– Ой, – от неожиданности выдала я. – Снова ты, – фыркнула себе под нос, собираясь молча его обойти и вернуться уже к замку, но он остановил меня, довольно грубо схватив за руку.
– Что ты здесь делаешь?
Неожиданный, однако, вопрос!
– В смысле? Гуляю. Или ты имеешь в виду не сейчас, а вообще?
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Так что ты здесь делаешь?
Я посмотрела в его глаза. Строгий, напряженный взор. Он реально спрашивает о чем-то серьезном. Все шуточки разом выветрились из моего сознания. Он что-то знает! И он на что-то намекает! Но как заставить его сказать больше?
– То же, что и ты! – с вызовом ответила я, продолжая разглядывать его лицо.
Правильные черты исказились удивлением, уровень которого походил скорее на шок. Что его так поразило?
– Что?! – выдал он секунд через пять, настолько был парализован моим ответом. – Что ты несешь?
– Это ты что несешь? «Уходи, не то хуже будет»! – передразнила я текст записки, идя ва-банк, ведь я совсем не была уверена, что это написал и подбросил именно он. Скорее всего, даже не он, ведь те, кто предъявляет тебе претензии в лицо, и те, кто тайком подбрасывает угрожающие записки, предпочитая оставаться в тени и запугивать издалека, – это совершенно разные категории людей. – Детский сад какой-то!
– О чем ты говоришь?!
– О записке, вот о чем! Это ты мне ее подбросил.
Он в растерянности молчал. Затем медленно покачал головой.
– Во что ты опять вляпалась?
Вот оно! Мое сердце забилось быстрее. Кто бы мог подумать, что суровый блондин, вечно всем недовольный (будем честны – конкретно мной) являлся Эллиным доверенным лицом? Ведь фраза «Во что ты опять вляпалась» означает, что он в курсе каких-то ее предыдущих проделок. Но я не могу ему доверять всецело. Хоть он и ведет себя так, будто уверен, что я Элла, а значит, не может быть причастен к исчезновению. Но ведь не факт, что если я ему скажу, кто я, то он будет откровенен со мной. Я думаю, что больше информации я получу под видом Эллы.
– Ты знаешь, что тут творится что-то странное? – понизив голос до заговорщицкого шепота, кинула я пробный камень.
Он снова помолчал, внимательно меня разглядывая. Затем в его серых глазах заплескался луч догадки.
– Если ты специально это выдумала, чтобы… – Он закатил глаза. То есть я сама должна понимать, что он имеет в виду?
– Нет, – на всякий случай сказала я.
– Ладно, тогда после этого, хм, спектакля, – кивнул он в сторону замка, – зайди.
Сказав это, он резко развернулся, чтобы уйти, даже не дождавшись от меня ответа, будто был уверен, что я не стану спорить и обязательно прибегу по первому его зову. И я бы, кстати, прибежала – по своим мотивам, конечно, а не по тем, что он вообразил себе, – только существует одна загвоздка: я не знала куда!
– Стой! – взмолилась я, обращаясь к его спине.
– Ну? – бросил он через плечо. Вот самоуверенный индюк! Даже обернуться полноценно не может. Ниже его достоинства, надо полагать!
– Какую комнату тебе выделили? – Это ведь безопасный вопрос? Плохо, если окажется, что он селится всегда в одну и ту же, и так мне и ответит. Что я буду делать?
– Как обычно, – с раздражением ответил он. Вот! Я же говорила! Но не успела я помучить свой мозг, выдумывая вопрос, который не будет подозрительным, но вместе с тем прояснит ситуацию, как он продолжил: – Последняя дверь по коридору. И если я правильно понял, – он наконец обернулся на меня, – мы теперь соседи.
– Санек, ты где? – донеслось от замка. По всей видимости, брюнет по имени Тимур потерял своего драгоценного друга.
Блондин молча вернулся к своим друзьям, и я, осмотревшись еще раз, но не найдя больше ничего примечательного, очень быстро последовала за ним.
Вторая часть «спектакля», как выразился Александр, прошла для меня словно в тумане. Сергей Петрович, очевидно, любил последовательность, и вторая озвученная им запись датировалась 14 июня.
– «Вчера я снова видел даму в белом у себя на участке ночью. Этой же ночью мне приснилась Инна». Инна, как вы помните, – заговорил «от себя» Макаров, прервав ненадолго чтение, – это соседка Павлецкого, увлекавшаяся конным спортом. У них был короткий роман, и после их ссоры, во время которой он пожелал ей провалиться, она каталась на коне и разбилась.
