Айлех чуть не подпрыгнул от свалившейся на него удачи, скорчил одухотворенное лицо и уселся в кресло. Но, как только дверь за Манназом закрылась, подскочил к стеллажу и выдернул книгу. Быстро пролистал пожелтевшие страницы, чтобы убедиться, что это та самая книга, и начал аккуратно, но спешно отрывать от нее обложку. От волнения тряслись руки, на лбу выступила испарина. Но страх, что его поймают, был несравним с тайнами, которые он раскроет. Когда Айлеху удалось оторвать кожаный переплет, он залез под широкий подол серого одеяния и достал из поясной сумки похожую по размеру книгу, только уже без обложки, вставил ее в переплет и задвинул книгу-обманку на место. «Отлично! – обрадовался Айлех своей находчивости. – Если не знать и не трогать, то никогда не догадаешься, что, вместо истории Изначальных, под обложкой скрывается история Линнея».

В дверь постучали. Айлех стремительно вернул себя на место, засунув тяжелый том в сумку под одеждой. Поправил складки на грубой ткани и начал нашептывать молитвы. Вернее, могло показаться, что он нашептывает именно их, хотя, по правде, он напевал под нос одну из гномьих песен. Но кто его упрекнет, если лицо одухотворено, а слова не слышны?

– Мастер Манназ?

– А, Йен, это ты.– Айлех выдохнул и расслабился, незаметно стирая со лба пот.

– А где учитель? – По правде говоря, Йен не собирался идти на поводу у Айлеха и отвлекать учителя, что бы там Айлех ни задумал. Его просто гнало любопытство. Но он растерялся, увидев, что Айлеха оставили в кабинете одного. Немыслимо!

– Да, кто ж его знает. Срочные дела. – Айлех поднялся и криво улыбнулся: – Думаю, это надолго. Пойдем, провожу тебя, а то ты что-то слишком бледен в последнее время. Кошмары не мучают? Или несварение желудка?

– А как же занятия? – Йен обернулся на стража возле двери.

– Полагаю, Манназу сегодня не до меня.

Отделавшись от Йена, Айлех прихватил три толстые свечи и отправился в свое убежище. Могильник встретил его всё той же тишиной, запахом тлена и слабым блеском цветных криоликов на стенах. Парень устроился в расчищенном углу, зажёг свечи и вытащил книгу.

Пальцы трепетно провели по первой странице, ощущая шершавость и хрупкость истонченной бумаги. Поэтому, расположившись поудобнее, он стал неспешно их перелистывать. Из-за множества картинок и схем книга была внушительной и красочной. Даже тому, кто не знал рунической письменности, она была интуитивно понятна.

В книге рассказывалось всё об Изначальных. Летописец красивыми завитушками и искусными рисунками показывал целый мир, неведомый и прекрасный, который населяли восхитительные существа, подчинявшие себе стихии.

Так, например, в прибрежных землях жили общины альвов, подчинявшие себе воду. Несколько картин запечатлели, как над бескрайним морем парят эти Изначальные с невероятными крыльями, размах которых приходился на две страницы. В их застывших движениях отражались утончённость, плавность, изящество, а на лицах – безмятежность и покой. И это несмотря на то, что под ними бушевали нешуточные волны.

Их светлые волосы цвета морской пены были собраны в искусные косы и украшены ракушками и крупным жемчугом, а запястья и босые ноги – браслетами из цветных камней. Под картинкой была изображена руна Лагуз, она напоминала по форме морскую волну или жидкость, льющуюся из сосуда. И, при внимательном рассмотрении, ее можно было увидеть на коже Изначальных под ключицами. Если бы на картине у них были медальоны, как у Айлеха, они бы легли как раз на это место. Айлех непроизвольно тронул свой медальон и кожу под ним, которая казалась ледяной и не прочь была обзавестись символом.

Дальше под картинкой шло описание. Чего – Айлех мог только догадываться и нервно водить пальцем по непонятным закорючкам.

