Некоторое время я молча рассматривал женщину. Она еще больше разволновалась.

— Не понимаю, что это все значит? Я пришла сюда за разрешением на билет, а мне устраивают допрос. Вот же мои документы. Разве они не в порядке?

— Здесь спрашиваем мы, — прервал ее Русланов. — Как добрались до Киева?

Женщина взглянула на меня, пожала плечами:

— Спасибо, хорошо.

— Очень приятно. А каким транспортом?

— Как вас понять? — выгадывая время для обдумывания ответа, спросила Смирнова.

— Расстояние-то более двухсот пятидесяти верст, — пояснил я. — Вот нас и интересует, на чем вы прибыли. Поездом, пароходом?

— По-поездом.

Чувствовалось, что Смирнова нервничает, не понимая, к чему я веду весь этот разговор.

— Так почему же вы не использовали литера? Или решили ехать за свой счет?

Смирнова опять быстро взглянула на меня.

— Извините, но я никак не ожидала подобного разговора со мной и ошиблась от волнения. Сюда я доехала автомашиной, попутной.

— Не надо волноваться: правда всегда правдой и останется. — Я помолчал и задал новый неожиданный вопрос: — У вас есть сестра здесь, в Киеве?

Смирнова поколебалась, но твердо ответила:

— Сестры у меня нет, и в Киеве я впервые.

— Вот как? Скажите, а кто в вашей семье получил приз за красоту? В Париже?

— Я такого случая не знаю.

— А я знаю.

— Откуда?

— Вы же и говорили.

— Я?! Неуместные шутки. Я вас совершенно не знаю. Впервые вижу.

— Впервые?! А в 1915 году бывали на фабрике Ефимова?

— Вы что-то путаете!

— Того самого Ефимова, чья жена в Париже красавицей прославилась.

— Да кто же вы такой? — в тревоге уставилась на меня женщина.

— Помните, как вы хвастались, что ваша сестра, жена фабриканта Ефимова, приз за красоту получила?

— Володька? Так это…

— Да, тот самый.

— Какая встреча!..

Выяснилось, что Смирнова с подложными документами направлялась за границу. Туда в 1919 году обежал фабрикант Ефимов вместе с женой. Помимо больших ценностей Смирнова везла собранные шпионами сведения.

У нас постепенно вырабатывались правила и приемы проверки пассажиров. Мы не только изучали документы в дежурной комнате, но и направляли своих сотрудников потолкаться среди проезжающих, присмотреться к ним.

Однажды за несколько часов до отхода поезда, следующего к пограничной станции, сотрудник поста Карасев изучал собравшихся около поста людей. Его внимание привлек человек лет сорока, в форме моряка торгового флота. Тот как-то настороженно посматривал по сторонам, время от времени ощупывая боковые карманы бушлата.

«Что у него там?» — подумал Карасев и подошел к моряку:

— Здоро́во, братишка! — хлопнул он его по плечу.

Моряк вздрогнул, обернулся, испуганно уставившись на Карасева.

«Чего-то трусит», — подумал Карасев и спросил:

— Закурить не найдется?

Мужчина облегченно вздохнул, заторопился, полез в карман, но тут же выдернул руку и из другого кармана достал кисет с махоркой.

Закурили.

— Как там, — кивнул Карасев на дверь поста, — к документам здорово придираются?

— А кто его знает, — отозвался моряк. — Я сам впервой тут.

Очередь медленно продвигалась. Карасев, отойдя за угол, продолжал наблюдать за моряком. Когда подошла его очередь, он на мгновение задержался у двери поста, взглянул в сторону. Около вокзала стоял мужчина в железнодорожной форме. Карасев успел заметить, как он ободряюще кивнул моряку.

«Напарник, видно», — подумал Карасев и через другой вход вошел ко мне.

Выслушав Карасева, я предупредил дежурного Козлова, сидевшего в соседней комнате за столом пропусков.

Вошел моряк.

— Предъявите документы, — потребовал Козлов.

— Есть предъявить документы! — по-военному четко отрапортовал моряк.

Козлов взглянул на него.

— Цивильный, а, как служака, тянешься, — сказал он.

