— Я, блядь, не буду тебя целовать. Какого черта я должен это делать?

Она пожимает плечами.

— Чтобы узнать, каково это — целовать полумертвую девушку? Целовать девушку, которая так же сломлена, как и ты? Думай об этом как об эксперименте.

— Игнорируя комментарий — грубый, кстати, — чего я мог бы достичь, участвуя в этом нелепом эксперименте? Чему, черт возьми, я мог бы научиться?

И снова она пожимает плечами, глядя вниз на свои руки, переплетенные на коленях.

— Я не знаю. Полагаю, ты бы узнал.

Никогда в жизни я не слышал ничего более глупого или бессмысленного. Есть что-то интригующее в этой бледной, полумертвой девушке. Из нее вышел бы отличный призрак. Но это не значит, что я собираюсь целоваться с ней, пока она лежит на больничной койке.

— Чего ты боишься? — спрашивает она. — Суицидальные наклонности не заразны.

— Я так и не думал. И ничего не боюсь…

— Тогда докажи это. Поцелуй меня.

Это просто глупо. Пресли пытается заманить меня в ловушку, чтобы я дал ей то, что она хочет, намекая, что я трус, если не сделаю этого? Мы не в детском саду, и даже когда я был в нем, мной было не так легко манипулировать. Но то, как девушка спокойно и равнодушно смотрит на меня, совсем другое. Всякий раз, когда я удосуживался взглянуть на нее в прошлом, она всегда опускала голову или разворачивалась и выбегала из комнаты. Никогда раньше я не видел ее лица как следует, и признаю, что Пресли довольно красива.

Может быть, поцелуй с ней стал бы интересным экспериментом. Возможно, здесь будет чему поучиться. Я так же удивлен, как и раздражен, когда пересекаю комнату и встаю рядом с ней, рядом с кроватью. Однако после моей катастрофической стычки с Мередит я не в настроении торчать здесь и тратить на это слишком много времени.

Пресли заметно вздрагивает, когда я наклоняюсь, но краткий проблеск нерешительности исчезает, когда я останавливаюсь в паре сантиметров от ее рта.

— Передумала? — Я растягиваю слова.

— Нет. Просто не была готова. Теперь готова.

Я сдерживаю холодный смешок.

— Как скажешь, Чейз. Оставайся на месте. — Я упираюсь одной рукой в стену за ее головой и быстро опускаю голову, чтобы встретиться с ее губами. В отличие от прошлой ночи, когда делал ей два восстановительных вдоха во время искусственного дыхания, на этот раз ее губы тверды. И чувствуется небольшое давление, так как, к моему удивлению, девушка целует меня в ответ.

От нее странно пахнет дешевым больничным мылом и хлоркой. Однако сквозь вяжущий запах чистящих и моющих средств чувствуется слабый запах тех же духов, которыми она пользовалась прошлой ночью. Что-то свежее и цветочное.

Обхватив ладонью ее затылок, я сильнее надавливаю, углубляя поцелуй. Чейз тает, ее вес оседает, голова становится очень тяжелой в моей руке. Девушка не сопротивляется, когда я раздвигаю ее губы и провожу языком по ее зубам. И делаю это в основном для того, чтобы шокировать ее, застать врасплох, уверенный, что она не ожидает, что я зайду так далеко в этом странном эксперименте, но Пресли только слегка хнычет, открываясь шире, чтобы дать мне лучший доступ.

Так, так, так.

У девчонки есть яйца, надо отдать ей должное. Ее рот такой сладкий — взрыв цитрусовых на моих вкусовых рецепторах благодаря лимонному мороженому, которое меня обманом заставили принести ей. И этот маленький всхлип? Будь я проклят, если этот звук не заставил мой член дернуться в штанах; я чувствую, как становлюсь твердым. Весь этот опыт намного приятнее, чем я ожидал — именно по этой причине прерываю поцелуй и выпрямляюсь, отстраняясь от нее.

Пресли больше не выглядит такой полумертвой. Ее щеки порозовели, а глаза ожили.

— Что ж. — Она прочищает горло, ерзая на подушках, определенно немного взволнованная.

— Теперь довольна? — громыхаю я. — Получила то, что хотела?

Она кивает.

