— Серьезно?

— Я уже стоял на коленях в луже твоей крови, Чейз. Я попробовал ее на вкус. Мне, блядь, все равно, выйдет ли это из твоих запястий или из твоей киски. Это меня ни капельки не смутит.

Девушка выглядит одновременно испуганной и возбужденной; теплое чувство наполняет мою грудь при виде выражения ее лица. О, она понятия не имеет, как чертовски грязно я собираюсь с ней поступить. Развратные, грязные вещи, которые я запланировал для нее, разрушат ее для всех других мужчин. Ее гребаные месячные меня не остановят.

— И что? Можешь ли ты справиться с этими условиями? — требую я.

Она отвечает сразу же.

— Да. Я буду придерживаться их. Но у меня есть два своих. И они не подлежат обсуждению.

— Я уже говорил тебе. Никаких условий с твоей стороны.

— Во-первых, ты перестанешь так открыто ненавидеть моих подруг.

— Абсолютно нет.

— Я не говорю, что ты должен быть милым с ними. Просто… перестань быть с ними таким разъяренным придурком. И уж точно не угрожай им, если они сделают или скажут что-то, что тебе не понравится.

— Я не даю никаких обещаний.

— Во-вторых, — говорит она, продолжая, несмотря ни на что. Легкая улыбка, которая дергала уголки ее рта, исчезает. — Во-вторых, ты никогда не спрашиваешь меня, почему я пыталась покончить с собой. И не поднимаешь этот вопрос. Не упоминаешь об этом. На публике или наедине. Никогда.

Вау. Так вот почему она вдруг захотела услышать мои условия. Потому что хотела вставить это и навсегда убрать эту тему разговора со стола. Что ж… Изначально мне было насрать, почему она пыталась покончить с собой. Однако по прошествии времени я поймал себя на том, что задаюсь вопросом. Чейз просто не похожа на человека, который пытается покончить с собой. Она слишком… упрямая. И все же, кто я такой, черт возьми, чтобы требовать от нее такую личную информацию. Мне не хочется знать, какой багаж она таскает с собой. Я хочу трахнуть ее несколько раз, пока мне не надоест. Конец истории.

— Хорошо, — говорю я ей.

— На обоих условиях. Ты должен согласиться и на то, и на другое.

— Хорошо. Я сказал «хорошо», не так ли?

— Ладно. Тогда у нас будет соглашение. — Она протягивает мне руку для пожатия.

Я смотрю на нее с легким отвращением.

— Мы не в автосалоне подержанных автомобилей. Я собираюсь трахать тебя, Чейз. Такая договоренность не подходит для гребаного рукопожатия.

— Подходит. — Не похоже, что она собирается менять свое решение.

— Ух. Неважно. — Я пожимаю ей руку, закатывая глаза. Как только в глазах Чейз сделка была официально оформлена, я говорю: — Хорошо. Я ухожу отсюда.

— Значит, ты не собираешься трахать меня сегодня вечером?

— Черт возьми, нет. Я не буду засовывать свой член в тебя, когда ты под кайфом, Чейз. Никогда. Помни об этом, когда подумаешь о том, чтобы накуриться, прежде чем придешь ко мне. Я не буду счастлив.

— Какое это имеет значение?

Мне слишком нравится, когда я беру ее за подбородок, удерживаю на месте и смотрю на нее. Ее глаза похожи на теплый мед. Радужки кристально чисты… но взгляд расфокусирован.

— Хочу, чтобы ты почувствовала это, когда я буду трахать тебя. Хочу, чтобы твои умственные способности были полностью сохранены, когда согласишься на все то дерьмо, которое я собираюсь с тобой сделать.

Ее щеки краснеют. Дыхание учащается, губы красиво приоткрываются, умоляя о поцелуе. И я хочу, черт возьми, поцеловать ее, вот почему отпускаю ее. Если начну, то, вероятно, не остановлюсь.

Вместо того чтобы залезть обратно в ее окно, я хватаюсь за край крыши и спускаюсь вниз по стене здания, зависая там на секунду, прежде чем отпустить и спрыгнуть вниз на оставшиеся пару метров, приземляясь среди розовых кустов.

— Очень впечатляет. — Я поднимаю взгляд, и она там, выглядывает из-за края крыши и улыбается мне.

— О, я знаю.