— Пять лет перед их высокоблагородием на флоте тянулся, — отозвался моряк.

Я обратил внимание, что держится он как-то не совсем естественно, в голосе звучат наигранно бодрые нотки.

Козлов внимательно прочитал документ и передал его мне. Это было отпускное свидетельство военно-кооперативной организации Кронштадтской крепости.

— Откуда следуете? — спросил я.

— Из Кронштадта, — быстро выпалил моряк.

— А по какой надобности хотите ехать в погранзону?

— По надобности служебной.

— Интересно, — протянул я. — Судя по документам, вам надо ехать в совершенно противоположную сторону.

— Как так в противоположную?

— Очень просто. Здесь черным по белому написано: «Предоставлен кратковременный отпуск…»

— Отпуск?! — моряк в ужасе уставился на меня.

— Так точно, отпуск. И далее сказано:, «…сроком до 20 сентября». А сегодня уже 21-е, и вам надо быть в Кронштадте.

Матрос зверем оглянулся и ринулся к дверям. Но на пути его встал Козлов.

Преступника подвели нервы. Готовясь к встрече с чекистами, он отложил нужный документ в один карман, а остальные — в другой. И все время ощупывал карманы, чтобы не ошибиться. Но, волнуясь, все перепутал.

Задержанного провели в мою комнату. Здесь находился работник киевской речной гавани, пришедший сюда по делам. Увидев моряка, он отозвал меня в сторону и тихо сказал:

— Я этого типа сегодня утром на пристани видел. С ним еще какой-то железнодорожник был.

— Железнодорожник? — заинтересовался я, вспомнив доклад Карасева. — Очень хорошо.

Я послал сотрудников поискать железнодорожника. Во главе с Карасевым они прочесали вокзал, площадь, прилегающие улицы, но железнодорожника того нигде не оказалось.

Тем временем моряка подвергли тщательному обыску. В правом кармане бушлата обнаружили командировочное предписание на ту же фамилию и еще на двух лиц. Кроме того, из-под подкладки фуражки изъяли чистые бланки с угловым штампом и круглой печатью.

— Запасливый, — улыбнулся Козлов.

Мы приступили к предварительному допросу.

— Так вы в отпуске или в командировке? — спросил я.

— В отпуске был раньше, а теперь в командировке, — изворачивался матрос.

— К южной границе?

— Да, на юг.

— С каким заданием?

— Скот заготовлять.

— Понятно. А где же ваш напарник?

— Какой напарник? — пожал плечами моряк. — Нет у меня никакого напарника. Я один.

— Один? А… железнодорожник?

Матрос растерянно молчал.

— Не хотите говорить, не надо. Запросим Кронштадт. Нам это недолго. А пока отправим вас в ЧК.

— Не надо в ЧК, — взмолился матрос.

…В 6 часов вечера группа оперативных работников вместе с задержанным отправилась по железнодорожным путям к товарной станции. Около одного из домов моряк остановился.

— Здесь, — показал он, — на втором этаже.

— Что-то он темнит, — с сомнением проговорил Карасев. — Тут Иван Степанович живет, я его хорошо знаю — потомственный железнодорожник. Он с такими подонками якшаться не станет.

— А мы у него комнату на несколько дней сняли, — пояснил моряк.

Оставив двух чекистов на улице, мы поднялись на второй этаж.

— Стучись, — сказал я Карасеву.

Дверь открыл Иван Степанович. Узнав Карасева, он молча отступил в сторону, пропуская нас в квартиру.

— Где квартирант? — тихо спросил Карасев.

— Там, — показал хозяин на дверь соседней комнаты.

Карасев молча взглянул на меня, я кивнул. Чекист, вынув наган, решительно шагнул к двери и распахнул ее. Прижавшись к стене, около открытого окна стоял «железнодорожник».

— Руки вверх! — приказал Карасев.

С улицы донесся тихий свист. Я высунулся в окно. Там стоял чекист.

— В чем дело?

— Из окна револьвер выброшен.

Обыск задержанного и помещения ничего не дал.

— А где же третий?

— Какой третий?

— В командировочном предписании трое значатся.

— Трое их тут и остановилось, — подтвердил хозяин.

— Где третий? — спросил Карасев.