Я распечатываю отправленное ею вложение, а затем просматриваю ее слова, готовый разорвать ее работу на части. Ручка в моей руке, занесенная и готовая начать нацарапывать на полях множество злобных критических замечаний, остается вдавленной в бумагу, не двигаясь ни на миллиметр, пока я взглядом пожираю строчку за строчкой ее работу.

Дойдя до конца, откладываю ручку и откидываюсь на спинку стула, чертовски сильно сжимая переносицу.

Если бы это было просто хорошо, я бы разозлился.

Но это более чем хорошо.

Это чертовски превосходно, и я слишком взбешен, чтобы выразить это словами.

У входа в лабиринт мальчика ждет девочка. Она раздета, вся в синяках. Ее губа рассечена, из раны на подбородке сочится кровь. Она ничего не говорит. Просто берет мальчика за руку и ведет его через темный, непроходимый лес. Он много раз думает, что девушка сбилась с пути и заманила его в лес, чтобы причинить ему боль. Однако вскоре деревья редеют, и темнота становится менее зловещей. В конце концов, суглинистый, пружинистый мох под их ногами превращается в песок. Девочка выводит мальчика из леса на нетронутый, красивый пляж. Они одни. В расцветающем рассвете мальчик и девочка сидят на вершине дюны, слушая, как волны разбиваются о берег. Глава заканчивается тем, что девочка снова протягивает руку мальчику и говорит: «Я — Генезис, начало. Ты — Омега, конец».

Я не знаю, что мне с этим делать.

Но что самое неприятное, ее стиль прекрасен. Ее игра слов заставила меня тихонько застонать, а ревность вонзилась мне в спину. Каждое слово, которое она использовала, служило определенной цели, каждая реплика была мастерски построена, чтобы вызвать эмоцию или какой-то отклик. И это сработало. Это, блядь, сработало. Я почувствовал, как деревья давят на меня. Вдыхал ночной воздух, пропитанный дымом и шепотом снега. Хуже всего то, что я почувствовал надежду, когда наши герои вышли на тот пляж и вместе наблюдали за восходом солнца.

Так что теперь я ее просто ненавижу. Ненавижу Чейз, потому что она должна была быть ужасной в этом. Я должен был поставить ее в неловкое положение своими превосходными писательскими способностями, и она должна была убежать, поджав хвост, но этого не произошло. Она, блядь, проявила себя, и, черт возьми, я злюсь из-за этого.

Куда, черт возьми, теперь должна пойти эта история? Что это, черт возьми, такое? Ее глава превосходна, но это определенно было прямое послание мне, а не продолжение истории. Я вынужден признать это, и это бесит меня еще больше.

Я сразу же погружаюсь в следующую главу, яростно стуча по клавишам своего ноутбука, все время ворча себе под нос, как маленькая недовольная сучка, о том, что мне приходится брать на себя львиную долю работы. Дело в том, что продолжить рассказ совсем не сложно. Слова приходят легко, текут, как песчинки в песочных часах, слово за словом, предложение за предложением, абзац за абзацем.

Мальчик отвергает помощь девочки. Мстительный бог — как выяснилось, тот же самый бог, который заманил его в ловушку в лабиринте в моей первой главе, — своим огненным гневом превращает пляж в стекло. Он захватывает девочку и уносит ее, говоря мальчику, что он должен выполнить четыре задания, чтобы спасти ее. Первое: испытание физической силы и решительности. Мальчик отправляется в мир, готовый встретиться лицом к лицу с препятствиями, которые должен преодолеть в одиночку. Так все и должно быть.

Я перечитываю главу три раза, проверяя на наличие опечаток и следя за тем, чтобы все было правильно, и очень доволен собой, когда перехожу к разделу, где бог забирает девушку, а она рыдает, как маленькая сучка. Чейз изобразила себя столпом силы и света в своей главе, а меня — каким-то потерянным маленьким мальчиком, которого нужно спасти. Надеюсь, мой ответ твердо поставит ее на место.

Внезапно оказывается, что уже четыре утра, и я едва могу держать глаза открытыми. Моя кровать выглядит очень удобной, но я не хочу чувствовать себя комфортно. Мне снятся сны, когда мне слишком удобно. Вместо этого я ложусь на диван в углу, зная, что проснусь с онемевшей рукой и болью в шее, но это не имеет значения. Я могу избавиться от этой боли, когда буду гоняться с парнями в гору через три часа. А бежать в гору, испытывая боль, гораздо лучше, чем случайно увидеть во сне Пресли Марию Уиттон-Чейз.

