Он напевает мне на ухо, пока трахает, и я беспомощна. Все, что могу сделать, это выгибаться и извиваться под его членом и его рукой, пока разрываюсь на куски. Никогда раньше не чувствовала себя так. Мои оргазмы всегда были постыдными, ужасными вещами, от которых я пыталась убежать. Однако этот совсем не такой. Эта кульминация прекрасна и ошеломляюща, и сдаться ей — это облегчение. Как будто груз, за который я цеплялась, наконец-то свалился с моих плеч после того, как был привязан к спине в течение многих лет.

— А-а-а! О боже мой. Пакс! Пакс, я кончаю!

— Хорошая девочка. Сильнее. — Внезапно его рука сжимается вокруг моего горла, и он перекрывает мне доступ воздуха. — Кончай сильнее для меня, Чейз. Смочи мой член.

Он получает то, что хочет. Прилив влаги ощущается как освобождение, как ключ поворачивается в замке и дверь распахивается. Что-то разворачивается внутри меня и ускользает. Пакс одобрительно мурлычет мне на ухо. Вместо того чтобы замедлиться теперь, когда я кончила, парень ускоряет темп. Он выпрямляется, снова хватает меня за бедра и начинает толкаться быстрее и быстрее, сильнее и сильнее, и я чувствую, как оргазм возобновляется, всплывает на поверхность, снова возникает из ниоткуда.

— О, черт! Пакс! Ты… я собираюсь… О, черт!

Я кончаю снова. Еще сильнее. Вторичный кульминационный момент — это бомба, взрывающаяся в моей голове. Прежде чем успеваю оправиться от взрыва ощущений, который только что одновременно взорвался у меня между ног и в голове, Пакс переворачивает меня на спину. Он хватает меня за бедра и тащит к самому краю кровати.

Одним быстрым, быстрым движением он срывает презерватив со своего члена и обхватывает рукой свою бушующую эрекцию, агрессивно поглаживая себя. Его глаза горят, челюсти сжаты, ноздри раздуваются. Я бросаю один взгляд на него во всей его грубой, дикой красоте и чуть не кончаю в третий раз.

— Открой рот, Чейз. — Его слова отрывисты, выдавливаются сквозь стиснутые зубы.

Я открываю рот.

— Высунь язык.

Я подчиняюсь.

— Дальше. Настолько, насколько это возможно.

Я делаю.

— Хорошо. — Он смотрит мне в глаза и не отводит взгляда. Я смотрю на него в ответ, решив засвидетельствовать момент, когда он кончит. Когда парень это делает, я завороженно наблюдаю за ним. Его веки закрываются, рот приоткрывается, и мир, черт возьми, перестает вращаться. Пакс взрывается, и его сперма извергается на кончик моего языка, на подбородок, на шею…

Я ожидаю привкуса мускуса, соли и отвращения, но у него почти нет вкуса вообще. Я лежу очень тихо, тяжело дыша через нос, пока Пакс зажимает нижнюю губу зубами и пальцами растирает свою сперму по всему моему языку и губам.

— Блядь, Файер. — Его голос такой хриплый. Он, кажется, очарован видом меня, окрашенной его спермой. Я чувствую, как она стекает по моей шее, скапливается в углублении горла. — Закрой рот, — хрипло произносит он. — Глотай, блядь.

Я проглатываю, и на его лице появляется выражение глубочайшего удовлетворения. Он снова держит меня за подбородок, изучая меня.

— Вот так, красотка. Тебе нравится моя сперма?

Киваю. Я бы заговорила, но он держит меня так крепко, что его пальцы впиваются в мои щеки, заставляя мой рот открыться, и я физически не могу этого сделать.

— Хорошо. В следующий раз я кончу в твою киску. Если появишься здесь снова, тебе лучше быть на противозачаточных, — процедил он сквозь зубы. — Я больше не буду трахать тебя в одной из этих штук.

Он отпускает меня и садится на корточки, наблюдая за тем, во что меня превратил.

— Ты хочешь, чтобы я вернулась? — тихо спрашиваю я. Стараюсь не казаться обеспокоенной тем фактом, что лежу на его кровати, голая, все еще гудящая от оргазмов, которые он вырвал из меня.

Взгляд Пакс становится жестким.

