неистового царствования, — ты, охваченный страстным желанием вернуться на путь истинный, днями и ночами в то время сильно терзаясь совестью о грехах, сначала много и тщательно размышляя о божественном пути и заповедях монахов и, наконец, оповестив народную молву[758], безо всякой неверности, как ты говорил, не принес постоянный [обет] монаха из почтения ко Всемогущему Богу, перед лицом людей и ангелов, порвав, как думали, сети, наиболее вместительные из тех, в которые обычно очертя голову запутываются упитанные тельцы твоего размера, порвав со всем золотом и серебром царства и, что важнее этого, с искривлениями собственной совести. И как будто голубку, сильно рассекая свистящим скольжением пустой воздух и, ускользая извилистыми изгибами от свирепых когтей хищной птицы к в высшей степени безопасным для тебя пещерам[759] и убежищам святых, ты сам себя спасительно похитил у ворона.

О, какая радость матери-Церкви была бы, если бы тебя из лона ее не унес плачевным образом враг всех смертных! О, сколь щедрое побуждение к небесной надежде воспылало бы для сердец отчаявшихся, если бы ты остался среди добрых [людей]! О, сколько и каких наград досталось бы душе твоей в царствии Христовом в день судный, если бы тот коварный волк тебя, ставшего из волка — агнцем, не похитил (не очень-то отбивавшегося) из овчарни Божией, желая сделать из агнца себе подобного волка! О, каким прославлением милостивого отца всех святых — Бога, стало бы сохранение твоего спасения, если бы демон, нечестивый отец всех пропащих, не похитил бы тебя, словно великий крыльями и когтями орел, [чтобы присоединить] к несчастной стае своих сынов против права и совести! Едва ли не больше, сколько тогда было радости и сладости на небе и земле при твоем обращении к доброму плоду, сколько теперь скорби и печали при твоем возвращении, как у больного пса, на ужасную блевотину свою[760].

Когда это свершилось, члены каковые, по здравому смыслу, надлежало бы пламенно предоставить в орудия праведности предались в орудия неправды греху и диаволу[761]. И [ты], напрягая слух, навострив уши, слышишь не сладкозвучные хвалы Богу гласом сладко поющих новобранцев Христовых, и распевы[762] церковной мелодии, — но хвалы самому себе, которые суть ничто, наполненными ложью устами колодников, обрызгивающих при этом тех, кто стоит рядом, пенящейся жидкостью[763], и «зычных глашатаев»[764], визжащих вакхантским обычаем[765], и — так, как будто сосуд, некогда приготовленный для служения Богу, обращают в инструмент диавола и, то, что считалось достойным небесной почести, заслуженно бросают в пропасть ада[766].

35. Однако твой ум, в высшей степени притуплённый глупостью, не был ослаблен такими помехами, словно замком, но пылкий, словно жеребенок, думающий о неких не обеганных красивых местах, увлекается через широкие поля преступлений необузданной яростью, усугубляя старые новыми преступлениями[767].

Презирается, хотя пусть и незаконный после недействительного монашеского обета первый самонадеянный брак с подобающей, однако, супругой, и желается другой, и не с какой-нибудь брошенной, но при живом муже, и не чужого человека, а сына брата — возлюбленной [женой]. Из-за этого эта жесткая выя, уже отягченная многими грузами прегрешений, сгибается от низшего к нижайшему из-за бесстыдного двойного убийства родича, и убийством вышеупомянутой твоей жены (с которой ты прожил довольно долго!), словно высочайшим венцом твоего кощунства. А потом принял ту, по сговору перед тем с которой и наущению, взвалены на себя такие горы грехов, публично, и, — как возглашают лживые языки твоих параситов, однако только кончиками губ, а не из глубины сердца, — законно, словно овдовевшую, а по нашему [мнению], в преступный брак[768].

Какого же святого внутренности, возбужденные такой историей, не разразятся немедленно плачем и рыданиями? Какой священник, чье праведное сердце открыто Богу, не скажет немедленно, услыша это, такие слова пророка: «о, кто даст голове моей воду и глазам моим — источник слез! Я плакал бы день и ночь о пораженных [дщери] народа моего»[769]. Увы! Если бы только ты хоть краем уха слышал пророческое прорицание, так говорящее: «Горе вам, люди нечестивые, которые оставили закон Бога Всевышнего! Когда вы рождаетесь, то рождаетесь на проклятие; и когда умираете, то получаете в удел свое проклятие. Все, что из земли, возвратится в землю: так нечестивые — от проклятия в погибель»[770]. Пусть же будет еще услышано, если не возвращаются к Богу, по крайней мере, такое увещание: «Сын мой! Если ты согрешил, не прилагай более грехов и о прежних молись»[771] и еще: «Не медли обратиться к Господу, и не откладывай со дня на день: ибо внезапно найдет гнев Господа»[772]. Поскольку, как говорит Писание, «если правитель слушает ложные речи, то и все служащие у него нечестивы»[773]. Бесспорно, «царь, — как сказал пророк, — правосудием утверждает землю»[774].

36. Однако, разумеется, тебе не недоставало указаний, ибо ты имел своим наставником изящного учителя всей Британии. Берегись, однако, чтобы с тобой не случилось то, о чем говорит Соломон: «Рассказывающий что-либо глупому — то же, что рассказывающий дремлющему, который по окончании спрашивает: что?»[775].

«Смой злое с сердца твоего, — как сказано, — Иерусалим, чтобы спастись тебе»[776]. Не презирай же, прошу тебя, неизъяснимого милосердия Божьего, которое так зовет от нечестивых грехов через пророков: «Иногда Я скажу о каком-либо народе и царстве, что искореню, сокрушу и погублю его»[777], так деятельно побуждая грешника к покаянию: «но если народ [на который Я это изрек], обратится от своих злых дел, Я отлагаю то зло, которое помыслил сделать ему»[778]. И еще: «И дам им одно сердце <и один путь>, чтобы боялись Меня во все дни жизни ко благу своему»[779]. И то же в книге Второзакония: «Ибо они народ, — говорит Он, — потерявший рассудок, и нет в них смысла. О, если бы они рассудили, подумали о сем, уразумели, что с ними будет! Как бы мог один преследовать тысячу и двое прогонять тьму»[780]. И опять Господь в Евангелии: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим»[781].

Ибо если ты это слушаешь глухими ушами, пророками пренебрегаешь, Христа презираешь, да и нас, хотя мы и весьма ничтожного свойства, считаешь не имеющими никакого значения, нас, служащих вот так, по-пророчески, от искреннего душевного благочестия: «А я исполнен силы Духа Господня, правоты и твердости, чтобы высказать Иакову преступление его и Израилю грех его»[782], чтобы не были мы «немыми псами, не могущими лаять»[783]. И Соломон говорит это так: «Кто говорит виновному: "Ты прав", того будут проклинать народы, того будут ненавидеть племена, а обличающие будут любимы, и на них придет благословение»[784], и еще: «не стыдись ко вреду твоему. Не удерживай слова, когда оно может помочь»[785], и также: «Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обреченных на убиение?»[786] — поскольку «не поможет, — как говорит тот же пророк, — богатство в день гнева, правда же спасет от смерти»[787]. «И если праведник едва спасается, то нечестивый и грешный где явится?»[788]