На следующих страницах описывались крылатые, живущие в пустынях, они подчинили себе огонь. На картинке они слегка отличались от своих водных собратьев. Лица непроницаемые, жесткие, взгляд внимательный, цепкий, мускулатура более развита, волосы и крылья цвета сажи и пепла. Простые косы перевязаны алой лентой, напоминающей крохотный язычок пламени. Из одежды – только широкие шаровары. На предплечьях – браслеты с рунической вязью, под ключицей – красный знак их стихии. Огневики плясали вокруг высоченного костра. Их движения выдавали страсть, дикость и необузданность. Они играли на вытянутых барабанах. Айлех один раз видел такой у кожевника, только в разы меньше. Он делал игрушку для сына. Здесь же всё было масштабнее. И настолько реалистично, что ему показалось, что он слышит треск костра, гортанные крики и запах дыма. Под картинкой обнаружилась руна Феху: огня созидающего и огня разрушающего.

Налюбовавшись дикими танцами, Айлех, переполненный восторгом, вновь перевернул страницу. Следующими шли стихийники земли, и вот тут автор не пожалел красок: множество страниц украшали диковинные цветы и деревья, цветущая зелень, ягоды и фрукты. Невероятное место, где бы он хотел побывать, а возможно, и остаться. Парень тряхнул головой и нахмурился. Не важно, где, главное – с Иолантой.

С картин на него смотрели крылатые в пестрых одеждах в несколько слоев, но простых в крое. Вроде многослойных сарафанов, подвязанных широкими поясами и украшенных вышивкой в виде растений, фигурок животных и птиц. Эти альвы знали толк в изящном искусстве. Их волосы всех оттенков золота украшали ленты, венки и цветы. Эти альвы отличались от первых двух еще сильнее. Их лица были невероятно доброжелательны, открыты, а глаза – лучисты и бесхитростны. Здесь крылатые предпочитали водить хороводы, слушать трели свирелей и музыку лютней. Наверняка, подумалось Айлеху, среди них были сказители и стихоплеты.

Здесь всем заправляла руна Уруз, источник покоя, степенности и постоянства.

Айлех на миг оторвался от книги, чтобы проморгаться. От давящей темноты и тусклого света глаза начало резать, и он подвинул свечи ближе. Потянулся, разминая затекшие мышцы, и, послюнявив палец, вновь перевернул страницу, чтобы увидеть Изначальных, подчинявших себе ветер.

Да, эти крылатые были особенными. Парень не понимал, почему, но именно они заставили его сердце биться чаще. Сильные, мощные, идущие наперекор своей стихии. Под ними не было земли, только небо и заснеженные вершины на горизонте. Ветер рвал на крылатых туники и широкие штаны, раздувал огромные крылья, как паруса, и швырял им в лицо белые волосы, подернутые синевой, словно их припорошил иней.

Айлех непроизвольно взял прядь своих волос у виска, которая выцвела еще в детстве, и скосил взгляд. Да, определенно, цвет походил на тот, что был в книге. Или ему хотелось в это верить, ведь художник мог и слукавить. В любом случае, Айлех улыбнулся, заправил выцветшую прядь за ухо и продолжил рассматривать альвов воздуха, их борьбу со стихией и полеты в центр разрушительного смерча, стремившегося им навстречу.

Воображение тут же обрисовало полет и те ощущения, что он мог бы познать. Закинув руки за голову, Айлех лег на спину и начал мечтать. Притом, так живо, что в какой-то момент ему показалось, что его лицо тронул свежий ночной ветерок, спустившийся из отверстия в потолке, и ласково взъерошил волосы, словно здороваясь. Как было бы здорово, обладай Айлех хоть частичкой тех сил! Он сам не понял, зачем это делает, но попробовать стоило. А вдруг всё неслучайно?

Он вновь уселся, скрестив ноги, выпрямил спину, одной рукой вцепился в медальон, а вторую вытянул в направлении одной из свеч, сосредоточился, как при работе с анимусами, и прошептал:

– Погасни.

Ничего.

Айлех сдвинул брови, вновь сосредоточился, выдохнул, успокаиваясь и погружая сознания в подобие транса, и более повелительно прошептал:

– Погасни!

Нет, пламя свечи даже не дрогнуло, словно насмехаясь над неудачником. Айлех разозлился, закрыл глаза и, уже не сдерживая энергию, чувства и, кажется, даже ощущая нужный поток, крикнул:

– Погасни!

Свеча упала и чуть не подпалила книгу, но обрадоваться Айлех не успел: ее опрокинула жирная крыса, что пробегала мимо. Она неприветливо пискнула и юркнула в темноту.