— Для меня это не имеет значения. До тех пор пока будешь делать в точности то, что тебе говорят, я буду выебывать из тебя все дерьмо, сколько тебе заблагорассудится. Но как только захочешь поговорить об этом… — Его глаза сужаются. — В ту секунду, когда поднимешь эту тему за пределами этой спальни, мы, блядь, закончили. Это понятно?

— Да.

— Тогда все в порядке. Можешь привести себя в порядок в ванной комнате дальше по коридору, когда будешь уходить.

ПАКС

Это того стоило.

Чейз никогда не узнает, как чертовски больно было трахать ее, но позвольте мне сказать вам, это того стоило. Я бы проглотил стекло, чтобы снова попробовать эту идеальную маленькую киску.

Я провожу то, что осталось от перерыва, лежа в постели, играя в Call Of Duty и питаясь нездоровой пищей. Сам лорд Дэшил Ловетт почти каждый день удостаивает меня своим присутствием. Если не он, то Рэн. Один из них проводит со мной время после обеда, играя в видеоигры и ни о чем не разговаривая, что ценится, даже если непрекращающаяся суета меня бесит. Дэш ворчит на меня достаточно, чтобы каждый день заставлять меня ходить в душ.

В один из редких моментов, когда остаюсь один, я проявляю пленку на Canon и прикрепляю фотографии Чейз, которые сделал, к стене в моем переоборудованном шкафу/импровизированной темной комнате. И ловлю себя на том, что заглядываю туда по крайней мере три раза в день, чтобы нахмуриться на изображения, агрессивно засунув руки в карманы и пытаясь понять, откуда взялся тот день.

Я, блядь, знаю, как читать людей.

Я точно знаю, что Пресли Мария Уиттон-Чейз в какой-то момент боялась меня. Наверное, теперь я тоже отчасти вспоминаю ту ночь в лесу. Хотя был достаточно пьян, чтобы решить, что наконец-то пришло время трахнуться с ней. Она была достаточно пьяна, чтобы не убежать от меня. Тем не менее, она все еще боялась меня. У меня есть смутное воспоминание о том, как она захныкала, выхватила свое платье из моих рук, а затем убежала в лес, не оглянувшись. Я собирался трахнуть ее. Хотя, наверное, хорошо, что этого не сделал. Я был так пьян, что либо кончил бы немедленно, либо обмяк после трех толчков.

Фотографии, которые я сделал с ней, чертовски невероятны. Ее тело? Иисус, блядь, Христос. Ее тело — чистое совершенство. Я давным-давно был сыт по горло худыми супермоделями. У них нет плоти на костях. Трахать их на самом деле больно. У Чейз есть сиськи. Чертовски невероятные сиськи. А ее задница… Я бы заплакал, если бы снова прикоснулся к этой заднице.

При обычных обстоятельствах я бы еще немного насладился тем, как трахаю ее, но мое бедро и спину пронзала адская боль — я почти ослеп от нее — и, вероятно, потерял бы сознание, если бы не кончил тогда.

Но все равно это было хорошо.

Так чертовски хорошо.

Ее киска была как перчатка вокруг меня, сжимавшаяся и разжимавшаяся, когда девушка кончала. Я думал об этом каждую ночь, когда ложился в постель и гладил свой член, дразня себя, растягивая удовольствие, оттягивая критический момент, когда, наконец, позволял себе излиться на собственный живот. Не потому, что я ожидал, не появится ли Пресли или что-то в этом роде. Нет. Я не такой уж гребаный неудачник. Конечно, я открыт для изучения остальных горячих маленьких дырочек Чейз, но я могу жить и без этого. Это не значит, что я не мог бы просто зайти в «Косгроув» и найти что-нибудь мокрое и тугое, во что можно было бы погрузить свой член, если бы действительно захотел.

Я просто мазохист. Мучая себя воспоминаниями о той короткой схватке с Чейз, я буду поддерживать себя в течение нескольких недель, а потом и еще нескольких.

В пятницу, перед тем как снова начнутся занятия в академии, моя боль становится достаточно управляемой, чтобы я смог поехать в Нью-Йорк и отвезти останки моего отца обратно в пентхаус Мередит. И проделал весь обратный путь в тот же день. К тому времени, когда нам нужно возвращаться на занятия, я на самом деле рад, что мне нужно что-то делать, куда-то идти, и мои друзья не присматривают за мной, как суетливые чертовы курицы.