— Тогда, думаю, увидимся на английском.

Эта насмешка почти останавливает меня на месте.

— Подожди. Ты не в моем классе английского.

— Разве нет?

Боже. Это правда? Неужели я просто не замечал ее там все это гребаное время? В конце концов, она была в классе экономики. Возможно ли, что я так долго был слепым?

Она ничего не говорит. Просто смеется.

Я показываю ей средний палец, когда бегу через лужайку перед академией, но к тому времени как добираюсь до грунтовой дороги, которая прорезает лес — ту, которая приведет меня вниз с горы в Бунт-Хаус, — глубокое чувство удовлетворения, которое я испытал, оскорбив Чейз, исчезло.

ПАКС

— Так что она на самом деле сделала?

Я несколько раз ударяюсь затылком о спинку кровати Рэна, стиснув зубы. И внезапно понимаю, что это — его изголовье, бьющееся о стену его спальни, — источник ритмичного, раздражающего шума, который я недавно слышал поздно ночью. Я хватаю книгу, лежащую на его прикроватном столике, и швыряю ему в голову.

Рэн пригибается. Книга ударяется о стену, но мой друг сердито смотрит на меня, как будто снаряд попал в цель.

— Это первое издание, — кипит он.

— Хорошо. Надеюсь, что она чертовски испорчена. Ты был здесь, наверху, и трахал ту девушку, как отбойный молоток, не так ли? Фу!

— Хотя «та девушка» лучше, чем те слова, что ты использовал раньше, чтобы называть Элоди, мне нужно, чтобы с этого момента ты использовал ее имя, чувак. В противном случае, будут неприятности.

Ты сам выбираешь свои сражения с Рэном. Я очень горжусь тем, что подкалываю Дэша. Он медленно сгорает. Будет терпеть много тычков и подталкиваний, прежде чем дойдет до точки кипения, и начнет отвечать вам. И наоборот, у Рэна нет серой зоны. Никакого компромисса. У него очень чувствительный переключатель. Как только он перевернут, общеизвестно, что повернуть назад в другую сторону очень трудно. Сев как следует, я расправляю плечи и закрываю глаза.

— Отлично. Элоди. Ты был здесь, трахая Элоди день и ночь.

— Чертовски верно, я так и делал. Неужели секс теперь попал в исчерпывающий список вещей, которые Пакс ненавидит? Я не знаю ни одного другого восемнадцатилетнего парня, который трахался бы меньше, чем ты. Особенно восемнадцатилетний парень, который выглядит, как ты. Господи, чувак. Иди и намочи уже свой член и перестань так заводиться из-за девушки, о существовании которой ты даже не заботился до сих пор. Скоро все это перестанет иметь значение. Как только мы закончим школу, ты будешь в Массачусетсе, а она в..?

— Кого, черт возьми, волнует, где она будет.

— Вот именно.

— Только она, вероятно, появится в Массачусетсе. И в итоге тоже поступит в Гарвард, чувак. Запишется в те же классы. Я, вероятно, вступлю в братство, и она последует за мной, и все будут слишком напуганы, чтобы сказать ей, что вместо этого ей нужно вступить в женское общество.

Рэн бросает в мою сторону презрительный взгляд. Он пересекает комнату к своему шкафу, стягивая через голову черную футболку. Мы втроем тренируемся и бегаем каждый день, но Рэн в последнее время добавил мускулов. Должно быть, теперь, когда он трахается одиннадцать миллионов раз в день, весь тестостерон наводняет его организм. Он выходит из своей гардеробной с еще одной черной футболкой в руке. На этой есть белый печатный логотип с надписью «Дом Атрейдес» на лицевой стороне.

— Тебе не кажется, что, возможно, ты немного преувеличиваешь? — Он натягивает футболку через голову.

— А тебе не кажется, что ты, блядь, полностью изменился за последние несколько месяцев? И что раньше тебе показалось бы чертовски подозрительным, что девушка, которая, по твоим словам и всех ее подруг, была безумно влюблена в меня последние четыре года, полностью изменилась как человек и теперь находится везде, куда бы я, блядь, ни посмотрел? И не вылезает нахрен из моей головы.

Он расплывается в дерьмовой ухмылке.

— Думаю, это самое большее, что я когда-либо слышал от тебя за один раз.