— Это как? — спросил резко напрягшийся майор Нечаев.

— Да вот так. Поспрашивайте у учёных, что такое прокол в реальности.

— Ты сейчас же поедешь со мной и всё расскажешь кому надо — тут же потребовал майор, тем самым выдав что про прокол в реальности ему ни у кого спрашивать не надо.

— Майор, я как бы и не против, но поймите, чтобы никто не пострадал, сейчас мне нужно держаться от службы ликвидации и от научного центра Капицы, как можно дальше. Сами видите, что происходит. Так что пока я не решу вопрос сам, вокруг меня будет продолжать твориться всякая потусторонняя дичь. Кстати лейтенанта Морозова, тоже пока не стоит привлекать к службе, пусть лучше спокойно лечится. — Я посмотрел на хранящего Севу, лежавшего на моей койке под капельницей.

— И что ты мне предлагаешь? Стоять в стороне м наблюдать? — спросил майор ледяным тоном.

— Если честно, то пака так будет лучше для нас всех. А в свою очередь я обещаю, когда наступит нужный час, я с вами майор сразу свяжусь и попрошу кое о чем. Так что без ликвидаторов точно не обойдется.

— Геннадий, нам опять нужна ваша помощь! — настоятельный призыв доктора Каца, заставил меня дёрнуться, но майор, тут же схватив за плечо, удержал меня.

После этого наши взгляды снова пересеклись.

— У меня есть один интересный дар, видеть, когда люди лгут. Так вот, ты сейчас точно не врал — неожиданно признался майор Нечаев и кивнул. — Хорошо, я придержу коней на двое суток, не больше. Но предупреждаю сразу, с тобой очень хотят поговорить товарищи из комитет государственной безопасности. Завтра я уберу пост из приёмного покоя, так что к полудню, тебя здесь быть не должно, и не забудь у тебя всего-навсего двое суток.

— Думаю мне этого хватит.

— Удачи Ведьмак. Надеюсь я не пожалею — проговорил майор и протянул мне руку.

— Удача нам всем скоро очень понадобится — ответил я и пожал протянутую руку.

После этого мы разошлись, и я вернулся к операционному столу.

— Артем Абрамович вы меня звали?

Зашивающий рану доктор Кац поднял глаза.

— Да Геннадий, подержи зажим — сказал он, и я ухватился за указанный доком блестящий инструмент, похожий на ножницы, совмещённые со щипцами. — Если честно мы почти закончили, и мне просто показалось что тебя нужно срочно позвать — признался док.

— А куда всё это добро девать — спросила Наташа и указала на специальную ёмкость в которой лежали призрачные осколки зеркал, которые по какой-то причине периодически потрескивали.

— А это Наташенька наш бонус, который вполне возможно поможет решить кое-какую проблему — заговорщицки заявил доктор Кац и подмигнул медсестричке.

— Курить будешь? — спросил док и вытащив из забрызганного кровью кармана халата, помятую пачку болгарских сигарет «РАДОПИ», протянул её мне.

Я по привычке потянулся, но тут же вспомнив что в этом возрасте ещё не курил, отдёрнул руку.

— У меня ж горло — проговорил я.

— Ай! — док отмахнулся. — Да я там всё так заделал что стало даже лучше, чем было, так что сейчас можно по одной выкурить, в качестве поощрения, за твою помощь.

Я покачал головой, показав, что, пожалуй, воздержусь, а док вытащив зажигалку, прикурил и максимально возможно затянулся, как бы дав понять, что после окончания операции он выпроводил Наташу и остался в палате, не просто так, а желая о чём-то серьёзно поговорить.

Док сидел на подоконнике и курил, при этом стараясь не показать, как у него дрожат руки. Всё закончилось, и я видел, как он сегодня превзошёл самого себя, зашив и частично заживив множество ран.

— Артём Обрамович, а как у вас всё это началось? — задал я вопрос, желая его подстегнуть и понять о чём хочет поговорить уставший док.

Услышав вопрос, док вымученно улыбнулся и тяжко вздохнул, было видно, такие откровенные разговоры ему приходится вести не часто.

