— Велена… — сказал он осторожно. — Ты сказала, у тебя были мужчины. И женщины. И кто-то особенный. Один.

Велена помрачнела и машинально потянулась к кубку.

— Я просто спросил, — торопливо добавил Норен.

— Да в общем… ничего особо запретного в этом вопросе нет. Просто тогда мне было… кажется, шестнадцать. Отец уже отправился на войну и пропал. Но дома остались двое кузенов - дети самого старшего из братьев Хейд Каликса и младшей сестры Весты. Оба были моих лет. И Эстель, — она торопливо отпила вина, пытаясь приглушить тупую боль в груди, — сейчас это трудно представить, но тринадцать лет назад род Хейдов был весьма многочисленен. В общем… это был мой дядя. Ещё один старший брат моего отца. Его звали Талибус Хейд. Он был лет на пять старше него — тогда ему было где-то около сорока пяти. Черноволосый. Сильный. И… не такой, как все в Риме. Отца я запомнила плохо, а из тех патрициев, кого видела потом, только дядя имел представления о чести.

— Он погиб в войну?

— Не совсем. Хотя он и воевал. Ему нравился Рим. Он действительно хотел защищать этот город, пропахший гарью. Но так случилось, что по завещанию деда именно у него была руна, а не у Каликса — и жизнь его стала мешать самим римлянам. Отец погиб как герой. Он никогда не предъявлял на руну свои права. Каликса забрала болезнь. Зато у Талибуса и Маркуса, сына моего старшего дяди, были равные права на титул и силу рода Хейд. Да что там, право всегда было у того, кто сильнее… Маркус понимал это лучше, чем Тал. Одним словом, когда дядя был убит, они начали разбираться между собой. Тала слишком занимала большая политика, и он не заметил той маленькой, что творилась у него дома. Он умер быстро и внезапно. Ну, и, конечно, недоволен оказался не только Маркус, — Велена потёрла глаза. — Дальше уже другая история. Скажем так — до конца войны дожили только я и Эстель. А кто погиб от руки крылатых, и кто — от руки энтари, я знать не хочу. Смерть Талибуса многому научила меня. Он был хорошим бойцом. Он был настоящим мужчиной. Но чёрта с два это важно, если за портьерой убийца с отравленной трубкой. Он верил в Рим и в Хейдов — и эта ошибка стала смертельной.

— Прости, — Норен слегка отвернулся, — Я думал, ты расскажешь о любви… не о смерти.

Велена усмехнулась.

— О смерти я знаю больше. Да и говорить о ней легче.

— Могу я задать ещё вопрос?

— Попробуй, — патрициана пожала плечами.

— Ты упомянула руну. И силу рода Хейд. В чём она состоит?

Велена замешкалась, неуверенно глядя на убийцу.

— Ты не знаешь?

Норен покачал головой.

— Мало. Если кто-то из крылатых и исследовал этот вопрос — то разве что Лира, а она свои знания унесла… — Норен качнул головой, отгоняя неприятные картины, промелькнувшие в голове. — В Риме же мне не у кого было спросить.

Велена поджала губы и снова глотнула вина.

— Ну, да. И правда, — она вздохнула, — в Риме тоже не все знают. Всё же, так чуть меньше людей пытаются нас убить. Пресловутая магия, которую принесли с собой энтари и которой так боялись дикари — это всего лишь четырнадцать рун. Каждый энтари — да и не только энтари — может хранить лишь одну руну. И каждая руна даёт силу, которая позволяет объединить под своей рукой род. Каждая сила отличается от другой. Самой мощной считают руну Юпитера — руну власти. Все возможности её хранителя мне не известны, но все мы знаем, что тот, кто хранит руну Юпитера — император. Руну Юпитера почти невозможно отобрать. Следующая по старшинству — Руна Юноны, руна семьи. Третья — наша, руна смерти и страха, руна Хейд. За нами следуют хранители руны Венеры — Венорио, Санты — хранители руны Марса и так далее. Руну можно передать добровольно, иначе же она покинет тело в момент смерти и перейдёт к тому, кто находится рядом. Если происходит так, что патриций умирает вдали от родных, не успев передать руну — тот несчастный, что оберегал его смерть, обычно умирает следующим, но уже от рук родных убитого. Впрочем, ничто не абсолютно. Если бы ты убил меня в первую ночь, то руна стала бы твоей. А ты уже вряд ли отдал бы её энтари. Дом Хейдов перестал бы существовать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Велена испытующе посмотрела на убийцу.