— Вообще-то, да. — Она выглядит немного удивленной.

— Прощай, Пресли.

На этот раз я говорю серьезно.

ПАКС

Я подхожу.

Я сдал анализы, не потому что Чейз втянула меня в это. За мои ниточки не так-то легко дергать. Христос. Но она действительно подняла очень хороший вопрос. Мередит хочет умереть, потому что смерть сделает ее мученицей. О, бедная женщина. Она томилась в этой больнице несколько месяцев подряд, а ее несчастный сын даже не навестил ее. Она знала, что он, вероятно, подходит ей, но не могла вынести, чтобы он страдал от боли, поэтому просто позволила себе умереть. Это истинная любовь, которую мать питает к своему сыну. Очень красиво. Очень грустно.

Будь я проклят на всем пути в ад и обратно трижды, если позволю ей уйти с этим дерьмом. И да. Будет приятным бонусом, что она никогда в жизни не сможет поливать меня грязью за что бы то ни было, черт возьми. Я буду великодушным защитником, который позволил ей продолжать дышать, и никогда не позволю ей забыть об этом.

Я воздерживаюсь от того, чтобы снова навестить свою мать. Медперсонал сообщил ей, что найден анонимный донор, и она сказала, что ей нужно подумать о принятии такого пожертвования. Подумать, как будто это не самая приятная новость, которую она когда-либо получала. Есть люди, которые цепляются за жизнь, ожидая новостей о том, что для них найден донор. Они продали бы все, что у них есть, ради еще одной недели, одного дня, еще одной секунды со своими семьями. Но Мередит должна подумать, хочет ли она вообще второго шанса на жизнь. Как будто сама мысль об этом ей наскучила.

Два дня спустя я регистрируюсь в больнице, огрызаясь и рыча на всех медсестер, которые приходят, чтобы сказать мне, каким храбрым и удивительным они меня считают. Некоторые из них очень горячие. Пара из них — это десять из десяти. Я думал, что модельный бизнес всегда будет тем, что приносит мне больше всего кисок, но оказалось, что, если сдать определенное количество вещества изнутри костей, женщины будут сбрасывать трусики повсюду. Пока лежу на бугристой больничной койке, ожидая, когда хирург спустится и скажет мне, что именно произойдет, а затем отведет меня в операционную, мне представляются по меньшей мере четыре возможности потрахаться. Я отклоняю их все. Не знаю, что со мной не так. Мысль о том, что горячая медсестра может отсосать мне, пока Чейз все еще восстанавливается после травм двумя этажами ниже, почему-то неприемлема. Мне плевать на девушку. Действительно, блядь, плевать. Но каждый раз, когда одна из этих красоток заигрывает со мной, мой член остается решительно мягким.

Мой врач профессионален, хладнокровен и уверен в себе. Она проговаривает процедуру, а я притворяюсь, что внимательно слушаю. Потому что не могу сосредоточиться ни на чем, кроме своей отчаянной потребности покончить с этим, чтобы убраться отсюда к чертовой матери и вернуться в Бунт-Хаус.

— Вы понимаете, мистер Дэвис? — Она строго смотрит на меня.

— Да, конечно.

— Повторите мне то, что я только что сказала.

— Никакого плавания во время восстановления. Никакого алкоголя. Никакого секса. Никаких напряженных занятий любого рода. Мне будет больно. Я буду в синяках. Если замечу какие-либо странные припухлости или кровь в моче, то должен при первой же возможности отправиться в больницу…

— Не при первой же возможности. — Доктор качает головой. — Немедленно. Если в моче появится кровь или поднимется температура, что-то может быть не так. В зависимости от причины, вы можете умереть. Вы понимаете, что это не будет прогулкой в парке, мистер Дэвис? Это будет связано с болью и дискомфортом. Пройдет некоторое время, прежде чем вы снова встанете на ноги и почувствуете себя полностью самим собой.

Признаюсь, я думал, что они смогут откачать немного крови и таким образом забрать у меня то, что им было нужно. В наши дни люди очень часто сдают стволовые клетки периферической крови, но доктор Лондон подумала, что традиционное, более инвазивное донорство было бы более эффективным в случае моей матери, и вот я здесь, собираюсь разрешить просверлить дырку в задней части моего гребаного таза.