– Как же так? – удивилась Леонелла. – Если увлекалась этим видом спорта, значит, была хорошей наездницей!
– Нет, она любительница, а конноспортивный клуб держал ее родственник. Он тут в пятнадцати километрах, можете посмотреть на карте, до сих пор функционирует. Поэтому она брала любимого коня, скакала сюда, в деревню, и потом обратно. Мы разговаривали с родней Инны, они все подтвердили. Конь отчего-то сбросил ее, девушка сломала шею, упав в канаву, мгновенная смерть. И вот Ян всю оставшуюся жизнь винил себя в ее смерти. Если вас заинтересует и другое творчество Павлецкого, не только политота, – обращался Сергей Петрович к одной лишь Леонелле, – то советую песни «Я не с тобой» и «Гложет, гложет, гложет». Все исследователи творчества Павлецкого утверждают, что эти песни он посвятил Инне.
– Их было больше, – заявил вдруг Тони.
– Да, конечно, я уверен в этом. Но это, так скажем, официально признанные. Итак, продолжим. «Чувство вины опять вернулось. Гложет и гложет, как в моей песне. Зачем ты мучаешь меня, Инна? Чего ты хочешь?»
В общем, эта запись была куда длиннее, Ян еще много говорил про Инну и их отношения, поэтому я для вас сокращу: он отправился на кладбище, чтобы проверить свои подозрения (ему казалось, что Инна что-то хочет ему сказать с того света), и там заметил какую-то тень. А потом между деревьями, окружавшими кладбище, увидел что-то белое – снова. Он уверился в том, что это призрак Инны, и хотел догнать, но тут подул сильный ветер, в лицо ему прилетела какая-то ветка, а когда он снова посмотрел вперед – дамы в белом уже не было.
Все кинулись активно обсуждать новый случай из журнала. Но не я. Потому что, как я уже говорила, мою голову занимали другие вещи и переключиться было сложно. Вместо того чтобы выдвигать версии, я лишь слушала других, и когда до меня дошла очередь, я просто ответила: «Я – пас». На удивление, наш лидер не стал возмущаться и требовать от меня хоть какого-то ответа по теме. В принципе хороший лидер так и должен делать, тем более мы не на экзамене, это просто дискуссия, и слава богу, что он это понимал. Когда после меня он обратился к Саше, тот почему-то скопировал мой ответ, не слово в слово, а просто сказал: «Я тоже». Ему-то что мешало внимательно слушать и выдвинуть в итоге какую-то версию? Но я не стала особенно долго размышлять над этим. Вечер близился к концу, и скоро я все равно получу от него все необходимые ответы.
Мы разошлись в начале первого. Когда мы с Ириной, Антоном и Леонеллой зашли в дом (остальные общались на участке), оказалось, что Таисия Арсеньевна еще не спит, что весьма удивительно для женщины ее лет. Видимо, она и в старости оставалась совой. Старушка предложила Леонелле маленькую комнатку внизу, и та с радостью согласилась. Ждать, пока ее разместят с комфортом, мы с Ирой не стали и поднялись наверх, разойдясь в итоге возле ее двери. То есть подружка-то предложила зайти к ней на вечерний питьевой йогурт, которые она в огромном количестве привезла с собой (видимо, считает, что от них худеют), но я отказалась, сославшись на головную боль. Ирина удивилась: очевидно, для нее и Эллы это был своеобразный ритуал на ночь, но у меня имелись другие планы, и я пошла к себе.
Я нервно выхаживала по комнате, пока наконец не услышала шаги мимо моей двери. Где-то поблизости хлопнула дверь. Если со звукоориентацией у меня все в порядке, то это дверь соседа слева. Я дала ему пять минут передохнуть, вышла из своей комнаты и тихо постучалась, зорко глядя по сторонам: не хотелось, чтобы кто-то застукал меня входящей в Сашину спальню на ночь глядя. Но дом почти сразу по возвращении всех гостей из замка погрузился во мрак и тишину. Только бра на стене нашего балкона-коридора давало немного света, опускающегося и на первый этаж. В холле-прихожей гигантская люстра потухла и не было других источников освещения, но, возможно, в коридоре дальше тоже висели бра.