А едва я уже подумал, что он не раскроется, Кац заговорил:

— Всё началось двенадцать лет назад, когда я первый раз смог облегчить боль умирающему в муках пациенту. А затем я заметил свечение на пальцах во время стандартной процедуры и попробовал заживить порезы на запястьях девушке самоубийце, пытавшейся свести счёты с жизнью из-за неразделённой любви. Как вы понимаете у меня всё получилось, и я продолжил дальше экспериментировать. Одно плохо, в союзе такое не приветствуется, так что приходилось действовать втихую, практически на свой страх и риск.

— Разве? — не поверил я. — Насколько я понял у вас есть допуск и значит вы в курсе где я учился, и какие инструктора нас готовили? Я уверен на государственном уровне заинтересованы в развитии направления. По крайней мере МВД и КГБ этим точно занимаются.

— Да уж, как вы уже поняли Геннадий я много чего, знаю. По роду деятельности мне постоянно приходится не только консультировать инструкторов из научного центра Капицы, но и буквально им помогать. Однако несмотря на то что несколько лет назад всё сдвинулось с мёртвой точки, прошу не обольщайтесь. Несмотря ни на что мне не позволяет прилюдно применять мои весьма интересные умения. А все просьбы к высокопоставленному начальству из Минздрава, имеющему допуск к пресловутой секретности, приводят к тому что мне настоятельно советуют перейти работать в девятое управление КГБ СССР.

— Кремлёвская больница — проговорил я.

Док кивнул.

— Меня зовут лечить вялые члены и геморрои, заслуженных членов ЦК Коммунистической Партии.

— И что же вы не соглашаетесь. Думаю, там отношение к вам будет намного лучше, чем здесь.

— Нет уж. Снимать головную боль по вызову, у членов ЦК и подлечивать радикулит и артрит у их домочадцев, я могу оставаясь здесь. Но это точно не то к чему я стремлюсь.

— И к чему же вы стремитесь? — искренне поинтересовался я.

— Хочу заниматься тем, что делаю сейчас, то есть экстренной медицинской помощью и сложными, несовместимыми с жизнью повреждениями организма, примерно такими как были у вас или у сегодняшнего пациента.

— А что вам мешает? Ведь мне вам позволили помочь. Да и сегодня вы проявили себя на все сто.

Выслушав меня, Кац выпустил струйку дыма в форточку и отмахнулся.

— Это всё самодеятельность — проговорил он.

— Неужели в такой большой стране как СССР нет ни одного научного центра, занимающегося проблемами экспериментальной медицины и необъяснимыми явлениями во врачебной практике?

— Исследовательские центры конечно есть, академик Капица занимается несколько иным направлением, но есть смежные НИИ и их по крайней мере ещё минимум четыре или даже пять. Но большинство из них находятся в закрытых городах, куда мне все пути отрезаны, из-за моих уехавших в Израиль, не совсем неправильных родственничков. Так что в Горький-33 доктору Кацу дорога точно закрыта. А именно там находятся ведущая биологическая лаборатория СССР, занимающаяся исследованием всяческого паранормального. В специальный военный госпиталь, мне тоже никогда не попасть. Кроме этого имеется секретный отдел в академии наук, занимающейся по большей части теоретическим обоснованием экстрасенсорики, но и туда двери для меня закрыты. Да и насколько я знаю, все профильные места давно заняты.

— А академик Капица, насколько я понял он адекватный. Ведь можно обратиться к нему — на этот раз я почерпнул информацию из альтернативной версии своей памяти, постоянно выдающей по запросу всякие полезные блоки данных, словно взятые из цифрового накопителя.

— Я уже говорил, в научном центре академика решают совершенно иные проблемы, редко пересекающиеся с прикладной медициной, к тому же туда мне тоже помешает попасть моя родословная, будь она неладной.

— Артём Абрамович, а если не секрет, что с вашей родословной не так? — поинтересовался я, понимая, что док чего-то постоянно не договаривает, но так и не решается завести разговор о чём-то очень важном.

— Геннадий — это очень щепетильная тема, но отнюдь не секретная, так что я вам могу кое-что рассказать. — Док нервно затянулся, и в этот момент я почувствовал, что очень хочу сделать пару затяжек, тем более прошедшая очень напряжённая ночка как бы намекала что теперь то можно немного расслабиться. Однако, я сдержал себя от порыва и отвёл глаза от сигареты. Кац же явно заметил мои терзания и усмехнувшись, начал рассказывать. — Так вот молодой человек, я из семьи потомственных научных работников. Отец и мать ушли очень рано, погибнув в авиакатастрофе так что меня воспитывал мой родной дядечка.