ПАКС

— Что значит, ты, блядь, не пойдешь?

Рэн швыряет в меня подушкой; если не ошибаюсь, он целился мне в голову. Я отбиваю ее, прежде чем она успевает вступить со мной в контакт.

— Вон! — кричит он.

— Если у тебя не течет кровь из твоих гребаных глазных яблок, ты идешь, — рычу я. — Мы бегаем по утрам. Это то, что мы всегда, блядь, делаем.

Одеяло рядом с ним шевелится, что-то извивается под ним, и в моих глазах вспыхивает вспышка раскаленной добела ярости. Рэн знает, что я заметил это движение, потому что протягивает руку и в защитном жесте кладет ее на левую сторону кровати, его темные брови сходятся вместе.

— Я отрекся от своего отца, потому что не хотел идти в военную школу, придурок. А теперь ты врываешься в мою комнату, как гребаный сержант-инструктор? Я, блядь, так не думаю, чувак. Убирайся.

Я нацеливаю лазер на его руку. Ту, которая изобличает, лежа поверх одеяла.

— Я думал, у нас не будет ночевок?

— Разве я выгляжу так, будто сейчас шучу? — Его голос достиг того низкого, ровного, бесстрастного тона, который предвосхищает взрывную вспышку фирменного гнева Рэна Джейкоби. Если я не развернусь и не выйду за дверь, он набросится на меня с кулаками. Я бы приветствовал драку — прошла целая вечность с тех пор, как мы с Рэном встречались лицом к лицу, — но я подозреваю, что он голый под этим одеялом, а рот его девушки может быть обернут вокруг его члена, судя по тому, как он продолжает дергаться, и я не хочу этого видеть.

Я отступаю, готовый уйти.

— Для записи: я возражаю против этого. Чертовски сильно возражаю.

— Нет никаких записей, чувак. Возражай сколько хочешь. Я могу принимать в своей комнате кого захочу и могу покинуть ее, когда захочу. А теперь отвали.

— Чушь собачья. Гребаная чушь, чувак. — Я хлопаю дверью его спальни с такой силой, что стены содрогаются. Спускаюсь по лестнице, кипя от злости. Я чуть не сталкиваюсь с Дэшем, когда он выходит из своей спальни, одетый в спортивную форму.

— Моя голова убивает меня, — говорит он. — Давай сделаем это. Где Джейкоби?

— Расслабляется. Почему бы тебе не посмотреть, сможешь ли ты вытащить его из постели? Он только что угрожал убить меня.

Дэш ворчит, качая головой, вставляя AirPods в уши и направляясь вверх по лестнице. Три секунды спустя…

— А-А-А! ГОСПОДИ ИИСУСЕ! КАКОГО ХРЕНА, ЧУВАК! БОЖЕ!

Лорд Ловетт мчится вниз по лестнице с искаженным от ужаса лицом. Он находит меня ждущего его у входной двери.

— Что, черт возьми, с тобой не так? Ты намеренно заставил меня пойти… туда… фу! — Он качает головой, пытаясь выбросить из памяти то, что только что увидел. — Это было так хреново, чувак. Я только что увидел те части Джейкоби, которые никогда и никто не должен видеть. Даже проктолог.

Я ухмыляюсь в свой предтренировочный коктейль.

— Ты увидел сиськи Стиллуотер? Вот что действительно важно.

Дэш бьет меня кулаком в предплечье.

— У меня есть девушка. Я не смотрел на Элоди. И если хочешь дожить до окончания школы, то не позволяй Рэну услышать от тебя подобную чушь.

Я пожимаю плечами, направляясь к двери.

— Я не зациклен на идее окончания школы.

Я говорю все это, чтобы посмотреть, как будут звучать слова, слетающие с моих губ. Впрочем, я уже знал. Знал, что у меня на языке будет отвратительный привкус. Когда мы выходим из дома, моя голова наполнена опасными мыслями о Чейз.

Я бегу, пока не чувствую, что мои легкие кровоточат, а потом бегу еще немного. Дэш не отстает, что только побуждает меня гнать сильнее. К тому времени как мы добираемся до подножия горы, мы оба задыхаемся и покрыты потом.