— Ты думаешь, я тут же брошусь на тебя с ножом? — Норен усмехнулся.

— Я бы не удивилась.

Крылатый скользнул вниз и, оказавшись на полу, устроился на коленях возле ног Велены. Руки его легли на бёдра энтари, и он внимательно посмотрел в глаза патрицианы.

— Так тебе легче?

Велена фыркнула.

— Так ты можешь ударить ножом в живот. Вернись обратно.

Норен помотал головой, но в глазах его промелькнули искорки смеха.

— Это всё? Поэтому вы так боитесь? Но если ты не рада своему титулу, почему не отдал руну… хотя бы Эстель?

Велена помрачнела ещё сильнее.

— Это сложно объяснить. Я просто… видела, что она сделает с руной. Да и моя жизнь без руны не будет стоить ни гроша, — она помолчала и добавила. — Несмотря ни на что, у нас стараются передавать руну при жизни. Иначе случается разное. Руна может не принять нового владельца, а может перейти и вовсе не к тому, кто хотел её получить. Но ведь ты понимаешь, что при жизни — очень растяжимое понятие. Ладно, — Велена вздохнула и снова пригубила вино, — последнее, о чём я хочу думать сейчас — патриции и их руны.

— Извини, что напомнил, — повторил Норен.

Хейд отставила кубок и потянула убийцу за плечи, заставляя подняться и снова устроиться рядом

— Велена, — Норен попытался сопротивляться, но настолько слабо, что патрициана не придала этому никакому значения. Она понимала, что если бы крылатый был по-настоящему против — вовсе не позволил бы коснуться себя.

— За это будешь рассказывать о себе.

— Опять о прошлом? — Норен помрачнел.

— М-м… как насчёт настоящего?

— Звучит угрожающе.

— Вот и хорошо. Расскажи… обо мне. Хорошо?

Норен поднял бровь.

— О да, самовлюблённая пантера.

— Я серьёзно. Хочу знать, что тебе нравится, а что нет. Где я не права? Ты никогда не говоришь мне об этом.

Норен пожал плечами.

— Мне, наверно, не с чем сравнивать, — он помолчал, но видя, что Велена не желает менять тему, продолжил. — Ты меня удивляешь. Каждый раз. Я не совсем понимаю, чего ты хочешь от меня добиться. Но… несмотря на эту твою ауру, с тобой мне спокойно. Я могу часами наблюдать, как ты спишь. Это… гипнотизирует. И даже если ты не будешь приказывать мне охранять твой сон, я, наверное, всё равно буду это делать — просто чтобы видеть, как… как ты спишь. Я не талах-ир. У меня не так уж много слов.

— Это странно, — сказала Велена медленно, — но приятно.

— Ох, патрициана. Не сомневаюсь, все твои мужчины говорят тебе нечто подобное.

Велена покачала головой.

— Почти всегда говорю я. И никто много лет не видел, как я сплю. Даже Лери. Но это не важно, — она улыбнулась, — расскажи ещё. Расскажи, — она хитро прищурилась, — что тебе нравится. Например… — она слегка потянулась и нежно коснулась губами рта крылатого, а затем продолжила, — это или, может, вот это, — она провела пальцами по шее Норена, слегка задевая ворот рубашки и мимолётным касанием расстёгивая верхнюю пуговицу. Дыхание убийцы слегка ускорилось, и он прикрыл глаза, позволяя энтари продолжать. Рука двинулась ниже, пуговицы отскакивали под умелыми пальцами будто по волшебству. Наконец, добравшись до самого низа, Велена медленно спустила шёлковую сорочку Норена вдоль плеч и стала рассматривать бугорки мускулов на груди. Она и сама уже почти забыла свой вопрос, губы Велены двигались в опасной близости от тела убийцы, но кожи крылатого касалось лишь горячее дыхание. Велена заметила, что грудь любимого выгибается навстречу, стремясь соприкоснуться с её губами, и чуть отстранилась, играя.

— Поцелуи, — выдохнул Норен внезапно, по-прежнему не открывая глаз. Рука его поднялась в стремлении притянуть голову патрицианы хотя бы чуточку ближе, но замерла, не посмев коснуться даже её волос. — Поцелуи сводят меня с ума. Никогда до тебя я не… — он замолчал, открыл глаза и выпрямился. С укором посмотрел на энтари. — Велена, что ты делаешь со мной?